Адмирал Де Рибас - Сурилов Алексей (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
Это было последнее письмо Ивана Ивановича. Сватовство и помолвка Кесоглу с Парашей были омрачены печальным известием о его кончине.
Столичная газета писала, что устроение домов для призрения безродных детей в России, равно как и способы воспитания и научения тех детей полезным ремеслам сделали имя Бецкого известным в образованных обществах всех стран.
Анастасия Ивановна была убита горем.
Свадьба Параши с Кесоглу состоялась после Спаса Летопровода. Пришел Спас – рукавицы про запас. Ночи стали заметно холодными, листья на деревьях тронула желтизна.
Это случилось еще до свадьбы Параши, но пересудов было много и после свадьбы. Перед Троицей христиане устилают землю в горницах васильками, мятой, ромашкой и чебрецом, а также и в других местах где только можно укрепляют пучки трав и цветов, отчего дом становится таким пахучим, что невозможно определить, с какой стороны стоит хлев и какую скотину там держат – коров или свиней.
Как известно, в большой светелке Березовых была поперечная жердь. На жерди, кроме праздничной одежды, висели драгунский карабин и палаш, поскольку унтер-офицер Березов не был в отставке, а лишь в бессрочном отпуске.
Если бы вы спросили, где в Южном форштадте живут Драгуны, то всяк, не исключая малого хлопчика, указал бы вам хату Березовых да еще предупредил, что у них злые собаки, поэтому прежде чем войти к ним во двор, надо крепко постучать в ворота и вызвать хозяина или хозяйку. Ведь было же, что драгунские собаки чуть не съели дьячка Хведира. Еще, хвала Богу, что дома был Степан. Даже когда дьячок – человек степенный и в суждениях справедливый вошел в хату, осенил себя крестным знамением и поклонился образам Матери Божьей и Николая Чудотворца, пожелал хозяевам жита, пшеницы и всякой пашницы, то и тут тявкала малая собака и норовила ухватить лицо духовного звания за ногу. Выгнать ее из горницы было невозможно, поскольку она забралась в такой угол, где Степан ее не мог достать. Через открытую дверь в другую светелку было видно, что там две люльки. Перед Пасхой Степанида родила двойню – сына и дочь. Между ними, на удивление людей, живших тогда в Одессе, вовсе не было наружной одинаковости, исключая карие, как у Степаниды глаза.
На грех перед Троицей одна зловредная баба, предположительно Оксана Чуприниха, шепнула Степаниде, мол, Степан, когда она была на сносях, тягался со шляхтянкой Ганной с дальних хуторов. Муж, мол, той Ганны, был в извозе, и вообще она гулящая, что все знают не только на хуторах. После такого разговора Степанида взяла карабин, подкараулила Ганну, когда та приехала на возе в город за надобностью, и так шарахнула, что из Ганны и дух бы вон, не укройся она за деревом.
После этого происшествия полицмейстер Кирьяков велел Березову немедля быть у него.
– На основании приказа градоправителя его превосходительства вице-адмирала и кавалера де-Рибаса делаемая жителями города пальба из ружей запрещена не только ночью, но и днем, ибо этим нарушаетца тишина и спокойствие. Что Степанида в церковь на заутреню, обедню и вечерню надевает Степановы егорьевские кресты, продолжил он, беды в том нет, пускай наденет и унтер-офицерский мундир, хоть он будет ей до пят, что она из карабина пуляет в женское сословие, которого и так здесь в недостатке, – это скверно. Недолго учинить и душегубство. Может, она еще начнет здешних дивчат и молодиц рубить драгунским палашом?
Поскольку Степан на этот вопрос с полной определенностью ответить не мог, то Кирьяков положил боезапас к карабину у него отобрать, карабин и палаш с большой светелки он велел перенести на чердак, а чердачную дверь крепко закрыть на замок, ключ на сохранение отдать ему – премьер-майору и владимирскому третьей степени кавалеру Кирьякову, градоначальнику по полицейской части, который должен быть озабочен благочинием в городе. Случится у Степана по службе надобность в карабине и палаше, то оные будут выданы ему Кирьяковым с тем, однако, чтобы не достались Степаниде.
На основании приказа градоправителя его превосходительства вице-адмирала и кавалера де-Рибаса унтер-офицеру Березову за выстрел, произведенный его женой Степанидой, уплатить двадцать пять рублей штрафу на содержание лекарей. Ежели он, Березов, не пожелает уплатить тот штраф, то жене его, Степаниде, быть под крепким караулом месяц.
Степан Березов отдал двадцать пять рублей и в подтверждение того от казенного места получил бумагу: Степанида Березова от караула увольнялась, однако ей велено иметь покаянную беседу с попом.
Ксендз из Одесского костела, куда Степанида ходила на богослужение, несмотря что приняла православие, ей заметил: лишение-де жизни человека – деяние непотребное и греховное. В ответ Степанида выразила удивление тем, что пан ксендз не указал Ганне на греховность блуда и на ее непотребство в том, что она завлекала Степана под копну. Это, по словам Степаниды, могла бы подтвердить благонамеренная прихожанка Георгиевской церкви в Дальнике, а именно Оксана Чуприниха.
Когда природные россияне сходились с казаками на Пересыпи или на хуторах, то для беседы надобности в толмаче не было по причине сходства их наречий. Особенно хорошо взаимное понимание проявлялось за столом в храмовые праздники, к примеру, на Воздвижение Христа Спасителя в том же Дальнике или на Покрова Божьей Матери в Гниляковых хуторах, когда беседы велись за столами, где всего было в изобилии.
Но в обычаях между природными россиянами и гречкосеями наблюдалось большое несходство.
Россиянин, упившись, шел, бывало домой, чтобы поколотить за разные обиды тещу или на худой конец жену. Зная об этом, теща и жена от него надежно прятались, пока не отрезвеет.
Это не относилось к бессрочно отпускному унтер-офицеру Березову, который был известен трезвостью, а если малость и упивался, то, придя домой, перед женой своей, Степанидой очень совестился и говорил ей любезные слова. Она же тихо укладывала Степана спать и укрывала его овчинным кожухом, чтоб не занемог простудной хворью.
Казак в нетрезвости норовил жене не попадаться на глаза, потому влезал на печь подальше от греха. Ежели он влезть туда не успевал, то обыкновенно жена больно таскала его за чуб, пока не устанет, приговаривая: так тебе, гультяюга, чтоб ты с коня упал, чтоб ты вместо гречаников наелся всякой дряни и маялся животом.
Бывали, правда, исключения. Если у нетрезвого казака или гречкосея по какой причине не было чуба, то господарка брала макогон – некоторый род крепкой палицы – и колотила его, пока не устанет.
Когда же казак был громадного выроста, а господарке его Господь того не дал и была она малая, то такая господарка лаялась, что слышно было на дальних хуторах, более того, становилось известным, кто на кого лает.
Это убедило градоначальника по полицейской части Кирьякова издать приказ, в котором было следующее: «Коль по надобности какая хохлушка пожелает облаять своего мужа, то это не возбраняется, поскольку то ее собственный муж и ей вольно поступать с ним как заблагорассудится. Однако же в городе не должно нарушать благочиние и не должно быть соблазнов для жен из других народов, к примеру, из греческого племени, впасть в искушение и точно таким же образом лаять на своих мужей, буде придут домой нетрезвыми.
Хохлушкам строжайше повелеваю, прежде чем лаять на мужа, завлекать его в хату и изъяснятца с ним не иначе, как закрыв дверь и окна в той же хате крепко, чтоб голос хохлушки не был слышен в городе и тем благочиние, приличное добрым нравам, было нарушаемо. В крайности возникает надобность изъяснятца с нетрезвым мужем до того, как он придет домой, по дороге, к примеру, то сие, как изъятие дозволяетца, но обыкновенным голосом, более увещевательным, нежели ругательным, без употребления бранных слов и неприличных движений, кои могут породить смущение среди благонамеренных обывателей. Сие особо ставлю на вид некой Мотре, имеющей со своим семейством жительство на Пересыпи. У сей Мотри замечаема дурная привычка сочетать бой мужа макагоном с тасканием его же за чуб, произнося при этом такие слова, что даже усатовский поп Филарет Серединский впадает в уныние. От такого непотребства вышеуказанной Мотри у ее мужа – исправного казака по имени Хвесько – пооборвало часть чуба на голове, а также один ус, который справа. А ведь казак в строю для военной надобности должен иметь молодецкмй вид. Посему мужа, буде нетрезвый, Мотре более за чуб и за усы не таскать, а токмо изъяснятца с ним вышеозначенным порядком. Смотрение за исполнением сего возложить на господина полкового есаула Черненко.
