Сальватор. Том 2 - Дюма Александр (читать книги без .TXT) 📗
Эта грациозная поза свидетельствовала о том, что Регина задумалась.
О чем же она мечтала?
Об этом нетрудно догадаться.
Думала она о своей любви к Петрусу и о любви Петруса к ней самой.
Да и о чем еще может грезить молодая женщина, когда ангел, на которого она молилась, был возлюбленным, простиравшим над ней руки?
А что он сам сказал бы в этот поздний час прекрасной мечтательнице, даже не подозревавшей о его присутствии?
Он пришел рассказать ей о необыкновенном вечере, о своей радости, поделиться, хотя бы мысленно, своим счастьем. Ведь он привык, живя ею и ради нее, передавать ей все новости, веселые и грустные, счастливые и не очень.
Он гулял так около часа и ушел лишь после того, как в комнате Регины погасла лампа.
В наступившей темноте он пожелал ей приятных сновидений и отправился на Западную улицу. Сердце его переполняла радость.
Вернувшись к себе, он застал там капитана Пьера Берто. Тот уже по-хозяйски устроился в его квартире.
IV.
Мечты Петруса
Петрус решил проверить, как разместился, по собственному выражению капитана, его гость.
Он негромко постучал в дверь, не желая беспокоить крестного, если тот успел заснуть. Но тот не спал или у него был чуткий сон: едва раздались три удара с равными промежутками, капитан отозвался мощным басом: – Войдите!
Капитан уже лежал в своей койке, его голову обвивал платок, завязанный на шее.
Очевидно, таким образом капитан придавал волосам и бороде необходимую форму.
В руке он держал книгу из библиотеки Петруса и, похоже, наслаждался чтением.
Петрус украдкой взглянул на томик, желая составить себе представление о литературных вкусах крестного и узнать, приверженцем какой школы был Пьер Берто – старой или новой.
Пьер Берто читал басни Лафонтена.
– Ага! Уже легли, дорогой крестный? – спросил Петрус.
– Да, – отвечал тот. – Еще как лег, крестничек!
– Кровать удобная?
– Нет.
– Как – нет?!
– Мы, старые морские волки, привыкли спать на жестком, и здесь для меня, признаться, пожалуй, мягковато, но я привыкну! Ко всему человек привыкает, даже к хорошему.
Петрус отметил про себя, что его крестный слишком часто, может быть, повторяет: «Мы, старые морские волки…»
Впрочем, в своей речи Пьер Берто был, как могли заметить читатели, весьма сдержан в других, чисто морских, выражениях, и вышеуказанная присказка искупалась столькими другими качествами, что Петрус не счел необходимым препираться с капитаном на эту тему.
Он поспешил отогнать от себя мрачные мысли и спросил:
– Вам ничего больше не нужно?
– Абсолютно ничего. Даже адмиральская каюта вряд ли обставлена лучше, чем эта пресловутая холостяцкая квартира; я чувствую, что помолодел лет на двадцать.
– Вольно вам, дорогой крестный, – засмеялся Петрус, – молодеть хоть до конца своих дней!
– Теперь, когда я вкусил новой жизни, я не откажусь, хотя мы, старые морские волки, не любим разнообразия.
Петрус не сдержался и слегка поморщился.
– А-а, моя присказка «мы, старые…». Не волнуйся, я исправлюсь.
– Да что вы, крестный, вы в своем праве!
– Нет, нет, я знаю свои недостатки! Ты не первый упрекаешь меня в этой дурной привычке.
– Заметьте, я вас не упрекаю, скорее, наоборот.
– Мальчик мой! Человек, привыкший за сутки определять по небу приближение бури, замечает малейшее облачко. Еще раз повторяю: не волнуйся, с этой минуты я за собой слежу, особенно при посторонних.
– Мне, право, неловко…
– Отчего же? Оттого что твой крестный, хоть и капитан, остался всего-навсего неотесанным матросом? Впрочем, сердце у него доброе, у тебя еще будет случай в этом убедиться, слышишь, крестник?.. А теперь ступай спать. Завтра еще будет день, и мы поговорим о твоих делах… признайся: ты никак не ожидал, что твой крестный прибудет нынче на всех парах в Париж?
– Как видите, я потрясен, ослеплен, очарован. Честно говоря, если бы я не видел вас сейчас перед собой, я бы решил, что мне все это пригрезилось.
– Вот видишь! – просто сказал капитан.
Он потупился и задумчиво проговорил:
– Можешь мне не верить, крестник, но я предпочел бы иметь хоть какой-нибудь талант или – раз уж я разоткровенничался, позволю себе помечтать вслух – такой талант, как у тебя, чем владеть несметными богатствами. Когда я думаю об этом огромном состоянии, я непременно вспоминаю строки славного Лафонтена…
Указав на книгу, лежавшую на ночном столике, он процитировал:
Ни величие, ни злато счастья нам не принесут!
Сколько б мы им ни молились, что в ответ?
Недолгий отдых, неуверенность в грядущем..
– Гм! Гм! – обронил Петрус, давая понять, что готов поспорить с капитаном.
– Гм, гм! – передразнил его Пьер Берто. – Да если бы я тебя не нашел, я бы точно запутался. Я не знал, что делать со своими деньгами. Учредил бы какой-нибудь приют для моряковкалек или королей-изгнанников, но, к счастью, обрел тебя и теперь могу повторить вслед за Орестом: «Мое состояние примет иной облик!» Ну, теперь иди спать!
– Придется вам подчиниться, и даже от чистого сердца, потому что завтра мне надо встать пораньше: распродажа назначена на воскресенье, и мне необходимо предупредить оценщика, иначе в субботу он все отсюда вывезет.
– Что вывезет?
– Мебель.
– Мебель! – повторил капитан.
– О, не беспокойтесь, – рассмеялся Петрус, – ваши комнаты останутся в неприкосновенности.
– Это не имеет значения. Вывезти твою мебель, мальчик мой! – нахмурился капитан. – Хотел бы я посмотреть, осмелится ли кто-нибудь, пусть даже этот тупой оценщик, забрать что-либо без моего позволения! Тысяча чертей и преисподняя! Хорошая парусина получится из его шкуры!
– Вам не придется этого делать, крестный.
– Да мне это только доставит удовольствие. Ну, спокойной ночи, и до завтра! Не удивляйся, если я тебя разбужу: мы, старые морские… Ну вот, опять эта поговорка! Моряки обычно поднимаются чуть свет. Обними меня и ступай к себе.
Петрус послушно исполнил, что от него требовалось. Он горячо обнял капитана и поднялся на второй этаж.
Не стоит и говорить, что ему всю ночь снились Потос, Голконда, Эльдорадо.
Во сне или, точнее, в первой его половине капитан представлялся Петрусу в сверкающем облаке, как дух алмазных копей и золотых жил!
Так, в восхитительных видениях, прошла первая половинаночи, похожая на ослепительную восточную сказку; но над всей этой фантасмагорией сияла звезда, это была Регина, и, перебирая ее волосы, Петрус играл, будто сияющими цветами, бриллиантами из обеих Индий.
Отметим, однако, что любимое выражение его крестного «мы, старые морские волки», то забывалось, то вновь обнаруживалось, как пятно на бриллианте чистейшей воды.
На следующий день капитан Монтобанн, как и обещал, проснулся на заре, с первым лучом, пробивавшимся сквозь решетчатый ставень. Он взглянул на свой хронометр.
Было около четырех часов утра.
Ему, разумеется, стало неловко при мысли, что он разбудит крестника в не столько ранний, а скорее поздний час. Он решил бороться с этим непрошеным солнечным лучом: отвернулся к стене и закрыл глаза с ворчанием, свидетельствовавшим о решимости продолжать сон.
Человек предполагает, а Бог располагает.
То ли сказывалась многолетняя привычка вставать чуть свет, то ли совесть капитана была нечиста, но он так и не смог снова заснуть и десять минут спустя поднялся с постели, ругаясь на чем свет стоит.
Немало времени он провел за туалетом.
Он тщательно уложил волосы, потом бороду, оделся и в половине пятого окончил туалет.
Его снова охватили сомнения: как скоротать время?
Прогуляться!
За четверть часа капитан раз десять прошелся из угла в угол, наконец устал, отворил окно, выходившее на бульвар Монпарнас, и вдохнул свежего утреннего воздуха, прислушиваясь к громкому щебетанию птиц, гомонивших среди ветвей.
Однако очень скоро он пресытился и утренним ветерком, и пением птиц и снова заходил по комнате; но и это занятие ему надоело.
