Спартак (Другой перевод) - Джованьоли Рафаэлло (Рафаэло) (полная версия книги TXT) 📗
Они напрягли слух, задерживая дыхание.
— Мы не откроем дверей таким разбойникам, как вы! — кричал на, скверном латинском языке сильный голос.
— А мы вас подожжем! — гремели снаружи сердитые голоса.
— Клянусь Кастором и Поллуксом, — возразил первый голос, — мы вас закидаем стрелами!
— Что?.. Что случилось? — спросила встревоженным голосом Валерия, поднимая полные страха глаза на лицо Спартака.
— Вероятно, открыто мое присутствие здесь, — отвечал фракиец, стараясь вырваться из рук Валерии, которая при первых же угрожающих словах, произнесенных снаружи, еще крепче обняла Спартака.
— Не выходи.., не двигайся.., из жалости ко мне!.. — воскликнула придушенным голосом женщина, на мертвенно бледном искаженном лице-которой отражались тревога и страх.
— Не хочешь же ты, чтоб я живым попал в руки моих врагов? — сказал тихо, но твердо вождь гладиаторов. — Не хочешь же ты видеть меня распятым на кресте?..
— Ах, нет!., нет!.. Клянусь всеми богами ада!.. — в страхе закричала Валерия, выпустив Спартака и отступая назад.
И, энергичным движением своей белой руки вытащив из ножен тяжелый испанский меч Спартака, она подала его гладиатору и сказала сдавленным голосом, которому старалась придать твердость и решительность:
— Спасайся, если сможешь, а если должен умереть, то умри лицом к врагу и с мечом в руке.
— Благодарю!.. Благодарю, моя божественная Валерия! — воскликнул Спартак, схватил меч и сделал шаг, чтобы уйти.
— Спартак, прощай! — сказала дрожащим голосом бедная женщина, — снова обнимая Спартака.
— Прощай, — ответил тот, сжимая ее в объятиях, Но вдруг губы Валерии, прильнувшие к губам Спартака, стали холодными, и рудиарий почувствовал, что ее тело безжизненно повисло на его руках: голова Валерии бессильно упала на его плечо.
— Валерия! Валерия!.. Валерия моя!.. — воскликнул прерывающимся голосом, в невыразимой тревоге фракиец, и лицо его стало смертельно бледным.
— Что с тобой?.. Юнона, помоги нам!.. Валерия, моя обожаемая Валерия!.. Мужайся!.. Молю тебя…
Бросив на пол меч и подняв сильными руками свою возлюбленную, Спартак положил ее на диван. Опустившись на колени возле нее, он стал ее ласкать, звать и согревать своим дыханием и поцелуями.
И так как Валерия лежала без движения, не отзываясь на его ласки и походила более на мертвую, чем на бесчувственную, то страшная мысль пронзила мозг Спартака. Он дрожал всем телом, вглядываясь в мертвенные уста, ловя в них признаки дыхания; положив руку под левую грудь Валерии, он ощутил едва заметное, медленное биение сердца. Спартак подбежал к маленькой двери, которая вела в другие покои Валерии, поднял портьеру, открыл дверь и позвал несколько раз:
— Софрония!.. Софрония!.. На помощь.. Софрония!. В эту минуту он услышал стук в дверь, через которую раньше хотел уйти, повернулся к этой двери и прислушался: шум и крики, бушевавшие недавно, прекратились Через мгновение снова послышался стук, и мужской голос произнес:
— Милостивая Валерия!., госпожа моя!..
С быстротой молнии Спартак поднял меч и, приоткрыв немного дверь, спросил:
— Чего тебе?
— Пятьдесят конных солдат.., сюда.., явились, — сказал, дрожа и заикаясь, старый домоуправитель (это был именно он), смотря выпученными глазами на Спартака, — и говорят.., и кричат.., что они желают, чтобы им вернули.., их.., начальника.., и уверяют, что ты… Спартак.
— Ступай и скажи им, что через минуту я выйду. И Спартак закрыл дверь перед носом старика-домоуправителя, оставшегося на месте в позе человека, превращенного в статую.
В тот момент, как Спартак возвратился к дивану, на котором без движения лежала Валерия, через другую дверь вошла служанка.
— Поди, — сказал ей Спартак, — возьми эссенции и духи и приходи с какой-нибудь другой рабыней позаботиться о твоей госпоже Она в обмороке.
— О моя добрая.., моя бедная госпожа! — воскликнула рабыня.
— Ну, скорее!.. К делу… Не болтай!.. — закричал Спартак повелительным тоном.
Софрония вышла и очень скоро вернулась с двумя другими рабынями и с пахучими эссенциями на спирту. Они нежно стали хлопотать около Валерии, лежавшей без сознания. Через несколько минут бледное лицо матроны окрасилось легким румянцем, и дыхание ее стало более ровным и глубоким.
Спартак, стоявший неподвижно и пристально смотревший на свою возлюбленную, испустил вздох удовлетворения и поднял глаза к небу, как бы благодаря богов; затем, отстранив рабынь, преклонил одно колено и поцеловал белоснежную руку Валерии, бессильно свисавшую с края дивана, запечатлел долгий поцелуй на ее лбу и быстро вышел из комнаты.
В одно мгновение он дошел до площадки, перед которой стояли пятьдесят спешившихся кавалеристов; лошадей они держали за повода.
— Ну?.. — спросил он строгим голосом. — Зачем вы здесь? Чего вы хотите?
— По приказу Мамилия, — ответил декурион, командовавший этим отрядом, — мы следовали за тобою издали и боялись…
— Садись! — скомандовал Спартак.
И в один миг пятьдесят кавалеристов, схватившись за гривы, вскочили на спины коней, покрытых простыми темно-синими чепраками.
Несколько рабов, оставшихся на вилле вследствие своей старости, а страхе толпились, с факелами в руках, v входа в дом.
— Коня! — приказал им Спартак.
Трое или четверо из этих стариков поспешно побежали в соседние конюшни, вывели оттуда вороного и подвели Спартаку. Он вскочил на него и, приблизившись к старику-домоуправителю, спросил его:
— Как имена твоих сыновей?
— О знаменитый Спартак! — ответил плаксиво старик. — Не поставь в вину им мои необдуманные слова, сказанные вчера утром…
— Низкий раб! — закричал в негодовании фракиец. — Неужели ты меня считаешь таким же подлым трусом, как ты сам? Если я спрашиваю мена доблестных юношей, отцом которых ты недостоин быть, то лишь затем, чтобы позаботиться о них.
— Прости меня.., славный Спартак… Аквилий и Ацилий их имена.., сыновья Либедия. Возьми их под свое покровительство, великий вождь, и да будут тебе благоприятствовать боги и Юпитер…
— В ад низких льстецов! — закричал Спартак. И, пришпорив своего коня, воскликнул, обращаясь к своим кавалеристам.
— В галоп!
Отряд, следуя за Спартаком, пустился галопом по аллее и быстро выехал за ограду виллы.
Старые слуги семейства, Мессалы стояли некоторое время на площади, безмолвные и изумленные и только тогда начали приходить в себя от страха, когда услыхали, что топот лошадей совсем затих.
Велико было горе Валерии, когда она, придя, благодаря стараниям ее рабынь, в себя, узнала, что Спартак уехал.
А Спартак в это время беспрерывно пришпоривал своего коня, точно конь мог унести его от мучительных забот и избавить от тревог.
Быстрота, с которой он, сам не замечая этого, пустил своего скакуна, была так стремительна, что хотя кавалеристы гнали своих лошадей во всю мочь, он опередил их на два выстрела из самострела.
Он думал о Валерии, о том, как она очнется, о горе, которое ее охватит, и о ее слезах. Судорожным, невольным движением он вонзил шпоры в живот коня, который, с дымящимися ноздрями, с тяжело дышащей грудью, с гривой, развевающейся по ветру, продолжал пожирать пространство.
Несчастный старался изгнать образ Валерии из своих мыслей. Но тогда он вспоминал о Постумии, об этой очаровательной девочке, резней, милой, понятливой, белокурой, розовой, счастливой, которая во всем, кроме черных как у матери глаз, была точным его портретом. Какая она красавица!.. Как мила!.. Как ласкова!.. Ему казалось, что она радостно протягивает к нему свои пухлые рученки, и его терзала мысль, что он, вероятно, больше ее не увидит. Он продолжал бессознательно, невольно терзать шпорами окровавленные бока своего бедного коня.
Так продолжалось бы и дальше, и кто знает, где остановились бы конь и седок, если бы, к счастью для обоих, новые мысли не мелькнули неожиданно в голове Спартака.
А вдруг Валерия не очнулась? А вдруг, узнав о его внезапном отъезде, она снова упала в более тяжелый обморок?.. А вдруг она в этот момент была уже серьезно больна?.. А вдруг — это было невозможно, не могло, не должно было быть! — но если к величайшему его несчастью любимая женщина…
