Лашарела - Абашидзе Григол Григорьевич (читать книги онлайн без сокращений txt) 📗
Бесстрашно глядя в единственный глаз Субудая, Тихон плюнул прямо ему в лицо.
— Переломать ему кости! — в ярости завопил Субудай.
Тихона выволокли из юрты. С него сорвали одежду, бросили на землю и долго били, топтали ногами.
Едва живого, распухшего от побоев, швырнули в загон.
Шио подполз к Тихону, склонился над ним.
— Тихон, что с тобой? — в страхе спросил он.
Купец с трудом приоткрыл отекшие веки.
— Убили меня, поганые. Видно, не жилец я больше. Спасайся хоть ты, братец! Расскажи вашему царю и моему великому князю Киевскому, какая туча нависла над нами всеми. Слышишь, на Русь хотят идти монголы. Говорят мне: будь проводником нашим. Да чтоб я продал народ православный — не бывать такому! — прошептал умирающий. Лицо его перекосилось от боли. — Беги отсюда, Шио! И нашему князю скажи, пусть не оставляет Грузию в беде, пусть с другими русскими князьями и кипчаками вместе с грузинами идет против общего врага. Если монголы перейдут Кавказ, трудно будет их остановить… — Тихон задыхался. — А ты беги, спасайся! — шептал он еле слышно.
Шио Кацитаисдзе долго стоял над мертвым другом и молча глотал слезы.
Наконец в загон снова вошли нукеры и повели Шио к военачальнику.
Субудай ужинал. Разрывая руками сырую баранину, он запивал ее кумысом. В углу сидел Хамадавл с перевязанной головой.
Шио втолкнули в юрту и поставили перед одноглазым.
— Русский купец умер? — спросил Субудай.
Шио понял вопрос монгола, но не подал виду: Хамадавл перевел.
Тогда Шио молча кивнул головой.
— Этот глупец думал, что с нами можно шутить… Мы и без него пройдем через Железные ворота, а он своей глупостью погубил себя.
Субудай обглодал кость и швырнул ее на пол. Не спеша обтер жирные руки и потом так же не спеша выпил кумыс.
— А ты на Руси бывал? — обратился он к Шио.
— Бывал, и не однажды! — ответил Кацитаисдзе.
— Мы не тронем страну грузин. Мы только пройдем через нее в кипчакские степи, а оттуда пойдем обратно к повелителю мира — Чингисхану. Мы такие же христиане, как и вы. Мы боремся с мусульманами. Мы возвратим тебе все товары, не только твои, но и русских купцов и наградим тебя вдобавок, если…
Субудай не спускал пронизывающего взгляда с пленника.
В ушах Шио звучали последние слова Тихона: «Беги отсюда, Шио…» Он подавил нахлынувшую ярость. Лишь бы выполнить завет погибшего друга, лишь бы уйти живым, а там он знает, что делать!
Спустя некоторое время Шио сидел на кошме рядом с Субудаем и угощался адарбадаганским вином. Он дал согласие провести монголов через Дарубандские ворота и оказать им всяческое содействие, за что Субудай самолично пожаловал его золотой пайцзой.
После обильного ужина Шио проводили в отведенную для него юрту.
Шио проснулся от шума. Он открыл глаза и увидел в юрте Хамадавла. Его общество не очень-то обрадовало Шио, но он не подал виду и спросил перса, что это за шум. Хамадавл охотно рассказал ему, что ночью умер Кадан-багатур: перед смертью он сказал, будто накануне вечером в монастыре старик настоятель чем-то угощал его и, вероятно, подсыпал в пищу яду. За настоятелем послали нукеров. Старик говорит, что он принял монгольских воинов как гостей, зажарил для них барана и угостил вином. Он клялся и божился, отрицая обвинение. Он сказал, что церковь не позволяет своим служителям совершать такие злодеяния.
— Монголы не знают меры в еде. Кадан умер от обжорства, — добавил Хамадавл. — Зря пытают старика… — закончил он, выглядывая из юрты.
На площади, посреди монгольского стана, нукеры вбили четыре столба. Весь тумен собрался к месту казни.
На площадь вывели связанного настоятеля.
Джебе и Субудай восседали на возвышении.
Старик тихо молился перед казнью. В это время раздались громкие крики, и на площадь выгнали пленных монахинь. С них сорвали одежды. Старик настоятель не мог глядеть, как бесчестят его питомиц. Возведя глаза к небу, побелевшими губами он шептал молитву. Но стоявший рядом с ним воин-монгол грубо дернул его за бороду и заставил глядеть на несчастных девушек. Стоны и крики ужаса сливались с одобрительными возгласами монголов.
Когда монахинь уволокли с площади, старика привязали за руки и за ноги к столбам и развели под ним костер.
Шио не мог выдержать зрелища всех этих ужасов. Он едва не потерял сознание.
Такие люди, думал он, действительно могли жечь и затоплять мирные города, могли душить женщин и бросать в огонь детей, на конях взбираться по грудам человеческих тел.
Шио и раньше слышал рассказы о страшных злодеяниях монголов, но то, что он увидел сейчас, превзошло все слышанное им.
«Если они минуют Кавказский хребет, трудно будет удержать их… Страшные беды несут они нашим народам… — говорил Тихон перед смертью. Беги от них… Передай своему царю и киевскому князю…» — звучал в ушах Кацитаисдзе голос умирающего Тихона.
Шио огляделся: вокруг не было ни души. Все устремились на площадь. Даже Хамадавл покинул его.
Шио вышел из юрты и направился, не привлекая ничьего внимания, к южному краю лагеря. Встречные нукеры, видя его золотую пайцзу, почтительно уступали ему дорогу. А он шел все дальше и дальше, ускоряя шаг.
Миновав крайнюю юрту, он вышел в поле, где стояли повозки. К одной из них был привязан низкорослый крепконогий монгольский конь. Не раздумывая, Шио вскочил на неподкованного скакуна и во весь дух помчался на юг.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Если переведутся крестьяне,
Грузия лишится силы.
Еще безжалостнее стал мстить своим обидчикам Мигриаули после смерти Лилэ. Никого и ничего не осталось у него теперь на этом свете. Единственным, ради чего стоило еще жить, было мщение за поруганное достоинство. Лухуми беспощадно расправлялся с угнетателями простых людей и этим словно умерял свое горе.
Царский двор решил во что бы то ни стало уничтожить дружину Мигриаули — нельзя было и думать о далеком походе, когда в тылу пылал огонь крестьянских восстаний.
Эгарслану Бакурцихели с большим войском поручили стереть с лица земли стан мятежников и не щадить никого.
Бакурцихели действовал осмотрительно. Сначала он установил через своих лазутчиков точное местонахождение лагеря Мигриаули. Ночью он выступил тайно с большими силами и окружил его.
Мятежники узнали об опасности слишком поздно. Поначалу они решили не вступать в бой с царским отрядом и уйти подальше в горы. Однако Эгарслан предусмотрел и это. Он отрезал им пути к отступлению, заранее заняв все проходы в горах.
У осажденных были запасы продовольствия. Они укрепили стан и решили держаться до последнего.
Бакурцихели не спешил: он приготовился к длительной осаде.
Прошел месяц, съестные припасы у осажденных стали иссякать. Начался голод.
Наиболее малодушные и те, кто присоединился к дружине ради грабежа, стали поговаривать о сдаче.
С такими Мигриаули сурово расправлялся, хотя и сам не мог не видеть приближения конца.
По совету Чалхии он послал к Эгарслану людей на переговоры. Он просил выпустить его с дружиной за пределы Грузии.
Бакурцихели не принял этих условий. Он ответил, что дает разбойникам еще неделю для полной сдачи. В противном случае он грозил пойти на приступ.
По настоянию друзей Мигриаули опять послал к Эгарслану людей с просьбой передать, что разбойники согласны сдаться только самому царю или Шалве Ахалцихели.
Эгарслан передал эту просьбу в Тбилиси и стал ждать ответа.
Визири убеждали Георгия, что он не должен вмешиваться в эти переговоры. Не пристало, дескать, царю говорить с разбойниками.
Но Шалва Ахалцихели выражал готовность встретиться с главой восставших.
— Нам предстоит далекий и трудный поход, — говорил он, — Мигриаули пользуется поддержкой народа. Если установить мир с мятежниками, это вернет доверие крестьян к царю. К тому же в отряде Мигриаули много метких стрелков, и, вместо того чтобы избивать их, лучше использовать их против врага.