Гибель гигантов - Фоллетт Кен (бесплатная библиотека электронных книг TXT, FB2) 📗
Этель села за стол.
— Как дела в господском доме? — спросил отец.
— Тишь да гладь, — ответила она. — Граф с графиней в Лондоне, идут сегодня на коронацию. — Она взглянула на часы, стоящие на камине. — Скоро им уже вставать, в аббатстве надо быть рано. Представляю, в каком она будет настроении, она же не привыкла рано подниматься! Но когда едешь к самому королю, опаздывать никак нельзя…
Жена графа, Би, была из России. В девичестве она была княжной и очень высоко себя ставила.
— Им ведь надо занять места поближе, чтобы все хорошо видеть, — заметил отец.
— Э, нет, там не сядешь, где захочется! — сказала Этель. — Там уже поставили шесть тысяч стульев красного дерева, изготовленных специально к коронации, и на спинке каждого стула золотыми буквами написано, кто должен на нем сидеть.
— Надо же, сколько денег впустую! — сказал отец. — А потом что с ними сделают?
— Не знаю. Может, каждый заберет свой стул на память.
— Скажи им, если будет лишний — пусть нам отдадут, — небрежно сказал отец. — Нас тут всего-то пятеро, а маме уже приходится стоять.
Порой отец за насмешкой скрывал гнев. Этель вскочила.
— Ой, мам, прости, я не подумала!
— Сиди, мне все равно садиться некогда, — сказала мама.
Часы пробили пять.
— Иди-ка лучше пораньше, Билли, — сказал отец. — Как дело начнешь, так оно и дальше пойдет.
Билли неохотно поднялся и взял тормозок.
Этель его снова поцеловала, а дед пожал руку. Отец дал два шестидюймовых гвоздя, ржавых и слегка погнутых.
— Положи в карман.
— Зачем? — спросил Билли.
— Увидишь, — с усмешкой ответил отец.
Мама дала Билли бутылку с завинчивающейся крышкой — целую кварту холодного сладкого чая с молоком.
— Билли, сынок, помни, что Господь всегда с тобой, даже когда ты спускаешься глубоко под землю.
— Ладно, мам.
Он заметил слезы у нее на глазах и быстро отвернулся, потому что ему тоже хотелось плакать. Снял с крючка шапку.
— Ну всем пока, — сказал он, словно отправлялся в школу, и вышел.
Лето стояло жаркое и пока что солнечное, но сегодня небо затянули тучи, и было похоже, что пойдет дождь. У дома, прислонившись спиной к стене, его ждал Томми.
Они пошли рядом.
В школе Билли узнал, что Эйбрауэн был когда-то маленьким рыночным городком, куда съезжались торговать сельские жители с окрестных холмов. С верхнего конца Веллингтон-роу было видно старый торговый центр города, с открытыми загонами скотного рынка, биржей шерсти и англиканской церковью — все по одну сторону реки Оуэн, что ненамного шире ручья. Теперь через город, словно шрам, пролегли рельсы, идущие ко входу в шахту. Склоны долины застроены шахтерскими домами, сотнями домов из серого камня с крышами из темно-серого валлийского сланца. Их длинные ряды змеились, повторяя очертания склонов, пересекаемые короткими улицами, круто спускающимися в долину.
— Как ты думаешь, с кем тебя поставят работать? — спросил Томми.
Билли пожал плечами. Новых ребят поручали помощникам начальника шахты.
— Откуда ж мне знать?
— Вот бы меня послали на конюшню! — сказал Томми. Он любил лошадей. При шахте было около пятидесяти пони. Они возили вагонетки, которые нагружали шахтеры.
— А ты что хотел бы делать?
Билли надеялся, что его, с его хилым телосложением, поставят на какую-нибудь не слишком тяжелую работу, но признаваться в этом было неприятно.
— Смазывать колеса вагонеток, — сказал он.
— Почему?
— Это у меня точно получится.
Они прошли мимо школы, в которой учились еще вчера. Это было здание викторианских времен, со стрельчатыми окнами, как у церкви. Ее построило семейство Фицгербертов, о чем директор не уставал напоминать ученикам. Граф до сих пор сам принимал учителей на работу и составлял программу занятий. На стенах висели полотна, изображающие героические победоносные битвы, — величие Британии всегда было в школе главной темой. На уроках Закона Божьего, с которых начинался каждый день, неуклонно придерживались англиканских доктрин, невзирая на то, что почти все семьи не были прихожанами англиканской церкви. Существовал комитет управления школой, в который входил и отец Билли, но комитет обладал лишь совещательным голосом. Отец говорил, что граф относится к школе как к своей собственности.
В последний год девочки учились шить и готовить, а Билли и Томми изучали основы горного дела. Билли очень удивился, когда узнал, что земля под его ногами состоит из разных слоев, как огромный слоеный пирог, и угольный пласт — один из таких слоев. Слова «угольный пласт» он слышал всю жизнь, но не задумывался над их смыслом. Еще Билли узнал, что уголь образуется из опавших листьев и прочей растительной всячины, которая накапливается тысячелетиями, а потом это все спрессовывается под весом земли, находящейся сверху. Томми, у которого отец был атеистом, сказал, мол, это доказывает, что в Библии написана неправда. А отец Билли ответил, что все дело в том, как ее толковать.
В школе в этот час никого, спортивная площадка пуста. Билли ненадолго порадовался, что школьные годы остались позади, хотя он ничего не имел против того, чтобы снова сесть за парту, а не карабкаться под землю.
По мере того как они приближались к шахте, улицы наполнялись шахтерами, — у каждого была с собой жестяная коробка с тормозком и бутылка с чаем. Все были одеты одинаково — в старые костюмы, которые они снимут, когда доберутся до места. Нередко в шахтах бывает холодно, но в Эйбрауэне была жаркая шахта, и шахтеры работали в одних подштанниках и башмаках, или в коротких штанах из сурового полотна, которые называли спортивками. Зато на голове постоянно носили толстую шапку, потому что своды туннелей низкие и легко можно удариться головой.
Над домами виднелся подъемный механизм шахты — башня, увенчанная двумя огромными колесами, которые вращались в разные стороны и двигали тросы, поднимая и опуская клеть. Такие же башни чернели над большинством городов в долинах Южного Уэльса, подобно тому, как над крестьянскими селеньями возвышаются шпили церквей.
Вокруг надшахтного здания рассыпались, будто случайно оброненные, другие постройки: ламповая, управление, кузница, склады. Меж ними змеились рельсы. На отшибе валялись вышедшие из строя вагонетки, сломанные деревянные подпорки, продуктовые мешки и горы ржавого оборудования. Отец всегда говорил, что если бы на шахтах умели поддерживать порядок, несчастных случаев было бы меньше.
Билли и Томми направились в управление. В приемной сидел секретарь Артур Левеллин по прозвищу Клякса, ненамного старше их. Воротник и манжеты его белой рубашки были в черных пятнах. Ребят здесь ждали. Клякса записал имена в журнал и ввел их в кабинет начальника шахты.
— Мистер Морган, к вам новенькие — Томми Гриффитс и Билли Уильямс, — сказал он.
Малдвин Морган был высок. На нем был черный костюм, а на манжетах его белоснежной сорочки пятен не было. На розовых щеках не наблюдалось даже намека на щетину — должно быть, он брился каждый день. На стене в рамке висел его диплом инженера, а на вешалке, стоящей у двери, — еще одно свидетельство его высокого положения — шляпа-котелок.
Начальник шахты был не один. Рядом с ним стояла еще более важная персона: Персиваль Джонс, председатель совета директоров «Кельтских минералов», компании, которая владела угольной шахтой Эйбрауэн — и еще несколькими. Это был приземистый, угрожающего вида человек по прозвищу Наполеон в черном фраке и серых брюках в полоску. Его шляпа, высокий черный цилиндр, красовалась у него на голове.
Джонс взглянул на ребят с неприязнью.
— Гриффитс? — сказал он. — Помнится, твой отец — революционер и социалист.
— Да, мистер Джонс, — ответил Томми.
— А еще атеист.
— Да, мистер Джонс.
Он перевел взгляд на Билли.
— А твой отец — профсоюзник Федерации шахтеров Южного Уэльса.
— Да, мистер Джонс.
— Терпеть не могу социалистов. А атеистам вообще гореть в аду. Но профсоюзники — эти хуже всех!
