Король холопов - Крашевский Юзеф Игнаций (книги без сокращений .TXT) 📗
Но это не могло свершиться без расследования дела и исполнения некоторых формальностей, которые, по меньшей мере, несколько дней должны были продолжаться.
Кохан имел своих шпионов в епископстве так же, как и Бодзанта имел своих в замке. Следили друг за другом, одна сторона доносила на другую, обостряя борьбу, которая было затихла, но теперь с новой силой разгорелась; Рава хотел ее продолжить, как можно дольше.
Тюрьма, расположенная недалеко от двора епископа, тщательно охранялась, хотя в ней редко помещались такие важные преступники, которых приходилось особенно стеречь. Здание было деревянное, и одна стена выходила к улице; легко было под нее подкопаться.
Король с ксендзом настоятелем поехали на охоту; Кохан остался. У него теперь не было таких искусных и преданных людей, как оба Задоры, но он не хотел жалеть королевских денег для своей затеи. Он мог получить городских слуг через посредство Вержинека.
После первого допроса бичевников отвели в тюрьму, где их оставили в ожидании суда над ними. Причетнику Сивеку удалось, обещая полное признание, выпросить, чтобы его перевели из тюрьмы и отдали на поруки судебному писарю.
Черный вождь остался один в тюрьме.
На третий день после ранней обедни к епископу явился смущенный капеллан.
Бодзанта, окинув его взглядом, произнес:
– Необходимо покончить раз навсегда с бичевниками, пока все еще свежо в памяти. Легко будет доказать им их ересь и приговор надо будет объявить публично.
– Но не будет объекта, над кем его исполнить, – прервал капеллан, качая головой.
– Каким образом? – воскликнул Бодзанта. – Ведь два главных вождя в наших руках.
– Были, – докончил епископ.
Епископ изумился.
– В эту ночь зачинщик сделал подкоп в тюрьме и убежал, – сказал ксендз, – а второй, отданный под охрану писаря, пошел воды напиться и как в воду канул.
Епископ страшно разгневался. Послали за теми, которые были обязаны стеречь заключенных, и произвели им допрос. Было очевидным, что какая-то невидимая рука пришла на помощь бичевникам. Яма не могла быть выкопана в течение одной ночи и одним человеком. Кучки земли указывали на то, что подкоп был произведен снаружи.
Пришли им на помощь братья бичевники, скрывавшиеся в Кракове, или кто-нибудь другой? Кто дал приют причетнику, убежавшему среди бела дня? Епископ хотел придать анафеме сообщников и потворствующих еретикам.
Между тем Кохан вовсе не скрывал того, что приютил в королевском замке двух беглецов из тюрьмы епископа.
Когда король возвратился с охоты, фаворит смело с веселым лицом предстал перед ним. Он не признался в помощи, оказанной им бежавшим узникам, а лишь доложил Казимиру о том, что дал приют в замке людям, просившим об этом.
Король похвалил его за это движение головы.
Лишь только весть об этом разнеслась по городу, услужливые слуги сообщили ее епископу.
Можно себе представить, с каким гневом епископ Бодзанта принял это известие. Он себя утешал только тем, что у него в руках новое и тяжкое обвинение против короля, и что он сумеет обвинить Казимира перед папой как покровителя ереси.
Кохану оставалось только сплавить куда-нибудь этих ненужных ему гостей, чтобы они не попали опять в руки епископа.
Он лично их еще не видел. Черный вождь был помещен в комнате при челяди, а товарищ его, опасаясь быть с ним вместе, выпросил, чтобы его отдельно поместили. Зайдя в комнату беглеца, он нашел его в одежде, которой его снабдили в замке и с капюшоном на голове, закрывавшем его лицо. Хотя он не мог рассмотреть черты лица, но при виде этой фигуры он был поражен сходством, которое он еще раньше издали заметил, между этим человеком и другим, которого он когда-то знал и припомнить себе не мог. Незнакомец, подобно тому, как и на допросе у епископа, и в тюрьме, казался и здесь совершенно равнодушным к своей судьбе.
Кохан спросил его, как он намерен поступить. Он в ответ пожал лишь плечами.
Фаворит короля был недоволен, что не получил никакой благодарности за оказанную помощь. Сидевший даже не встал при его входе.
Низко опущенный капюшон увеличивал любопытство Равы.
– Мы вам помогли освободиться из рук епископа, – произнес Кохан, –который не имел бы к вам сострадания. Кто знает? Может вы и жизнью поплатились бы.
– Жизнью? – пробормотал черный вождь. – А жизнь это что? Умереть ведь надобно…
Он говорил медленно, насмешливым тоном: голос его казался знакомым.
– Кто ты такой? – спросил Кохан, приблизившись к нему.
– Человек; поэтому я должен умереть так же, как и ты, – равнодушно ответил бичевник.
– Если ты хотел нести наказание за свои грехи, – отозвался Кохан, –то значит, жизнь в твоих глазах имеет какую-нибудь цену. У тебя будет время для того, чтобы каяться.
Черный вождь ничего не ответил. Кохану было досадно, и он начал терять терпение.
– Куда же ты думаешь направить свои стопы? – спросил он.
– В свет, искать таких же, как я, и идти дальше, призывая грешников к покаянию.
– Вас схватят.
Кающийся пожал плечами.
Не добившись от него ответа, раздраженный его сопротивлением, Кохан, пробормотав что-то, ушел, стукнув дверьми.
Когда Казимир собирался вечером лечь спать, Кохан начал ему рассказывать о своем свидании и о разговоре с вождем бичевников. Король был очень заинтересован этим рассказом.
– Кто же этот человек? – спросил Казимир.
– Он не желает ни показать своего лица, ни сказать что-нибудь о себе, – произнес Кохан, – а я присягнул бы, что его где-то видел и слышал его голос…
Казимир задумался и, лежа уже в постели, позвал обратно уходившего фаворита.
– Кохан! Я должен увидеть этого человека.
Рава энергично этому воспротивился.
– Ваше величество, это зрелище не для вас, – произнес он. – Оно вас не развеселит, а печали у вас и так достаточно. Вы от него ни слова не добьетесь.
– Я? – спросил король. – Я?
– Он дикий.
– Я хочу видеть дикого, – повторил Казимир.
Рава ничего не ответил и ушел. Он полагал, что король забудет о своей фантазии, а он тем временем сплавит бичевника из замка. Но на следующее утро король два раза настойчиво напомнил ему о том, что он должен увидеть этого человека.
Когда Казимир так настойчиво проявлял свою волю, Рава не смел ему противоречить.
Король приказал Кохану, чтобы вечером он его проводил к таинственному кающемуся.
Опасаясь, что дикий человек, не зная в лицо короля, может его принять так же, как и Кохана, и желая этого избегнуть, Рава побежал к нему, чтобы предупредить его, что добродетельный и милосердный король желает его видеть.
– Зачем? – произнес он. – Король мне не нужен, и я ему тоже не нужен; мой король теперь на небе, я его одного знаю… Тот, который когда-то был моим королем, убил мою семью, обесчестил мою сестру, убил отца, присудил к изгнанию весь мой род…
Говоря эти слова, он встал, приподнял капюшон и Кохан с ужасом увидел лицо Амадея, брата Клары, вид которого когда-то напоминал королю о самых тяжелых минутах его жизни и служил как бы предвестником несчастья.
Кохан испугался и хотел немедленно побежать к Казимиру, чтобы не допустить этой встречи, но в сенях послышались шаги. Дрожавший Рава преградил дорогу королю.
– Ваше величество! Вам нельзя видеть этого человека.
Выражение лица фаворита, вместо того, чтобы напугать Казимира, возбудило еще больше его любопытство. Он насупился.
– Пусти меня, – крикнул он грозно, – пусти!
Кохан упал перед ним на колени.
– Я не пущу вас! – воскликнул он, хватаясь за одежду короля.
Но Казимир вырвался из его рук и, направившись смелыми шагами к дверям, открыл их. Черный вождь сидел, опираясь на руку, с закрытым лицом, и при входе короля не поднял головы.
Казимир хлопнул его по плечу.
– Встань, говори, кто ты такой? Я хочу видеть твое лицо.
Вздох вырвался из уст сидевшего; он выпрямился и, худой черной рукой откинув капюшон, встал, не говоря ни слова; король, узнав его, побледнел и отодвинулся на шаг.
