Кости холмов - Иггульден Конн (книги онлайн полностью бесплатно .TXT) 📗
– Хорошая мыс ль, – сказал Тэмуге. – В Китае нам часто приходилось брать один и тот же город по два раза. А некоторые сопротивлялись даже и после третьего взятия, и тогда мы разрушали их. Мы не можем просто совершать набеги на города и надеяться, что они покорятся нам навечно.
Чингиса слегка покоробило это «мы». Что-то он не припоминал ни одного набега с участием Тэмуге, но в такой день хан пропустил слово мимо ушей. А его младший брат беспечно продолжал рассуждать:
– Только прикажи, и я оставлю надежных людей в каждом городе, который мы возьмем у сбежавшего шаха. Они будут править от твоего имени. Через десять – двадцать лет у тебя будет империя не меньше, чем Цзинь и Сун, вместе взятые.
Чингис припомнил старый разговор с тангутским главой цзиньского города Баотоу. Много лет назад тангут предложил нечто подобное. Идея показалась тогда сложной, и Чингис не понял ее до конца. Зачем это надо человеку управлять городом, когда в степи столько свободного места? Однако предложение заинтересовало хана, и он уже не смеялся над словами брата.
Семья невесты наверняка не смогла бы приготовить достаточно угощений для такого множества народу, поэтому Тэмуге велел растопить для свадебного торжества все монгольские печи. На грязной земле расстелили огромные войлочные ковры, и на них усадили почетных гостей. Чингис сел вместе с братьями. Приняв бурдюк арака и исходящую паром чашу, он ответил легким поклоном. Повсюду царило веселье и праздничное настроение. Чтобы поддержать общую радость, певцы затянули песни, прославляя семейный союз младшего сына великого хана. Здесь, в окрестностях Нура, который двумя днями ранее сдался монголам, Чингису дышалось легче, чем за все прошедшие месяцы войны. Падение и разрушение Отрара не вытравили злобу, терзавшую его душу. Напротив, она мучила даже сильнее. Он отчаянно громил врагов, но пока шах оставался жив, Чингис опустошал его земли, не видя иного выхода. Нападение на женщин и детей стало последней каплей, и Чингис наказывал народ сбежавшего шаха единственным известным ему способом.
– Мне не нравится твоя идея, Тэмуге, – наконец сказал он. Лицо брата поникло прежде, чем хан продолжил: – Но я этого не запрещаю. Я не хочу, чтобы хорезмийцы возвращались к старому, когда мы уйдем. Если они останутся живы, пусть живут, как рабы. – Продолжая говорить, Чингис старался не выпускать гнев наружу. – Возможно, место правителя города будет хорошей наградой старым воинам. Для человека вроде Арслана это наверняка было бы прекрасным поводом тряхнуть стариной.
– Я пошлю гонцов на его поиски, – машинально ответил Тэмуге.
Чингис нахмурил брови. Он не имел в виду лично Арслана. Но старого друга ему действительно не хватало, и хан не нашел оснований для возражений.
– Хорошо, брат. Но пошли еще за Чен И в Баотоу, если он еще жив.
– За этим прохвостом?! – завопил Тэмуге. – Я не имел в виду, что надо давать власть кому попало. У него уже есть Баотоу. Знаешь, братец, я хоть сейчас назову тебе с десяток людей, которые куда лучше подходят для этого дела.
Чингис нетерпеливо отмахнулся. Он не хотел ввязываться в спор, но их разговор, похоже, грозил перерасти в дискуссию и испортить весь день.
– Тэмуге, он разбирается в таких вещах, о которых ты говоришь, поэтому он и полезен. Посули ему золото и власть. Но может быть, он откажется, не знаю. Еще повторить?
– Не надо, – ответил Тэмуге. – Мы провели так много времени на войне, и трудно думать о том, что должно быть потом, но…
– Это ты-то провел много времени на войне? – возразил Хасар, пихая брата локтем. – Да ты все это время возился с бумагами или изображал хана, развлекаясь со своими служаночками.
Тэмуге мгновенно покраснел и собрался было ответить, но Чингис поднял руку в знак примирения.
– Не сегодня, – объявил он, и братья притихли, буравя друг друга пылкими взглядами.
Неподалеку от города Чингис заметил группу своих воинов. Они очень спешили. Внезапно почуяв неладное, хан немедленно поднялся, как только понял, что трое воинов бегут к нему, проталкиваясь сквозь оживленную толпу. Каким бы важным ни было дело, оно пока еще не нарушило всеобщего веселья. Праздник продолжался, и далеко не единственная группа пировавших людей громко бранилась и осыпала ругательствами трех нахалов, несущихся куда-то, не глядя под ноги. Многие семьи привели на праздник собак, и те, разумеется, лаяли на бегущих.
– Что там еще? – крикнул Чингис.
Если бы кто-то из молодых дураков затеял драку в день свадьбы сына, хан непременно устроил бы наглецу хорошую взбучку.
– Из города выходят люди, повелитель, – ответил воин, готовя лук.
Без лишних слов Чингис, Хачиун и Хасар энергично зашагали сквозь толпу к открытому месту, чтобы взглянуть на город. Хотя они были без лошадей, при них имелось достаточно оружия, как водилось среди мужчин, не привыкших расставаться со своим клинком или луком.
Мужчины и женщины, шедшие из города, как будто не представляли опасности. Чингис смотрел на них с любопытством. Примерно шестьдесят человек, жители Нура, мирно пересекали пространство, оставшееся между городской стеной и обширным участком земли, где проходила свадьба. Они были одеты в яркие одежды, вполне отвечавшие свадебному наряду Толуя, и, судя по всему, не имели при себе оружия.
Пиршественная толпа приутихла. Многие мужчины начали подтягиваться к своему хану, готовые убивать, если возникнет необходимость. К тому времени, когда группа подошла ближе, на ее пути уже стояла шеренга закаленных в боях ветеранов Чингиса, которых он почтил приглашением. Вид грозных воинов поколебал хорезмийцев, но один из них крикнул что-то на своем необычном языке, явно стараясь успокоить нервы приближавшихся людей.
Когда процессия подошла достаточно близко, чтобы начать разговор, Чингис узнал старейшин города, с которыми встречался при его сдаче. Хан выдвинул вперед Тэмуге в качестве переводчика.
Выслушав городского главу, тот сначала кивнул.
– Они принесли дары для твоего сына по случаю его свадьбы, – сказал Тэмуге.
Чингис хмыкнул. В первый момент ему хотелось отправить их по домам. Но, возможно по причине недавнего разговора с братом, он смягчился. Врагов, конечно, следовало уничтожать, но эти признали его власть и пока не совершили ничего такого, что пробудило бы в нем подозрения. Конечно, военный лагерь, разбитый вокруг города, способствовал тому, что мирные переговоры протекали на удивление гладко, Чингис прекрасно понимал это, но в конечном счете он согласно кивнул.
– Скажи им, что они наши гости, но только на сегодняшний день, – ответил он Тэмуге. – Пусть отдадут подарки Толую, когда закончится свадьба.
Брат передал его слова, и посланники Нура вздохнули с видимым облегчением. Затем они присоединились к монголам, присаживаясь на войлочные ковры и принимая чай и арак.
Чингис позабыл о новых гостях, едва увидел младшего сына. Тот покинул юрту своего тестя и улыбался всему миру. Толуй встречался за чаем с родичами невесты и был принят ими в качестве законного члена семьи. Он вел под руку Сорха-тани. Несмотря на выпиравшее спереди платье девушки, никто не обмолвился об этом ни словом, пока рядом стоял Чингис. Кокэчу немедленно принялся благословлять молодых, посвящая их союз Отцу-небу и Матери-земле. Шаман просил у них для новой семьи благополучия в доме и крепких детей.
Едва Кокэчу начал распевать заклинания, Чахэ вздрогнула и отвернулась. Бортэ как будто поняла ее и взяла за руку.
– Как только вижу его, сразу вспоминаю несчастную Тэмулун, – пробурчала Чахэ.
Услышав имя сестры, Чингис на миг утратил веселость и переменился в лице. Всю свою жизнь он ходил рядом со смертью, но гибель сестры стала для него тяжелым ударом. Их мать не покинула добровольного затворничества даже ради свадьбы внука. Уже за одно это убийство города мусульман горько пожалеют о том дне, когда унизили людей хана и вынудили его прийти в свои земли.
– Сегодня день новых начинаний, – печально сказал Чингис. – Так не будем говорить о смерти.
