Заговоренный меч - Есенберлин Ильяс (мир бесплатных книг TXT) 📗
— И все же разве только война разрешает споры между народами?.. У нас говорят, что «теплым словом даже змею можно вызвать из норы». Не верю я, что нельзя найти общий язык с детьми моей дорогой сестры Аккозы!..
Молча слушавший этот разговор хан Джаныбек резко поднял голову:
— С детьми — не знаю… Но найти общий язык с Абулхаиром — это значит дать ему выпить всю свою кровь до капли!
— Но Мухаммед-Шейбани или Султан-Махмуд не станут пить кровь нашего Касымжана! — твердо сказала Жахан-бике. — Они дали в этом клятву своей матери, когда лежала она на смертном одре!..
Хан Джаныбек с удивлением посмотрел на нее. Он впервые слышал об этой клятве.
В прошлом году, в начале осени, после празднества, устроенного купцом аль-Тарази, Аккозы приехала в Яссы, чтобы в мечети заказать специальную молитву и принести положенные жертвы во спасение своих двух сыновей от дурного глаза и болезней. В виде подаяний ханум раздала муллам, мюридам и убогим десять кип шелка и бархата, две арбы урюка и изюма, принесла в качестве жертвы сорок баранов, пять упитанных нежеребых кобыл и только после этого возвратилась в свой шатер. Войдя туда, она свалилась без чувств и больше не могла подняться…
Приглашены были различные знахари и волхвы. Они спорили, пререкались друг с другом, но так и не смогли определить род болезни, постигшей ханум в святом городе.
Когда Жахан-бике, извещенная отцом, приехала в Яссы, Аккозы была уже при смерти. В иссохший скелет превратилась одна из первых красавиц Абулхаировой Орды в течение одной недели. Жахан-бике, увидев сестру в таком состоянии, бросилась к ней и не могла сдержать рыданий. Аккозы едва слышно прошептала:
— О сестра… Мне не хочется предстать на том свете с грузом грехов!..
— Что же ты хочешь? — тихо спросила Жахан-бике.
— Я знаю некоторые тайны и хочу поведать их тебе, но только наедине. Не сможешь ли беречь их как собственную душу?..
— Зачем ты говоришь так, Аккозы?.. Разве твоя тайна не моя тайна? Разве не примчалась я к тебе по первому твоему зову?
Аккозы сжала ей руку и попросила выйти всех посторонних.
— Говори, мы одни! — сказала Жахан-бике.
— В моей смерти никто не виновен, кроме меня самой!.. Она говорила через силу. — Наверно, и до вас докатились сплетни, распространяемые обо мне. Ты знаешь, какую клятву дала я на хлебе и Коране после вести о смерти батыра Орака. И вот Орак оказался жив, а любовь оказалась сильнее его нынешнего уродства и сильнее шариата. Я дважды встречалась с моим несчастным батыром. Не могла я запятнать честь моих сыновей и выпила зелье, приготовленное одним знахарем… Вот и все!..
Тут же по просьбе умирающей приглашены были ее сыновья Мухаммед-Шейбани и Султан-Махмуд. Они искренне любили мать и сидели притихшие, испуганные.
— Дети мои! — сказала она, взяв их за руки. — Я покидаю вас… А перед уходом хочу просить исполнить одно мое желание…
Жестокосердый и решительный Мухаммед-Шейбани вдруг заплакал, за ним заревел и юный Султан-Махмуд. Мать гладила их по голове слабеющей рукой, пока они не притихли.
— Выслушайте мою просьбу!.. — У Аккозы словно вдруг прибавилось сил, и она приподнялась на локте. — Вот моя дорогая сестра Жахан. Когда-то вместе с нею нас привезли из далекого Тарбагатая на чужбину. Может быть, потому, что были мы здесь совсем одни среди чужих людей, но мы всегда оставались родными друг другу. Сколько бы ни враждовали наши мужья и наши отцы, ничего, кроме глубокого родственного чувства, не питали мы одна к другой. И теперь, я требую от вас никогда… вы слышите… никогда не поднимать мечь на ее сыновей, и прежде всего на султана Касыма, который рано или поздно станет казахским ханом!..
Братья сидели ошеломленные и не знали, что им говорить.
— Да, она возьмет ту же клятву с Касыма, и горе будет тому из вас, кто нарушит ее!.. — Аккозы показала пальцем на небо. — Материнское проклятие оттуда равноценно божьему проклятию!.. О, я знаю, что в вас течет ханская кровь и жестокость к людям гнездится в ваших сердцах. Здесь уж я бессильна что-либо изменить. От прадедов на вас это проклятие. Но не смейте поднимать руку на брата своего Касыма, если не хотите совершить смертный грех. Дайте клятву мне в этом на Коране!..
Она вынула из-за занавески Коран и пшеничную лепешку, подала сыновьям. Они поцеловали хлеб и книгу, принялись вслед за матерью читать молитву…
В тот же день Аккозы отошла в иной мир. Все вокруг плакали, потому что искренне любили ее. Даже Абулхаир не мог отказать ей в высоком благородстве.
Оба юноши — Мухаммед-Шейбани и Султан-Махмуд — проводили тетку Жахан далеко в степь и при расставании молча склонились перед ней, словно подтверждая свою клятву матери. У Жахан-бике осталось теплое чувство к ним, на них перенесла она любовь к сестре.
Об этой клятве рассказала она сейчас мужу и сыну.
— Ладно, раз дана клятва, пусть будет так! — жестко сказал хан Джаныбек. — Мы не из тех, кто нарушает данное слово. Пускай дружат хоть всю жизнь Мухаммед-Шейбани и наш Касым. Рано или поздно, но именно Мухаммед-Шейбани займет трон Абулхаира, а Касым — мой наследник. Был бы неплох в будущем союз между ними. Однако будет ли так?..
Человек на ханском троне чувствует себя словно верхом на огнедышащей гидре. Чтобы она не проглотила его самого, он должен порой кормить ее мясом отца или единственного сына. Во все времена только так расплачивались люди за власть над другими людьми. И боюсь, что придется нашему Касыму отбиваться от того же Мухаммеда-Шейбани, несмотря ни на какие клятвы. Знаю я эту Абулхаирову породу!..
— Нет, он дал клятву матери и никогда не выступит первым против Касыма! — стояла на своем Жахан-бике.
— Давая тогда клятву, твои милые племянники еще не знали, для чего вообще служат всякие клятвы у ханов! — Джаныбек криво усмехнулся. — Язык у хана лишь для того, чтобы умело скрывать мысли. Допустим, что Мухаммед-Шейбани и Султан-Махмуд действительно не станут трогать Касыма. А как быть, если один из них друг пронзит своим копьем Адика или Камбар-батыра, которые не являются твоими сыновьями, но тем не менее приходятся Касыму братьями?..
Жахан-бике была в растерянности. А что, если случится так, как говорит Джаныбек, и она потеряет из-за этой клятвы своего Касыма? Кто знает, какими сделаются в будущем эти Абулхаировы внуки, которых родила ее сестра? И вправе ли Касым не мстить за братьев?..
Она резко вскинула голову:
— Что же, в таком случае… — Твердость появилась в ее голосе. — В таком случае — кровь за кровь! Султан Касым обязан отомстить за смерть братьев, не дай Бог всем нам дожить до этого! Он убьет самого Абулхаира, срубит головы многочисленным его сыновьям. Но повторяю: пусть никогда мечи моего сына и сыновей моей сестры Аккозы не коснутся друг друга. Это может произойти лишь в том случае, если они нападут на него первым. Требую, чтобы он поклялся мне в этом. И если он не исполнит клятвы, я до конца своих дней буду брызгать в небо своим материнским молоком в знак проклятия!
Будто острый кинжал вонзился в сердце султана Касыма от этих слов. Он вскочил, встал перед матерью на одно колено, вынул из ножен меч, приложился к нему лбом и поцеловал острие.
— Клянусь тебе, мать! — закричал он. — Клянусь тебе, мой меч, не вынимать тебя первым из ножен против братьев моих Мухаммеда-Шейбани и Султан-Махмуда! А если нарушу эту клятву, то пусть ослепну от молока собственной матери!..
Жахан-бике взяла меч из его рук и тоже поцеловала острие, скрепляя клятву сына.
— О сыновний меч, коль овладеет тобой жажда братской крови, то вонзись в мое сердце, минуя Мухаммеда-Шейбани и Султан-Махмуда! — тихо сказала она. — Но если они нарушат клятву, то и тогда не жалей меня, ибо ничего нет радостнее для матери, чем умереть вместо сына!..
Хан Джаныбек молча слушал и размышлял. Он и раньше знал, что Касым страстно любит свою мать, но только теперь ему открылась вся глубина этой любви и сыновнего уважения.