Спартак - Джованьоли Рафаэлло (Рафаэло) (книги онлайн .TXT) 📗
Отдав самые подробные и точные распоряжения Борториксу, Спартак лег в удобную кровать и заснул крепким сном. Он проспал до утра, хотя и велел галлу разбудить его на заре; однако тот, по совету Дионисия Эвднея, не будил его, пока он сам не проснулся.
Сон подкрепил фракийца, он встал полный бодрости, уверенности и надежды. Солнце уже больше трех часов заливало светом роскошную виллу и окрестные холмы. С одной стороны зеленели лесистые, крутые склоны Апеннин, с другой — открывалась ласкающая глаз панорама города и видны были красивые виллы, спускавшиеся до самого моря.
Спартак тотчас же созвал всех рабов Долабеллы на площадку перед виллой и в сопровождении управителя домом и надзирателя за рабами направился к тюрьме, составлявшей непременную принадлежность всех римских вилл. Там находились закованные в цепи рабы; их заставляли работать в железных наручниках и ножных кандалах.
Спартак освободил этих несчастных — их было свыше двадцати человек — и присоединил ко всем остальным, стоявшим на площадке. В горячей и понятной всем речи он объяснил этой толпе рабов, почти целиком состоявшей из греков, причины побега гладиаторов из Капуи и сущность задуманного им дела, которому он решил посвятить всю свою жизнь. Яркими красками он обрисовал святую цель, за которую решили бороться восставшие: отвоевать у тиранов-угнетателей права для угнетенных, уничтожить рабство, освободить все человечество — такова была благороднейшая цель войны, к которой они все готовились.
— Кто из вас хочет быть свободным и предпочитает почетную смерть с мечом в руках на поле брани жалкой жизни раба, кто чувствует себя смелым и сильным, готовым вынести все тяготы и опасности войны против поработителей всех народов, кто чувствует весь позор ненавистных цепей — пусть берет в руки любое оружие и следует за нами!
Проникновенные слова Спартака произвели сильное впечатление на всех обездоленных, еще не ослабевших духом, не отупевших в рабстве. Послышались восторженные восклицания, слезы радости заблестели на глазах у рабов; свыше восьмидесяти рабов Долабеллы вооружились топорами, косами, трезубцами и тут же вступили в Союз угнетенных, принеся клятву, объединявшую всех братьев Союза.
Спартак, Борторикс и храбрейшие из гладиаторов вооружились мечами и копьями, найденными на вилле. Фракиец предусмотрительно разместил рабов Долабеллы среди испытанных своих соратников, для того чтобы они поддерживали бодрость духа у новичков, и построил в строгом порядке свою маленькую когорту, в которой было уже более ста пятидесяти человек. За два часа до полудня он оставил виллу Долабеллы и по глухим тропинкам, через поля и виноградники, направился в сторону Неаполя.
После быстрого перехода, не отмеченного какими-либо важными событиями, отряд гладиаторов в сумерках подошел к Неаполю и по приказу Спартака сделал остановку в нескольких милях от города, возле виллы одного патриция. Приказав своим товарищам запастись провизией на следующие три дня и забрать все оружие, которое они найдут, фракиец строго запретил чинить насилия и грабежи.
Через два часа отряд ушел оттуда, получив пополнение в количестве пятидесяти гладиаторов и рабов, сбросивших свои цепи, чтобы начать благородную борьбу за свободу, к которой призывал их Спартак.
Всю ночь Спартак продолжал свой поход с ловкостью и осторожностью искуснейшего полководца; он вел свою когорту по извилистым дорогам, через благоухающие поля и живописные холмы, тянувшиеся между Неаполем и Ателлой. Он останавливался у каждой виллы, каждого дворца, встречавшегося по пути, но лишь на столько времени, сколько ему требовалось, чтобы запастись оружием и призвать рабов к восстанию. Таким образом, он достиг на рассвете Везувия и вышел на дорогу, которая тянулась по склону этой горы от Помпеи к виллам и местам увеселительных прогулок патрициев, туда, где горный хребет весело сияет, а леса и обрывы делают его диким и мрачным.
Спартак остановился приблизительно в двух милях от Помпеи и, заняв несколько садов, находившихся у самой дороги, разместил за живой благоухающей изгородью из акаций, мирт и розмарина своих товарищей, число которых возросло за сутки до трехсот человек; здесь он приказал им оставаться до восхода солнца.
Вскоре на вершине горы, которая в ночной темноте будто упиралась в голубой свод небес, стали появляться то сероватые, то белые облака; постепенно светлея, они походили на легчайшие клубы дыма, предвестника пожара, казалось неожиданно возникшего и разгоравшегося на склонах соседних Апеннин и на самом Везувии.
Облака из белых превращались в розовые, из розовых в пурпурные; вскоре они заиграли золотыми блестками, и по горе, которая до этого высилась черной и грозной гранитной громадой, вдруг разлились потоки животвотворного, яркого солнечного света, обрисовавшего его величественные очертания, склоны близких хребтов, покрытые мрачной густой растительностью, страшные пропасти, зиявшие меж пепельно-серых пластов застывшей лавы, и залитые солнцем цветущие холмы, которые тянулись на несколько миль окрест и, словно у ног горделивого гиганта, раскинули чудесный разноцветный ковер, сотканный из зелени и цветов.
В те времена Везувий имел совсем иную форму, чем теперь; он не был, как в наше время, бушующим и страшным чудовищем. Вулканические извержения из его недр происходили в столь отдаленные эпохи, что даже память о них едва сохранилась к началу нашего повествования. Следами их остались на много миль тянувшиеся вокруг горы слоистые отложения лавы, на которых осками были воздвигнуты города Стабии, Геркуланум и Помпея. Огонь, клокочущий в жерле вулкана, уже много веков не нарушал блаженства этих чудесных холмов, где под сапфировым небом, согретые нежащим теплом, вдыхая напоенный благоуханиями чистый воздух, освежаемые прохладой голубых тирренских вод, жили счастливейшие народы, воспетые поэтами как обитатели преддверия элисия. Да, ни в одном уголке земного шара поэты не могли бы найти такой прелести и даже во вдохновенном полете фантазии не могли создать более чарующих картин, действительно достойных быть преддверием элисия.
Единственным, что нарушало счастье жителей Кампаньи, были подземные толчки и раскаты грома, временами пугавшие население; но толчки эти повторялись так часто и были так безвредны, что к ним здесь все уже привыкли и не обращали на них внимания. Поэтому вся нижняя часть Везувия была сплошь покрыта оливковыми и плодовыми деревьями, роскошными садами, виноградниками, рощами, застроена виллами и дворцами и казалась одним сплошным садом, единым огромным городом.
Везувий и весь Байский, или Неаполитанский, залив, озаренные лучами восходящего солнца, являли в это утро такую грандиозную, такую прекрасную и величественную картину, что она вызвала возгласы Удивления и восторга у гладиаторов и их предводители. Они умолкли и в изумлении предались созерцанию этого зрелища.
Они увидели Помпею, как будто отданную на произвол волн, богатую, царственную Помпею, лишенную крепостных стен, что напоминало об участии ее обитателей восемнадцать лет назад в гражданской войне против римлян; город был тогда взят войсками Суллы, и, оказав ему милосердие, победитель разрушил только его стены. А неподалеку от Помпеи находились разрушенные и сожженные Стабии, на развалинах которых только еще начали возводить новые дома, — по всему видно было, как жестоко поступил с их обитателями все тот же Сулла.
Как ни прекрасна была эта величественная картина восхода солнца, пленявшая душу любого человека, Спартак быстро освободился от ее чар. Он окинул взглядом вершину горы, стараясь определить, как далеко вверх тянется мощенная лавой дорога, у которой он находился со своими товарищами, и доходит ли она до самой верхушки горы. Но густые леса, покрывавшие вершину, не давали возможности проследить, где оканчивалась эта дорога. После недолгого раздумья Спартак решил послать Борторикса и тридцать наиболее ловких товарищей разведать дорогу, а сам с главной частью отряда намеревался обойти соседние виллы и дворцы, чтобы поискать оружия и освободить рабов. Ядро отряда из шестидесяти гладиаторов должно было оставаться на прежнем месте, скрываясь за живой изгородью; здесь же Борторикс и Спартак уговорились встретиться после разведки.
