Погоня на Грюнвальд - Тарасов Константин Иванович (читать книги онлайн бесплатно полные версии .txt) 📗
Полки Семена Мстиславского и Гаштольда, не втянутые в отступление, разворачивались дугой и бились с суровой решимостью удержаться. И тут крыжаки допустили непоправимую ошибку: вместо того чтобы всеми освободившимися клиньями рубить дугу, ломать оставшиеся на поле боя полки Витовта, часть хоругвей Валленрода, смолов полочан и виленцев, пошла в погоню за литвой и русью, отходившими к обозу. Легкость рубки в спину захватила рыцарей, и они сминали отступавших, спешенных, задних, слабо вооруженных. В пылу погони немцы вошли в лес и домчали до табора на берегу Любенского озера. Добыча, которую сулили тысячи подвод, заохотила их на приступ обоза. Валленрод торжествовал: боевое счастье улыбнулось ему, язычники и схизматики рассеивались, убегали в лес; оставалось взять в клещи тех, кто сопротивлялся, и раздавить. Закрепляя успех, он направил полки обжимать левое крыло Витовта, пробить брешь между поляками и полками Мстиславского, раздвинуть их и врубиться им в спины. Крыжаки направили удар на большую краковскую хоругвь. Обрушилось наземь королевское знамя с белым орлом, и уже разгром главной польской хоругви казался близким и неизбежным. Но мешали громить поляков стоявшие встык с ними смоленские полки, и немцы стремились оттеснить их, укрупняя свой клин. Семен Ольгердович разгадал смысл этого натиска и уплотнил смолян своей мстиславской, а потом и витебской и менской хоругвями.
На всем поле битвы, от Танненберга до Людвиково, не было более свирепой сечи, чем завязалась здесь; нигде не рубились с таким ожесточением, нигде не гибло столько литвинов и немцев. Посчитав эту ярость отпора последней вспышкой силы, знаком своей близящейся победы, крыжаки запели свой орденский гимн.
А Семен Мстиславский, не видя подмоги, отдал полкам своего крыла жестокий приказ – стоять насмерть. И тысячи вояров, прошедших тысячеверстные пути от родных хат, от тихих речек сюда, на прусскую землю, честно приняли судьбу – стать и выстоять, не жалея жизни. Дух стал против духа, тевтонский против славянского – кто кого пересилит. Маленький, в треть версты, холмистый участок стал сердцевиной битвы. Более шести тысяч людей рубились здесь, словно знали, что здесь решится сеча, что отсюда начнется либо победа, либо разгром.
До единого человека истаяла первая смоленская хоругвь, от второй и третьей осталось по половине, полегли мстиславцы, менчуки, заславцы, но ни на шаг не продвинулись вперед немцы, клин их смялся, смирился с неудачей.
Спасенный Верещакой Юрий оказался при нем за паробка, оберегал его с тыла, а Егор принимал главный бой, и не будь рядом двужильного, неутомимого Егора, Юрий недолго бы оставался жив. Не однажды видел нацеленный на себя удар крыжацкого копья или меча, против которого не умел или не успевал защититься, завороженно замирал перед близостью своей смерти, и каждый раз Егор отводил смерть спасительным ударом или остерегал Юрия криком. Холодное спокойствие Егора, его чуткая напряженность передавались Юрию; как зимою на неманском льду с Гнаткой, так теперь тут он почувствовал, чего ждет от него Егор, и отвлекал на себя напавшего сбоку кнехта, рубил в спину наседавшего на Верещаку рыцаря. Здесь, где сражались полки Мстиславского, вся земля плотно была застлана мертвыми, кони шли по ним валким, боязливым шагом, и крыжаки спешивались, оставляя коней оруженосцам и спешили в рукопашную по трупам, а навстречу им шли литвины. Столкнувшись, ряды откатывались, потом сталкивались опять, оставляя новых мертвецов. Чаще немецкие шеренги шли густо, стремясь отодвинуть всю линию литвы, иногда крыжаки перестраивались в глубокие клинья. Оттесненный таким клином, Юрий потерял Верещаку и остался один среди незнакомых ратников. Никто из соседей не знал о его неопытности, никто не взялся опекать его, советовать, руководить. Неожиданно Юрий получил обязанность сражаться наравне с каждым, отбивать любой удар, встречать любого противника и бить так, чтобы убить. Юрию думалось, что Верещака убит и теперь он должен стать вместо него. Каждый рыцарь, глядевший на него сквозь щели в забрале, метивший ему в грудь секирой или мечом, мог быть убийцей отца, Ольги, Фотия, Мишки, Егора. Он почувствовал себя мстителем за них, за страдания, главным защитником правды. Это чувство правоты, ответственности, равенства с умелыми воинами придало руке Юрия ловкости и силы. Где-то неподалеку неустанно и подбадривающе гремел громовой голос сотника Петра Глинки: «Не пятиться! Бей! Руби!» Юрий повторял этот древний клич, как волшебное заклинание, и меч его послушно бил и рубил.
Песнь, начатую крыжаками при наскоке на смолян, подхватили, не ведая, что окажется она не победной, а прощальной, все крестоносцы —и те, которые бились против поляков, и которые бились с литвой, и те, что рвались за добычей в обоз. Но в обозе перед ними встали на подводах тысячи пеших ратников с цепами, кистенями, рогатинами, звездышами, и крестоносцев встретил удар, какого они не ожидали. Все это мозжащее оружие обвалилось на первый их ряд и прибило его к земле. Крестьяне, которые удерживали обоз, в плен не брали и жалости не ведали. Рыцарей били словно волков – с ненавистью и без разбора, лишь бы убить. Шипы звездышей пробивали латы, железные шары кистеней с одного удара убивали лошадь, а со второго клали возле нее крыжака. Прикрытые кожей, а то и вовсе в одних только колтришах, мужики гибли десятками, но каждая отбитая подвода, каждый взятый скарб оплачивались жизнями немцев.
Великий князь Витовт весь бой находился среди полков. Уже за полдень давно перевалило, уже земля напиталась кровью, зазыбилась, а на воинах обсыхал десятый пот, уже многие, утомившись держать меч одной рукой, бросали щиты и рубились двуручно – князь не уставал. Хриплые рыки надорванного голоса князя действовали на хоругви подобно сигналу труб, понимались точно, и за ними немедленно следовало дело. Вокруг князя гремела битва – крики, стоны, мольбы, визг, вой – и смерть метила свои жертвы, направляла копья, стрелы, мечи, звездыши на тех, кого желала взять сегодня к себе. Витовта смерть обходила или не успевала за ним, когда он мчался со своей половины на польскую, потом обратно; если конь, исходя кровавой пеной, валился, князь вскакивал на другого, которому тоже недолго приходилось скакать среди крушившихся жизней.
Время шло, самое страшное было пережито, напор крыжаков слабел, сила их истощалась, хоть и стоило это больших жертв. Главное – выстояли, теперь, жил этой надеждой князь, очередь самим гнуть врага к земле. Направил на помощь потерпевшей краковской хоругви сразу три, среди них хоругвь русинов Галицкой земли. Выслал гонцов к Джелаледдину и Багардину, чтобы ханы вели своих татар; присоединил к менчукам три подольские и Львовскую хоругви; летели его гонцы к Ягайле, который с началом битвы отъехал к Любенскому озеру и наблюдал сражение с холма, известить, что немцы остановлены, завязли в истребительном для них бое. Послал за Семеном Мстиславским и Гаштольдом. Те прискакали, оба в помятых мечами доспехах, забрызганные кровью. «Валленрода в тиски! – сказал Витовт.– Кончайте!»
Витовт с десятком конных ратников взлетел на высотку, залюбовался начавшимся окружением крыжаков. Видя спешное, уверенное движение полков Семена Мстиславского, радостно засмеялся: если Ульрик и пригонит свои спрятанные полки – не отвратит судьбу: держал победу за хвост – выпустил, улетела. Если ударит в бок полякам, то Семен, Гаштольд, Монивид порубят Валленрода и придут помогать; если ударят в тыл Мстиславскому, поляки высекут Лихтенштейна и подсобят. И татары уже несутся. «Все,– весело подумал князь.– Побеждаем!»
Ульрик фон Юнгинген, обозревая поле битвы, видел и на Ягайловой и на Витовтовой половцах приметный перевес. Было ясно: король и великий князь ввели в бой все полки, всех людей. Вот этого момента он так долго и дожидался. Пусть радуются, наблюдая содрогание орденских рядов. Пустая радость! Вот стоят не тронутые боем, не вынимавшие еще меч и жаждущие его обнажить шестнадцать лучших хоругвей. Через несколько минут они упадут на поляков и литву подобно карающему мечу архангела Михаила. Упадут, сокрушат, разгонят по лесам и болотам, под коряги, в камыши и топи польский и литовский сброд, рассеют его, как достоин того сегодняшний день, празднуемый всеми христианами,– день рассеяния апостолов на земле. Апостолы рассеивали мрак невежества словом, орден рассеивает язычников и врагов мечом. Так пусть радуется создатель. «Во славу божью! – крикнул магистр.– Вперед!» – и сам повел полки брать предопределенную победу. Перестраиваясь в боевой строй, немцы тяжелой рысью припустили на поле битвы.
