Парижский оборотень - Эндор Гай (книги полностью .TXT) 📗
— Вот бы тебя, пса, выкопать и плюнуть в лицо.
На этом наши пояснения к рукописи Галье завершаются.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Приблизительно в описываемый здесь период, то есть в 1875–1880 годах, особую важность приобрел вопрос городской санитарии. Великие открытия в микробиологии и лучшее понимание причин возникновения заболеваний, а также достижения санитарно-технического строительства предъявили новые требования к муниципалитетам, обязав их следить за гигиеническими условиями в густонаселенных районах.
Среди прочих проблем бурно обсуждалось захоронение мертвых. Привычные процедуры были объявлены негигиеничными, и сторонники кремации тел требовали от государства не просто законодательно разрешить ее, но сделать единственно возможным вариантом. Давно сложившаяся и практиковавшаяся традиция бросать мертворожденных и эмбрионы в отхожие места и избавляться от них частным образом стала чуть не повсеместно считаться преступной.
История городского управления показывает, как мало внимания уделялось этим предметам до девятнадцатого века — хотя одни из первых попыток продемонстрировать, насколько вредоносны расположенные в пределах городской черты кладбища в больших городах, были предприняты еще докторами Фернелем и Улье Парижским [161], заявлявшим об опасности Кладбища Невинных, где с 1186 года хоронили парижских покойников. Там были огромные ямы, куда плотными рядами слой за слоем укладывались гробы, и яму не засыпали землей, пока в ней не погребали, точнее, складировали тысячи две мертвецов.
За время своего существования это кладбище, распухшее от прироста в два миллиона тел, поднялось на три метра над уровнем окружающей территории, а местами стало выше собственной ограды. Старые ямы частенько разрывали, кости выкидывали наружу, сгребая в большие кучи. Позже часть этой невероятной горы человеческих останков перенесли в парижские катакомбы, сеть подземных карьеров, где некогда добывался камень.
Хуже того, это поразительное кладбище окружала вместительная выгребная яма, в которую жители окрестных кварталов привыкли выбрасывать отходы. В те дни уборные располагались по большей части лишь на верхних этажах; когда их чистили, то сливали находившуюся в них массу в ров у кладбища, а тот крайне редко подвергался обработке.
Эта часть Парижа задыхалась от миазмов, и жители жаловались, что им даже птичку в клетке не завести — приносишь в дом, и бедняжка гибнет через неделю. В погреб невозможно было спуститься со свечой или лампой: пламя сразу гасло в отравленной атмосфере подвала. Там частенько располагались мастерские бочаров и других ремесленников, и у работающих в них людей случались сильнейшие приступы, едва не доводившие их до смерти. Постепенно население покинуло прилегающие к кладбищу улицы, особенно после того, как выяснилось, насколько ядовита скапливающаяся на стенах влага: от одного соприкосновения к ней на коже вздувались дурнопахнущие гнойные волдыри.
Несмотря на это, город всегда полнился бедняками, которые могли найти приют лишь около этого ужасного кладбища. Многие их них выкапывали там землянки, где и жили, хотя несложно представить, как это сказывалось на их здоровье.
Не исключено, что обычай хоронить людей в церквях был еще пагубнее. Ограниченность пространства и алчность, нередкая среди служителей культа, приводили к тому, что тела извлекались из склепов ранее их полного разложения и помещались где-нибудь в соседних помещениях, например, на чердаке.
В 1870 году работа де Фрейсине [162] по жилищно-коммунальной санитарии вкупе с необходимостью расширить парижские кладбища вызвала оживленную дискуссию по поводу создания безопасных захоронений. Недавно окончившаяся франко-прусская война также оставила после себя проблему гигиеничного погребения многочисленных жертв.
Нантский архитектор месье Купри-младший, среди прочих, запатентовал système Coupry [163], проект гигиеничного кладбища, и собирался построить собственное Cimetière de i'Avenir [164]. Его метод испробовали на одном участке кладбища в Сен-Назере. Некоторое количество тел захоронили там над особой конструкцией, позволяющей воздуху циркулировать под гробами и не дающей подземным водам затапливать их. Такое же количество покойников похоронили рядом так, чтобы это позволяло сравнивать результаты в течение нескольких лет. В системе Купри ядовитые газы проходили по подземным трубам и попадали в печь, где сгорали. Для большей эффективности покойников хоронили в простых деревянных гробах без применения антисептиков, бальзамирующих веществ и добавления стружек и угля, так как основным назначением системы было быстрое превращение трупа в скелет с полным исчезновением подверженной разложению плоти.
Конечно, широко известно, что Французская революция ввела практику запрета церковных захоронений, издав 23 прериаля XII года Республики [165] особый закон; также было запрещено устраивать новые кладбища в черте города. Стало нельзя ставить один гроб на другой, а за постоянное место начали требовать немалые деньги, иначе через пять лет в могилу помещали другого покойника. Власти вдобавок установили определенную глубину могилы, чтобы вредоносные газы не выходили на поверхность и не отравляли воздух.
С той поры во Франции, особенно в департаменте Сены, не прекращали заботиться об улучшении кладбищ и практически сразу создали комиссию по проверке системы Купри. Доклад с подробным отчетом был опубликован доктором Бруарделем и господином Дюменилем [166].
Для этих целей члены вышеупомянутой комиссии, назначенной Commission d'Assainissement [167] отдела здравоохранения департамента Сены, эксгумировали десять тел: пять, похороненных по системе Купри, и пять из контрольной группы — и произвели полный осмотр.
Вот отрывок из отчета:
«Господин С… (Батист), 53 года.
Умер 20 марта 1876 г. Похоронен 21 марта 1876 г. Эксгумирован 25 мая 1881 г. Эксгумирован повторно 9 июня 1891 г.
Длительность погребения — 5 лет. На неподготовленном участке кладбища.
Тело (см. фотографию) [168] в полной сохранности. Плоть превратилась в трупный жир. Зловонный запах.
Вскрытие произведено профессором Бруарделем.
Все внутренние органы в районе груди и живота истончились и сплющились. Лишь сердце сохранило некоторый объем и осталось узнаваемым.
Процесс разложения, судя по всему, прекратился. Очевидно, тело останется в таком состоянии на неопределенный срок.
В гробу обнаружено единственное насекомое из семейства стафилинидов [169] — Philonthus ebeninus».
Сравним с состоянием тела, извлеченного из экспериментального захоронения, где оно пребывало в течение года:
«Господин Б… 66 лет (см. фотографию) [170].
Умер 21 мая 1880 г. Похоронен 22 мая 1880 г. Гиперемия головного мозга. Длительность погребения — 1 год 18 дней.
Тело не было завернуто в саван.
Запах отсутствует.
Скелет практически освободился от плоти.
Голова отделена от тела.
Разложение плоти и мягких тканей завершено.
Внутри гроба многочисленные насекомые. Anthomysides, Ophira cadaverina и Lemostoma. Одна мушка, вполне жизнеспособная, только что вывелась из многочисленных личинок Ophira».
Впрочем, читателю этой книги едва ли интересны такого рода подробности [171]. Мы же привели отрывок из отчета, поскольку он имеет некоторое отношение к нашему повествованию.
