Первый генералиссимус России (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt) 📗
Через месяц после прибытия в Москву, по указу государя на Монетном дворе были отлиты золотые и серебряные медали за взятие Азова. Одна из золотых медалей досталась и Алексею Семеновичу.
— В память о славной виктории, твоими руками сделанной, — вручая ее, молвил государь. И, дыхнув вчерашним перегаром, обнял и расцеловал. — Служи и далее так.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,
в которой сообщается о последних годах жизни славного воеводы и генералиссимуса боярина Алексея Семеновича Шеина. А также о строительстве и защите города Таганрога, о Великом посольстве царя Петра Алексеевича и о стрелецких бунтах
Всего лишь зиму и побыл генералиссимус Шеин в родной вотчине. Да и то неполную: только тогда, когда не был в царском дворце по зову государя. А бывать в царских палатах приходилось частенько. Трижды, например, в ноябре. Государь тогда воевод по градам расписывал. Потому совет как с главным генералом держал. Потом в декабре речь о Великом посольстве и об Азове заходила. Решался вопрос: кому в посольстве быть, кому на державе оставаться и какие полки куда послать. Шла речь и о том, кто из полковников лучше со строительством на Дону справится. Петр Алексеевич остановил свой выбор на Иване Цыклере.
«Он меня одним из первых в августовские дни поддержал против Софьи и Шакловитого, — аргументировал свой выбор государь. — Ему можно доверять». — «А не он ли во время майского бунта стрельцов среди заводчиков был?» — «Был, — согласился Петр Алексеевич. — Но только потом помог с другим ворогом, Хованским, расправиться». — «Воля твоя, государь, но моя душа к нему не лежит». — «Достаточно того, что моя лежит, — покровительственно улыбнулся Петр Алексеевич и росчерком пера направил на Дон Цыклера вместе с другими полковниками.
Из генералов в Азов направлялся Петр Иванович Гордон. Хоть и старый совсем, но верный и честный вояка. А главным генералом опять же он, Шеин Алексей Семенович. Решение об этом его назначении государем было принято 6 января. И в этот же день обнародовано. А до того имел государь с ним беседу с глазу на глаз.
— Мыслю ныне, в феврале, если Бог даст, с великим нашим посольством в страны Европы наведаться, — отставив обычный насмешливо-покровительственный тон, поделился заботами государь. — Во-первых, надо крепкий союз против турок и крымцев учинить. Надоело в одиночку корячиться…
Во-вторых, мир посмотреть, себя показать. А потому государство на время моей отлучки вручаю князю Федору Ромодановскому, а армию нашу — тебе, Алексей Семенович. С вас и спрос будет, коли что, — уколол взглядом, словно шпагой острой. Да так, что по телу против воли дрожь пошла и мерзкий холодок, родившись где-то в низу живота, к самому горлу подступил.
Кроме того, что он, Шеин Алексей Семенович, был назначен вновь главным генералом, в его подчинение волей государя отходили Пушкарный, Рейтарский и Иноземный приказы. Власть в его руках сосредотачивалась большая, и многие родовитые князья да бояре ему откровенно завидовали. И, как доносили верные люди, желали, чтобы он «споткнулся» как следует, к их пущей радости.
10 января с участием государя были расписаны все солдатские и стрелецкие полки, кому куда идти. А 22 января, после молебна, по зимнику они уже двинулись к Азову и к литовской границе. Москва очищалась от стрельцов.
Так что посидеть дома Шеину почти не удалось. Все опять было оставлено на управляющего и дворовых слуг.
Налюбоваться сыном родитель никогда не сможет, а вот наглядеться… Нагляделся Алексей Семенович сыном достаточно. И приласкал по-мужски сурово, как мог, и наставления дал.
Хотя Сергей рос и без матери, но пригляд имел. Поначалу со стороны Параски, а после нее Степанидой обласкан. Однако не заласкан. Из отрока должен славный воин выйти, а не лежебока запечный.
Сергею только одиннадцатый годок идет. Но он уже года три как на мужской половине дома больше обитает, чем на женской. Грамотке с шести лет обучается. Читать и писать быстрее родителя может. Это радует. Радует и его желание ратному делу обучиться. Да, ныне время такое, что без грамоты да без знаний иных языков — никуда. Вон Петр Андреевич Толстой, пень трухлявый, лысина — что блин масленичный, ему уже за пятьдесят, а просится у государя в земли неметчины языкам тамошним обучиться, морскому делу у итальянцев учиться. Или взять хотя бы Алексашку Меншикова. Безродный такой, что безродней и не придумаешь: всего лишь сын царского конюшенного… Но и он в люди бьется-выбивается, языки голландский да немецкий у Лефорта и Виниуса учит. Петру Алексеевичу сие нравится. И Алексашка сегодня в фаворе. Сергею же сам Господь Бог подобное велит. Время такое…
Сергею бы тоже вместе с другими недорослями в Италию либо Англию поехать, но, к сожалению, возрастом не поспел. Маловат еще. Это даже сам Петр Алексеевич с сожалением отметил. Потому Сергея не только дьячок местный грамотке да цифири учит, но и Карион Истомин время от времени заглядывает — с философией да гисторией знакомит, вирши учить заставляет.
Сильвестр Медведев, державшийся Софьи Алексеевны да дерзновенно перечивший патриарху Иоакиму, сгинул. Постарался Иоаким, обвинив в колдовстве да в желании патриаршества его, Иоакима, лишить. Все понимали и понимают, что сие надумано, но… нет больше Сильвестра, среди бродяг его обезглавленный труп зарыт.
А вот Карион, хоть и родственник Медведеву был, но вовремя подсуетился, на нужную карту поставил, к Нарышкиным прибился — и ныне вновь в почете. Ему заранее уже доверено царского дитятю, Алексея свет-Петровича, обучать. Даже два букваря издать разрешено. Чудо буквари получились. Красочные. С картинками. Поучительные и назидательные. Но пока Алексей Петрович до нужного возраста созреет, так пусть Карион над Сережей потрудится, уму-разуму поучит.
А еще Алексей Семенович приглядел немца одного, из младших офицеров. Шустренький такой, разговорчивый, но и в воинском деле сметку имеет. И тоже сговорился, чтобы тот и фехтованию на шпагах Сергея обучал, и стрельбе из пистолетов да ружей, и, конечно же, иностранному языку.
Год-другой подучит, тогда можно будет и в «потешные» преображенцы записывать. Хотя бы барабанщиком, как Миша Голицын или Семка Акимов. Те тоже в юном возрасте пришли. Ныне же офицеры и прекрасно показали себя в последней Азовской кампании. Голицын, конечно, родовит, и по роду выбился бы в люди, а Семка — сам по себе, по собственной сметке да отцовской закалке. Петр Алексеевич только рад тому будет. Так что — расти, Сергей!
Была, конечно, думка взять сына с собой. Пусть бы Русь-матушку посмотрел, настоящей пороховой гари на вкус попробовал, у костров бивуачных дымком пропах. Но тогда пришлось бы об учебе забыть. И оставил он сию думку в покое, а Сергея без тревог и ненужных мечтаний.
О себе Алексей Семенович как-то уже и не думал. Жил как жил, царю верно служил. Петр Алексеевич однажды полушутя, полусерьезно намекнул, что готов просватать своего главного генерала, который умеет покорять вражеские каменные крепости, но трусит перед женскими крепостями, защищенными бастионами из шелковых да парчовых одежд.
Но Шеину удалось отделаться шуткой от столь «лестного» предложения, и государь оставил его в покое. Даже не стал приглашать, как иных прочих, на Всепьянейшие Соборы. «И без него желающих, что в Яузе грязи».
Шеин не то чтобы на себя рукой махнул в вопросе создания новой семьи, но все как-то недосуг. Походы, походы, походы… Да и привык уже к такой неспокойной жизни. А менять — это опять обременять себя беспокойствами, переживаниями. Уж пусть все идет, как идет…
Вот и ныне. На дворе — февраль, морозы, снег, поземка, а ему вновь предстоит к Азову идти, крепость строить. Таганрог. Государь еще в прошлом году место под этот город присмотрел, на карте обозначил.
Просто сказать «пойти строить», да непросто сделать сие. Ладно, с полками все понятно: какие укажет государь, те и возьмешь… А вот с инструментом, с инженерами, с мастеровыми, наконец, с продовольственными запасами как быть?.. Тут с бухты-барахты дело не пойдет, тут подготовка нужна… А кому, кроме него, за всем смотреть, все предугадывать?.. Некому. Можно, конечно, и на помощников довериться. Их ныне десятка три, не менее, за ним числится. Но хорошо, ежели расторопные да сметливые будут. А коли сонливы да зевасты… А еще, не дай Бог, вороваты… Тогда червь сомнения самого сгрызет. Поэтому лучше уж везде самому побывать, повидать. Свой глаз — алмаз, а чужой — бельмо сплошное.
