Гладиаторы - Ерохин Олег (книги серия книги читать бесплатно полностью .txt) 📗
Как это нередко бывает, в представлении римлян певец со временем воплотился в, символ того, о чем он пел, символ (а для людей с развитым воображением — олицетворение) римской доблести, что, конечно же, не могло понравиться Калигуле.
Однажды император, прослушав в театре выступление Квинта Плантия, как только певец закончил, предложил ему станцевать что-нибудь под веселый барбитос или флейты («У такого артиста наверняка не только голос ловок, но и ноги», — сказал при этом Калигула.) Квинт Плантий, по-видимому, увлеченный (или упившийся) собственной песнью не менее, чем зрители, молча покинул подмостки. Это было величайшим оскорблением цезаря — нарушением приказа его… Калигула не стал долго раздумывать — он повелел выйти на сцену флейтистам, прицепить, для смеха, Квинту Плантию кожаный фаллос (который был одним из обычных атрибутов комедиантов того времени) и заставить его танцевать, хотя бы палками. Все тотчас же было исполнено — несколько отрезвляющих ударов, и Плантий запрыгал по сцене, тряся забавной безделицей.
С тех пор так и повелось — выступления Квинта Плантия заканчивались непристойным танцем, что не оставляло и следа от их очарования. Калигула был доволен, растоптав очередное достоинство, ведь один из способов стать величественным — это ниспровергнуть чье-то величие (однако при этом завоеванная грандиозность обращается не в высь, но в бездну). Для римлян же — тех, кто почище, — кифаред Квинт Плантий словно умер, правда, на земле осталась его тень, выплясывающая на его могиле…
— А вот и Плантий наконец-то пожаловал, — насмешливо произнес Калигула. — Негодник, я ожидаю тебя с самого утра!
— Я торопился, государь… — принялся виновато оправдываться певец, но Калигула перебил его:
— Торопился?.. Уж не хочешь ли ты этим сказать, что в спешке что-то позабыл? Кифара, вроде, с тобой, твой кожаный набедренник хранится у меня (у меня он не пропадет, будь спокоен!)… Может, ты растерял по дороге свои напевы?
— Нет, цезарь, я…
— Ну так давай, приступай! (Калигула не собирался мерить глубину своего терпения выслушиванием оправданий.) Напой для начала мне хотя бы что-то из Вергилия, а уж потом можешь бормотать свои вирши!
Квинт Плантий взял кифару в левую руку, ударил по струнам изящным плектром и запел. В воздухе стали возникать образы соразмерные, сияющие, загадочные… Звуки рождались и умирали, таинство жило.
Тем временем Сарт все еще лежал под ногами у Калигулы — император, увидев Плантия, словно забыл про него.
«Хорошо еще, что Калигула не велел мне убираться прочь тогда бы мне пришлось действовать впопыхах, не раздумывая, — пронеслось в голове у Сарта. — Однако у меня все равно не так уж много времени, так что, раздумья, поторопитесь! А ну-ка подскажите, как мне достать из-под ковра, придавленного императорским креслом, свой нож?»
Сначала, до прихода певца, египтянин рассчитывал на то, что Калигула, отпустив певичек и флейтисток, придаст комнате обычную симметричность, то есть, другими словами, поставит свое кресло так, как оно обычно стояло: на мраморе пола, а не на ковре. Но принцепс, увы, не догадался поступить согласно его, Сарта, желаниям, так что же ему теперь оставалось делать?.. Ждать, пока уйдет и Квинт Плантий?.. А что, если Калигула все равно не уберется с ковра?.. Значит, оставалось одно…
Сарт крепко сжал руками плотный ворс ковра и бросил быстрый взгляд на Калигулу — император сидел отрешенный, погрузившись в мир песни, полуприкрыв глаза… Сарт резко дернул ковер на себя.
Императорское кресло шатнулось и с грохотом упало, вместе с ним повалился на пол и Калигула. Египтянин быстро откинул правый угол ковра, под которым должен был лежать его нож… Ножа не было — Фесарион подвел его!
В этот момент в комнату Муз ворвались четверо преторианцев вместе со старым Тиниссой — видно, они расслышали шум падающего кресла. Тинисса тут же кинулся к императору (к его радости, Калигула, разумеется, был жив), а преторианцы принялись за императорских подданных — они прижали к полу и Сарта, и Плантия, приставив мечи к их спинам.
Калигула поднялся, потирая ушибленный бок.
— А ты, Плантий, оказывается, не только трус, но и злодей, — зловеще проговорил он. — Да еще и хитрец к тому же. Но только боги, которые охраняют меня, поумнее тебя…
Квинт Плантий молчал.
— Залейте его ядовитую глотку свинцом, — бросил Калигула преторианцам. — Я наслушался его песен — пусть теперь поет у Плутона!.. А ты, Тинисса, проследи за всем — потом расскажешь мне, как шипел его язык!
— А что делать с этим? — Тинисса кивнул на Сарта.
— А этот останется пока у меня. Все, идите.
После того, как преторианцы и Тинисса ушли со своею жертвой, Калигула принялся расхаживать по комнате, что-то бормоча себе под нос. Сарт прислушался и приподнял голову — император вертел в руках фигурку какого-то крылатого божка вроде Амура, блестевшую серебром; ноги Амура (если это, конечно, был он) плавно переходили в заостренный штырь.
«Надо же, что придумал этот Квинт Плантий, — разобрал Сарт. — Прицепить эту штучку к кифаре, словно украшение, и пронести сюда! (Калигула поднес вещицу к своим глазам.) А сделано-то как!.. Надо приказать Каллисту — пусть разыщет мастера, который делал это. Не может быть, чтобы мастер не знал, для чего Плантию это нужно!.. А Плантий-то, оказывается, меток, нечего сказать! И кто бы мог от него это ожидать?!»
Тут-то Сарта обожгла мертвящей молнией догадка.
«Так вот, оказывается, почему за мгновение до того, как я дернул ковер, Плантий перестал петь!.. За мгновение до того, как я дернул ковер, Плантий запустил в Калигулу этим самым заостренным божком, который был приделан к кифаре, словно украшение, поэтому-то ему и удалось пронести его! Плантий метнул свое оружие, целя в Калигулу (наверное, в глаз или в шею), но не попал — я дернул за ковер, и Калигула упал, избежав его мести! — В глазах египтянина потемнело, какие-то отблески заплясали перед ним — то пузырился расплавленный свинец. — Я хотел убить Калигулу, но я спас его — я помешал тому, кто чуть было не убил его, я помешал Квинту Плантию, я убил Квинта Плантия!..»
Сарт со стоном припал головой к ковру — император внимательно посмотрел на него.
— Ты, я вижу, верен мне, — медленно проговорил Калигула, по-видимому, убежденный в том, что Сарт только потому и дернул за ковер, что хотел этим самым спасти его. — За это я прощаю тебе Хрисиппу, можешь из ее шкуры сделать себе накидку. Только смотри, чтобы вслед за ней не перемерли другие львы, а не то придется тебя самого посадить в клетку — будешь вместо львов грызть моих ослушников!.. Ну все, убирайся!
Сарт, спотыкаясь, вышел из императорских покоев и, пошатываясь, поплелся в свою каморку. Добравшись до нее, он сразу же повалился на ложе, зажав уши (отовсюду египтянину слышались крики Квинта Плантия, обжигаемого свинцом).
Сарт пролежал так то ли час, то ли вечность — мука души не имеет временной размеренности. Привело же его в себя чье-то осторожное касание. Сарт оглянулся — рядом с ним стоял Каллист.
— Да, мой друг, сегодня ты прославился! — произнес грек язвительно. — Я же не раз говорил тебе, умолял без моего ведома не соваться туда, куда не следует, но нет же, ты, видите ли, не доверяешь мне!.. Правда, должен признаться, я тоже в последнее время не очень-то доверял тебе: почему-то Калигула все более охладевает ко мне, и я никак не могу докопаться, кто же это обдает императора холодом от моего имени. Вот поэтому-то я и не помешал тебе сегодня, чтобы убедиться наверняка, тот ли ты, за кого себя выдаешь:
— Не «помешал» мне?.. О чем это ты говоришь? — с непонимающим видом спросил египтянин.
Каллист снисходительно улыбнулся, словно прощая Сарту его глупое притворство.
— Да о твоих ковровых делах — о чем же еще! Разумеется, я имею ввиду не твое спасение Калигулы, надеюсь, невольное (вся эта история с Квинтом Плантием явилась такой же неожиданностью для меня, как и для тебя). Я говорю о твоем желании прирезать Калигулу ножом, который должен был дожидаться тебя под ковром, не так ли?.. (Удивление египтянина осведомленностью Каллиста все больше росло, и это не скрылось от внимания последнего.) Да-да, под ковром — разве я не прав?.. Фесарион — давний мой приятель — надоел мне своими доносами на тебя — уж больно ты настойчив!.. Ты пообещал Фесариону свободу — он, конечно, не прочь получить ее, но он рассчитывает получить ее из моих рук, служа мне. Согласись, это куда более надежный и безопасный путь, нежели тот, который ты так усиленно навязывал ему!
