Бремя государево (сборник исторических романов) - Лебедев Михаил Николаевич (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗
— Ну, так садись, князь Михаил, побеседуем с тобой кое о чем, — предложил Федор Давыдович и указал на широкую скамью, стоявшую по ту сторону стола, у которого он сидел.
Микал покрутил головой.
— Могу ли я сесть при именитом боярине московском, я — бедный пленник… поруганный, лишенный своей чести…
— Чести тебя никто не лишал! — возразил большой воевода, поглядев прямо в лицо покчинскому владетелю. — Ты только полоняник наш. С тобой мы должны как с князем обходиться, ибо только государь наш может тебя чести лишить… либо еще возвеличить тебя превыше того, чем ты был до сих пор! Садись, князь Михаил! — повторил Пестрый, и нетерпеливая нотка послышалась в его голосе.
Микал с тяжелым вздохом сел, смущенно пощипывая свою бородку. Пестрый заговорил снова:
— Нелегко тебе, князь, вижу я. Не смог ты от нас оградиться, подпала Пермь Великая под славную державу Московскую. Но в том еще нет большой беды. Может, к добру это для вас, для пермян…
— Может, к добру — не знаю.
— Главное, уклад у нас крепкий… московский, одним словом! И вера православная у нас стоит-светится как свеча перед престолом Господним! А у вас как дела идут насчет веры христианской?
— Ничего, молимся мы Богу, как учили нас, в церковь ходим, попов слушаемся, иконам святым поклоняемся — все, как следует быть! — промолвил Микал, дипломатично умалчивая о всеобщем шатании умов в народе, потерявшем доверие к своим наставникам, ставившим выше всего собственное довольство и благополучие.
— А ты каково веруешь? — внезапно спросил Пестрый и зорко поглядел на своего собеседника.
Тот даже глазом не моргнул.
— Верую я в Бога Живого, Господа Иисуса Христа, Он же всегда был, есть и будет во веки веков, аминь!
— Правильно! — кивнул головой набожный боярин. — Христианин ты добрый, кажись. А нам на Москве насказали, будто все пермяне, от князя до последнего смерда, на идолов своих прежних глядеть начинают!..
— Мало ли чего не наскажут злые люди. Не всякому слуху верить можно.
— Видимо, так оно выходит.
Разговор большого воеводы с князем Микалом затянулся на несколько часов. Пестрый положительно полюбил за это время покчинского владетеля, сумевшего понравиться ему своими умными, дельными речами, дышавшими правдой и искренностью. Когда же Микал сообщил ему, что жена и сын его томятся в подземном тайнике, не смея выйти оттуда наружу из опасения получить обиды от москвитян, — Пестрый тотчас же распорядился вывести княжеское семейство на вольный воздух, где оно могло бы поселиться в собственном доме и жить без всякой опаски за свою участь.
— А как же мы с Чердыном будем? Ведь в Чердыне, говоришь ты, дядя твой сидит? — осторожно осведомился большой воевода, не зная, как приступить к этому щекотливому вопросу.
Микал просто сказал:
— Чердын я сам в твои руки отдам. Только позволь мне туда ехать… с твоими же ратниками, вестимо…
— Это ты ладно придумал! — весело воскликнул Пестрый. — Право, ладно! Пожалуй, без крови обойдется… если только дядя послушает тебя…
Микал был неглупый человек. Он понял теперь страшное могущество Москвы и находил невозможным дальнейшее сопротивление, потерявшее всякий смысл после взятия москвитянами трех укрепленных городков и после разгрома ими пятитысячной пермской рати. Передачей Чердына из рук в руки врагу он думал заслужить особенное благоволение большого воеводы, который, наверное, не оставил бы его в будущем, когда слово такого влиятельного вельможи, как Пестрый, могло иметь громадное значение при дворе московского государя…
В Чердыне сначала не поняли, в чем дело, и принялись стрелять в москвитян, не позволяя им приблизиться к городским валам, похожим по своей крутизне на укрепления Изкара. Но Микал выступил вперед смелою и быстрою походкою и громко прокричал защитникам, чтобы они отворяли ворота, ибо он, князь Микал, приказывает это.
На валах заметались человеческие фигуры. Смятение и ужас исходили от них. Доносился гул голосов, кричавших что-то тревожное, непонятное. Над воротами показался какой-то человек и завопил яростным голосом, потрясая кулаками по направлению к москвитянам:
— Прочь! Уходите прочь, проклятые! Не сдадимся мы вам доброю волей! Не послушаемся Микала-изменника!.. Постоим мы за город свой во славу великого Войпеля!..
— Это Ладмер, дядя мой, — сообщил Микал начальнику московского отряда. — Не знаю, как уговорить его. Старик он упрямый весьма.
— Ха! — усмехнулся отрядный начальник. — И не таких стариков мы уговаривали. Подойди-ка сюда, Кубарь, — подозвал он ближайшего воина и шепнул ему на ухо несколько слов. Тот молча кивнул головой и, подбежав к городским воротам на возможно близкое расстояние, натянул лук и пустил стрелу, направленную в строптивого старика.
Микал торопливо воскликнул:
— Постойте, зачем вы убиваете его?..
Но стрела уже сделала свое дело. Воин был хороший стрелок. Ладмер издал жалобный стон и свалился с ворот на наружную сторону вала, нелепо взмахнув руками в воздухе…
— Сдаемся, сдаемся! — донеслись голоса чердынцев, убедившихся в бесполезности сопротивления, и скоро московский отряд был уже внутри городка, завершившего сдачей покорение Перми Великой войсками Иоанна III.
Заключение
Князь Федор Давыдович Пестрый не почил на лаврах, покорив пермскую страну. Следовало еще привести к присяге весь народ, принадлежавший теперь московскому великому князю безраздельно. Надо было составить списки жителей для взимания с них ясака, или дымового сбора, поступающего в великокняжескую казну. Приходилось, наконец, оказывать содействие попам и монахам, зачастую обращающимся к нему за помощью, ибо, по словам почтенных отцов, многие люди пермские не признавали в них учителей церкви, коим внимать подобает.
По прошествии же трех недель, когда новая власть окончательно утвердилась в Перми Великой, князь Федор Давыдович выступил в обратный поход на Москву, оставив в городках отряды воинов, достаточные для удержания жителей в повиновении.
Настроение у счастливого завоевателя было веселое, радостное. Успех увенчал труды, возложенные на него великим князем. Пермяне потерпели немалый урон за свою строптивость, проявленную ими по отношению к московским купцам (хотя купцы были сами виноваты во всем, это он теперь знал несомненно). С покоренными обошелся великодушно и милостиво, что особенно радовало его доброе сердце. Кроме того, он вез с собой князя Микала и воевод: Бурмата, Коча, Мычкына и Зырана, которые должны были завершить его торжество в глазах государя…
В Москве князя Пестрого ожидал торжественный прием, сделанный ему довольным государем. Тут Пестрый представил великому князю пленного пермского владетеля Михаила с четырьмя воеводами, ошеломленными увиденною роскошью, окружавшею их со всех сторон. Во дворце они совсем растерялись: везде блестело золото, серебро, драгоценные камни; на полу лежали дорогие ковры, в которых нога утопала; потолки и стены были расписаны диковинными узорами, придававшими палатам веселый и живописный вид. По палатам важно проходили князья, бояре и окольничие, преисполненные сознания своего собственного достоинства. Промеж них, как мыши, сновали юркие придворные служители, вечно торопившиеся куда-то, иногда даже сами не зная куда. Кое-где торчали неподвижные фигуры рынд с серебряными топориками на плечах… Но еще большую робость почувствовали невольные пермские гости, когда их поставили лицом к лицу с грозным повелителем державы Московской. Это было страшное мгновение. Что скажет им могучий властитель, против которого они дерзнули поднять руку, защищая свою свободу и родину? Не прикажет ли он казнить их без всякого милосердия, как ослушников своей державной воли?..
Но Иоанн был спокоен и милостив. Лицо его светилось весельем. Он ласково кивнул головой на приветствия пленников и, обращаясь к Микалу, сказал:
— О тебе мне ведомо многое от Пестрого-князя. Умеешь ты народом править, умеешь и за себя постоять, когда требуется. А это мне нравится в других людях. И еще к вере Христовой ты привержен, а этим ты владыку-митрополита тронул… А посему слушай, князь Михаил, не хочу я лишать тебя наследия отчего, сиречь Перми твоей Великой. Бог с тобой. Управляй народом своим, как правил раньше, только слушайся во всем указов моих да не отпирайся от дани положенной. А буде перечить ты начнешь мне, тогда уж не пеняй на меня, князь Михаил! Сумею я заставить держать грозно имя мое!
