Камень и боль - Шульц Карел (книги бесплатно без онлайн .txt) 📗
Ибо золотой бык Борджа поднялся. Теперь остается только осуществить план до конца, сочетав воедино три вещи: расцвет церкви, благо Италии, власть рода Борджа. Объединить под скипетром Борджа не только города, давно уже составляющие собственность тиары и борджевского быка, но прибавить к ним еще Перуджию, Сиену, Пьомбо, Эльбу, герцогство Урбинское, Романью с Равенной, Римини, Чезену, Форли, Фаэнцу, Иммоллу, Камерино, Модену, Реджо, Болонью со всеми ее городами и территориями, наконец, герцогство Феррарское. Что же останется в Италии за пределами этого государства? Флоренция? Но Пьер Медичи вступил со мной в соглашение! Венеция? О ней постарается союзник мой Баязет. Неаполь? Мой сын породнился с неаполитанским королевским родом. Ах, не достигли того, о чем мечтали, ни Педро Луис, племянник папы Каликста, ни Джироламо Риарио, сын папы Сикста, ни Франческо Чиба, сын папы Иннокентия, но этого достигнет мой сын, герцог Гандии, свойственник рода испанских королей… Все папские сыновья проигрывали, словно над ними тяготел какой-то темный рок. Это потому, что отцы их не умели взять все в свои руки – так, как это сделал я! И мой сын не проиграет…
Золотой бык Борджа!
Но Лодовико Моро в Милане не хотел быть задушенным в объятьях растущего Папского государства, он бросил свои войска к границе и призвал короля Карла Восьмого французского. Кардинал Джулиано вел переговоры, ездил в Париж. Горели деревни, горели нивы, земля покрылась пеплом, на сучьях деревьев висели повешенные по туреньскому способу, на улицах стыли тела изнасилованных женщин, на кольях плетней, на виноградных тычинах были насажены грудные младенцы, и кровь их струилась по тяжелым, налитым гроздьям, – люто было вино войны.
Первое сражение разыгралось у Фивицциано. Герцог Монпансье уничтожил все войска кондотьеров, до последнего бойца. После битвы у Рапалло от неаполитанского войска остались одни развалины. Там дрались швейцарцы и генуэзцы. Ужас обуял всю Италию. Сбывались все пророчества. И Пьер Медичи решил сдать французам остальные свои крепости без боя. Но и тут его святость не заколебался. Еще есть время, еще на все есть время. Каждую игру нужно заранее продумать до мельчайших подробностей, не допускать никакой опрометчивости, смешны те, кто полагает, будто у меня нет никаких скрытых сил в засаде. Папа не спеша протянул руку к шнуру звонка. Тихими, неслышными шагами вошел секретарь, тоже испанец, и сел за свой столик. Его святость, не спеша, обдумывая каждое слово, продиктовал письмо султану Баязету. Разве у них обоих не общий враг? Этот смешной крестоносный король хочет, завладев Римом, вторгнуться со своими силами в Азию и выступил с огромной армадой, большим флотом кораблей, хочет стать Александром Великим. Но еще есть время, поэтому я пишу Вашему величеству Баязету, милостью божьей государю двух материков, радуясь тому, что Ваше величество – в добром здравии и, конечно, приложит все силы, чтоб отстоять дело мира, и не позволит Карлу стать королем над сарацинами…
Его святость не спеша диктовал, секретарь-испанец писал. Его святость уже не боится привидений, он теперь с ними советуется. Дон Сезар остановился в углу комнаты и слушает, вставляя время от времени поправки, улучшающие, усиливающие то или иное выражение в письме.
И будто бы той ночью в Ватикане вдруг сами собой загорелись все свечи, а потом опять погасли. Стража разбежалась, крича от ужаса. На плитках пола в зале были обнаружены кровавые следы босых ног. Кто-то прошел здесь, тяжело ступая, ноги его, избитые камнями дороги, точили кровь, он ступал тяжело, падая под бременем, которое нес на своих плечах – высоко, высоко, на лобное место, длинная борозда, словно вырытая волочащимся концом крестного древа, тянулась рядом с кровавыми следами ног…
И вспомнили многие Сикстов сон.
Султан ответил письмом, посылая одновременно сорок тысяч дукатов, в письме он ставил свои условия, датировав его так: "На нашем султанском дворе, нашего правления в Стамбуле в лето от рождения пророка Иисуса 1494-е". Но гонца с письмом схватили в Синигалии, передали королю Карлу, и кардинал Джулиано распространил письмо по всему христианскому миру, который содрогнулся. Это было похуже поцелуя в плечо.
Французские войска наступали. Не было уже такого кондотьера, который отважился бы дать бой. Французы в продвижении своем не могли обременять себя пленными. Альфонс со своей последней армадой отступал к Риму. Пьер Медичи сдал без боя крепости Сарзано и Ливорно. Пиза восстала против Флоренции, вышла из подданства и ударила в тыл остаткам отступающего Пьерова войска. Поток ужаса и крови разливался все шире и шире.
Взбунтовались крестьяне Перуджинской области, они устраивали засады против солдат Бальони и Одди, хватали их и отправляли с выщербленными глазами, оставив одного зрячим, в город. В округе Терни настала такая нищета, что жители убивали друг друга, а потом, разграбив деревню, где еще оставалось сколько-нибудь спрятанного зерна, тянулись длинными толпами в город, воя от голода. Одна женщина отведала трупика своего ребенка и угостила соседок. Другие жители, почуяв запах жареного, убили женщин и, сами усевшись на их место, принялись жадно глотать куски мяса, кидая обгрызенные кости себе за спину. Один из них узнал по найденным остаткам, что ели ребенка. Наевшиеся сочли это страшным злодеянием и стали слезно просить господа бога смилостивиться над ними, но, изголодавшись в дальнейших безнадежных скитаниях, перестали думать, что это такой уж великий грех. Многие еще подвергали сами себя бичеванию, чтобы преодолеть алчбу, но дети в толпе продолжали исчезать.
Из скал выходили колдуны и чародеи, никто не выдавал их палачу. Все теснились вокруг них и слушали, что они говорят. По ночам разводили костры во славу черного козла и разрывали могилы. С лобных мест, после заклинаний, сходил призрак и вещал народу, что, когда минует нынешнее опустошение, на земле снова будет рай и все станут как боги. Не будет ни голода, ни жажды, ни бедности, ни страданий, ни печали, ни болезней, ни старости. Но не будет и святости – этой выдумки, выгодной одним попам. Вы будете как боги, вещал призрак, и радуйтесь, милые: то, что вы творите между собой, – не разврат, а лишь прообраз райского жития. Пока веселитесь телесно, чтобы при будущем пришествии моем веселились уже души ваши. Так вещал призрак, обнаженные плясали вокруг костра и утопали в ночных радостях, как в бездонном море.
Над Моденой в самый полдень, среди бела дня, разыгралась битва в облаках, какие-то существа, огромные, как тучи, лупили друг друга дубинами. Народ на улицах пал на колени, ожидая Христова пришествия. Во многих деревнях, нисколько не скрываясь, бродили дьяволы в виде бешеных собак.
Голодная толпа во время своих блужданий повстречала стадо безголового скота. Люди разбежались, а стадо в дорожной пыли прошло к скалам, которые за ним с грохотом закрылись. В деревне Каббия сошел с ума священник, – он похоронил живого осла, всунув ему в пасть освященное распятие. Тотчас от страшной бури разверзлись небеса, помешанный священник был убит молнией, а земля вокруг ослиной могилы почернела. И долго еще по ночам из глины выбивался огонь, пока деревенские, вне себя от страха и не имея, с кем посоветоваться, не убили на этом месте девочку, восьмилетнюю нищенку, бесприютную жертву военного времени, которую нашли в деревне. В день убийства в сумерках земля раскрылась и отдала остов осла. И все увидели, как душа девочки, вся прозрачная, светлая, с серебряным распятием в руках, воспевая чудную песню, вознеслась к вечернему небу и исчезла в облаках. И с тех пор на том месте стало спокойно и опять зазеленела трава.
В лесных дебрях ставились скиты. Там святые праведники, отвернувшись от мира крови и бед, одетые в скотьи шкуры, преклоняли колена перед грубыми, самодельными распятиями и имели виденья. Беглые бойцы из разбитых отрядов проникали и в эти дебри, – солдаты, уволенные без жалованья, оборванный сброд, одна кожа да кости. С кое-как перевязанными ранами, в лохмотьях, с отражением пережитых ужасов в ошалевших глазах, они садились близ этих праведников у лесных костров, а потом разносили повсюду их пророчества и виденья.
