Собор - Измайлова Ирина Александровна (е книги TXT) 📗
— Элиза Эмильевна меня послала, — ответил Алексей. — Спрашивает, не поедете ли вы с ней сегодня в Петергоф? Вы вроде рано освободиться собирались.
— Какой еще Петергоф? — пожал плечами архитектор, — На ночь глядя? Хорошо, ты скажи, я еще не знаю… Может, и уйду раньше.
В это время из-за угла шлифовальни показался Джованни Карлони.
Едва взглянув на его физиономию, суховатую, с быстрыми и нахальными черными глазами, Монферран пришел в бешенство. Он широким шагом пошел навстречу итальянцу, и когда тот остановился и на скверном французском пробормотал: «Доброе утро, мсье!» — желая поскорее обойти начальника, Огюст преградил ему дорогу:
— Доброе утро, Карлони. Чем вы заняты, позвольте вас спросить?
— Ничем, мсье, — ответил каменных дел мастер.
— То есть как это, ничем? — голос архитектора дрогнул, выдавая ярость. — Вам что, делать нечего? Я вам два дня назад велел приготовить партию блоков для закладки в западный котлован. Ну и что там?
— Там место еще не выровняли, — пожал плечами Карлони. — Некуда класть блоки. А надо их положить к самому котловану, не то потом опускать трудно будет.
— А кто выравнивать место должен, а? — уже совсем резко спросил Монферран. — Дать распоряжение землекопам должны были вы. Или у вас там что-то не в порядке?
Карлони еле заметно переменился в лице, взгляд его забегал, он смущенно поглядел себе под ноги, но тут же оправился.
— Что может быть не в порядке, сударь? — спросил он по-русски, ибо русский язык знал отлично, куда лучше французского, и говорить предпочитал на нем. — Все там в порядке, но земляные работы не мое дело. Сами распоряжайтесь.
— Что?! — взвился Огюст, потеряв всякое равновесие. — Не ваше дело?! А воровать гранит со строительства — дело ваше, с-сударь мой?!
Позади них топтались привлеченные шумом люди. Подошли несколько рабочих, два-три мастера. Среди них был и Савин, которого, похоже, весьма радовала спровоцированная им стычка. Он одинаково терпеть не мог ни Карлони, ни Монферрана.
Каменных дел мастер съежился, сразу сделавшись совсем маленьким, ибо он и так был невелик ростом, да еще и изрядно худощав. Его лицо побледнело, но одновременно приняло какое-то крысиное выражение, он только что не оскалил зубы.
— Вы… не можете предъявлять мне обвинений! — кривясь и дергаясь, пробормотал он. — Вы… и никто… никто… не мог такого видеть! Как вы смеете?
— Я как смею?! — вскричал архитектор. — Ах вы… А кто унес брезент для того, чтобы им прикрывать на телегах ворованное, а? Я ведь все равно узнаю, сколько вы украли и кому продали, учтите! Хватит вашего воровства! А работу извольте сегодня сделать, не то я не потерплю вас у меня на строительстве! Ясно вам?
Он повернулся и пошел прочь, чтобы не давать больше воли своей ярости. За ним кинулся Алексей.
Когда они отошли на десяток шагов, каменных дел мастер поднял покрывшееся потом лицо к столпившимся в сторонке злорадно улыбавшимся рабочим и прошептал:
— «У меня на строительстве!» Ишь ты! Проворовался, а на других валит! Да еще, может быть, и тебя самого здесь скоро не будет!
Но Карлони совершенно упустил из виду, что начальник строительства великолепно слышит.
В два прыжка Монферран вернулся назад и вновь встал против Карлони. Задыхаясь, глотая слова, он крикнул:
— Пов-то-ри-те, что вы сказали?!
Бешенство, написанное на его лице, привело мастера в ужас. Он и так-то был до предела напуган.
— Я… я ничего не говорил! — выдохнул итальянец. — Вам послышалось.
Эта ложь была последней каплей. Кровь ударила в голову Монферрану, и он уже не закричал, а взревел:
— Мер-р-р-завец!!!
Трость в его руке взлетела словно сама собою. Карлони не успел заслониться и с пронзительным криком упал, сбитый с ног сокрушительным и точным ударом.
Останься он лежать, Монферран, наверное, не ударил бы его во второй раз, но итальянец, визжа, тут же вскочил, собираясь бежать, и тогда трость вновь обрушилась на него, хлестнула по плечам, потом по голове.
— Помогите! — завопил Карлони. — Спасите! Он убьет меня!
— Август Августович! Постойте! Господь с вами!
Алексей, очнувшись от мгновенного оцепенения, кинулся к Огюсту и, рискуя угодить под трость, схватил его за руки.
— Поди прочь! — Огюст рванулся, но ничего не мог поделать против богатырской Алешиной силы. — Прочь, я сказал! Как ты смеешь?! Пусти!
Воспользовавшись мгновением, Карлони, растрепанный, с окровавленным лицом, кинулся было бежать, но споткнулся и растянулся плашмя прямо посреди одной из бесчисленных луж.
Монферран отшвырнул наконец от себя Алексея и встал над итальянцем, стискивая трость, содрогаясь от омерзения, презирая в это мгновение и Карлони, и самого себя. Себя, кажется, больше.
Переводя дыхание, он обернулся. Позади него топтались, остолбенело глазея на происходящее, уже человек двадцать рабочих и мастеров.
— Вон отсюда все! — крикнул Огюст. — Нечего глазеть — вы не в цирке! Ступайте работать! А ты, негодяй, — тут взгляд его вновь упал на скорчившуюся в грязи фигуру Карлони, — а ты отправляйся сию минуту к котловану, и боже упаси тебя хоть на час задержать исполнение работы! Чтоб завтра же плиты были готовы к укладке, или я тебя выгоню с такими рекомендациями, что в Петербурге ты себе никакой работы не найдешь! И за все, что ты тут наворовал, заставлю заплатить!
С этими словами он переломил свою трость ударом о колено, отшвырнул обломки и, повернувшись на каблуках, пошел к западному котловану.
Этот день прошел бестолково и пусто. На строительстве все время что-то срывалось, не получалось, мастера бранились между собой и жаловались друг на друга архитектору, а в полдень на пристани при выгрузке гранита переломилось бревно, по которому спускали с баржи гранитную глыбу, и глыба, сорвавшись, убила двоих рабочих.
— Из чего бревна? — спросил Монферран, когда ему доложили о происшествии.
— Сосновые, — последовал ответ.
— Заменить дубом, — коротко распорядился архитектор.
— Так ведь опять же, Август Августович, неприятности будут, — уныло возразил командовавший разгрузкой мастер Журавлев. — Опять отпишут чиновные Головину, что лишнее тратится, дорогой материал идет…
— А мне плевать, кто, кому и что отпишет! — закричал Огюст. — Дерево хотите спасать, а люди пускай шеи ломают?! Делайте, что вам сказано, или идите…
И далее с уст начальника строительства слетела фраза, от которой пожилой мастер, видавший виды саратовский мужик, подскочил на месте, а потом, вытянув руки по швам, покраснев до самых седеющих волос, выдохнул:
— Слушаюсь, ваша честь! Все будет сделано!.. Я — мигом! — И, повернувшись волчком, ринулся к причалу.
Огюст и сам не мог потом вспомнить, где и когда запомнилось ему это потрясшее Журавлева выражение. Смысла его он не знал, и вероятно, если бы ему перевели эту фразу, он бы тоже покраснел.
Настроение архитектора оставалось скверным. Безобразная сцена возле шлифовален вспоминалась ему снова и снова, и он думал:
«Стыдно… Ах как стыдно! И кого отлупил-то? Мелкую дрянь! Поди-ка поколоти палкой графа Головина или ступай к царю и скажи, что из-за его дури строительство вот-вот встанет и что Головин — неуч и дурак. А? Не можешь? Хорош!»
Домой он пришел рано, но ехать в Петергоф, конечно, уже не имело смысла. Элиза была немного расстроена этим, и Огюст, не в силах сдержаться, сорвал свое раздражение и на ней.
— Некогда мне, мадам, любоваться фонтанами! — воскликнул он сердито. — У меня черт знает что на службе и на строительстве, и я не знаю, как со всем этим разобраться, а ты думаешь только о своих развлечениях! Скучно тебе? Изволь же — у тебя теперь приятельниц полно, ходи к ним, а не то заведи поклонника, гусарика какого-нибудь!
— А ты будешь опять сходить с ума от ревности? — тихо, опустив голову, спросила Элиза.
— Мне теперь и это некогда! Не-ког-да, мадам! — он чуть было не швырнул на пол чашку, но, сдержавшись, ткнул ее на стол, так что темные капли разлетелись по скатерти. — Мне не до упреков и не до сцен! Понимаешь? Я не силой привез тебя сюда, ты сама приехала!
