Театр на Арбатской площади - Могилевская Софья Абрамовна (первая книга txt) 📗
— Александра Лукинишна, — зашептал Алексашка, заглядывая Сане в лицо, — ты ему полтину покажи, он и помягчает. Только покажи…
Но Санька была не из тех, кто умеет кланяться. Она сама накинулась на сбитенщика:
— Чего разорался? Попрошайничать к тебе пришли, да? Наливай по кружке, да по большой!
Федор было огрызнулся:
— Нашла простофилю. Он мне задолжал за три…
— С полтины сдачу найдешь? — спросила Санька и покрутила перед Федором серебряную монету.
У того сразу голос изменился:
— Так бы и сказала.
— Ладно, наливай да поменьше языком чеши, — снова прикрикнула на сбитенщика Санька. А у самой в голове: «Коли есть чем звякнуть, так можно и крякнуть».
И хорош же был сбитень у Федора! Горячий, медовый, с имбирем, перцем, лавровым листом. Что и говорить, духовитостей не пожалели, когда варили.
А с полтины сдачи у него все же не нашлось. Еще не наторговал. Уговорились: пойдут к бабке Домне есть пироги, у нее всегда деньги водятся, она и разменяет.
И Домна встретила их криком. У всех был, видно, на примете белобрысый Алексашка. Каждому чем-нибудь досадил. Сама Домна сморчок сморчком: маленькая, сухонькая, а завопила так, что у Смоленских ворот голосище ее должен быть слышен.
— Шагай, шагай мимо, мошенник! Знаю тебя… Повадился таскать пироги! Только подойди — так тебя хрястну…
Она загородила собой глиняную корчагу, прикрытую сверху какой-то ветошью.
— Бабушка Домна…
— Ищи себе другую бабку, а от моих пирогов подалее.
Но Санька живо все уладила. И перед старухой повертела своей полтиной. Домна тут же пироги раскрыла.
— Каких прикажешь, красавица? Вот эти с горохом. Эти с потрохами. Эти с капустой. Эти…
— С горохом, с горохом бери, — под руку зашептал Алексашка. — Они подешевле.
Но Санька приказала:
— Пару давай с горохом… Другую пару с потрохами. А еще с голубикой, коли имеются такие…
— Как не быть?! Какие пожелаешь, всякие найдутся… А сама-то откуда в наши края забрела? Московская или приезжая? Издалека ли?
Но Санька в разговоры вступать не пожелала. Принялась за пироги. И тезка давай уминать. Ел жадно, кряхтел, урчал, сопел, жуя чавкал, запихивая в рот сразу по доброй половине пирога, давился. Казалось, живот у него круглеет на глазах, как у голодного щенка, который дорвался до еды.
Санька покосилась на мальчишку.
— Смотри не лопни…
Самой-то ей пироги пришлись не по вкусу. У них дома такие ли? И потроха попахивают, и масло прогорклое. Покусав пирог, не знала, что с ним делать: кинуть на землю — грех большой. С малолетства покойница матушка ей твердила: «Нельзя, Санюшка, хлебом кидаться. На тот год не уродится…»
Выручил Алексашка: выхватил у нее из руки недоеденный пирог. Воскликнул:
— Не ешь? Неохота? Такой-то пирог? Ай-яй-яй, да лучше ли бывают…
А время не то чтобы уже подходило к вечеру, но за полдень перешагнуло. Солнце тянуло книзу, тени от домов и деревьев удлинились. У Саньки защемило сердце, заскучала она вдруг по дому.
А не пора ли обратно?
Ладно, поблажила, характер показала, надо же и честь знать! Работа, оно понятно, от нее не убежит, а все-таки кто же нынешние дела переделает? Не Марфутка же с Любашей.
Сейчас казалось ей, что ушла она из дому не утром, а давным-давно, незнамо когда….
— Собери сдачу да приходи за сбитень расплачиваться, — приказала она Алексашке. — Я еще одну кружку выпью.
— И мне бы еще одну. Дозволите, Александра Лукинишна? — попросил Алексашка, заглядывая Сане в лицо.
— Хоть десять пей, коли охота!
Алексашкино лицо озарилось счастливой улыбкой. В ответ ему улыбнулась и Саня. Подумала: хорошо, когда можно хоть такую малую радость человеку подарить. Спасибо щедрому барину за его полтину…
Здесь, на Арбатской площади, никогда прежде Санька не бывала. Как-то не приходилось в эти места заглядывать.
Арбатская же площадь не в пример другим улицам Москвы была в те времена не только без ухабов, колдобин и канав, но даже ровно вымощена крупным булыжником. Года три назад, а если говорить точно — 13 апреля 1808 года здесь открылся новый театр. А так как во время дождей, осенней и весенней распутицы по Арбатской площади нельзя было ни проехать, ни пройти, то и распорядился московский губернатор площадь вымостить, чтобы, невзирая на погоду, публика могла попасть на спектакли во всякое время года.
Арбатский театр находился посреди площади, в конце Пречистенского бульвара. Строил его знаменитый архитектор Карло Росси, тот самый, который много лет спустя построил прекрасный Александрийский театр в Петербурге. Но и этот театр был очень красив. Высокое круглое здание с колоннами и множеством дверей на случай пожара выделялось среди всех других домов своей величавостью и замысловатой архитектурой.
Пространство между колоннами и зданием представляло галерею, удобную для подъезда экипажей.
Санька, поглядывая на этот красивый дом, не могла понять: Зачем такой выстроен и кто бы в нем мог жить?
Подойдя к Федору и показав на здание, спросила:
— А там чего?
— Театр, — ответил Федор.
— Чего? — не поняла Санька.
— Да театр же, Арбатский, — пояснил тот.
Но Санька все равно не поняла. Откуда ей было знать, что это за слово такое — театр? Сроду не слыхивала. Но потому ли, что ей приглянулся красивый сбитенщик, или почему иному и виду не показала, что не поняла. Покосившись на круглый дом, небрежно бросила:
— Стало быть, этот и есть?
Федор подтвердил:
— Этот и есть! Представления тут каждый день. А иной раз на дню по два раза. И утром и вечером.
— Не приходилось бывать, — все так же небрежно, чуть поджав губы, проговорила Санька.
Но теперь-то она догадалась, что круглый дом, который зовется театром, такой же балаган, какие ставятся для разных представлений на праздничных гуляньях. Только этот построен для господ, а потому и красивее, и больше балаганов. Интересно все же хоть разок да побывать там внутри. Убранство небось богатое…
А Федор давай хвалиться, щеголять непонятными словами:
— Я сбитень туда ношу. Актеры ходко берут. Как приду за кулисы, кричат мне: «Федор, сюда подавай! Сюда неси горяченького!» Все распродам, останусь комедию али трагедию смотреть. Почитай, каждый день хожу. Всех актеров наперечет знаю.
Санька, видно, приглянулась Федору. Глаз не сводил с красивой девчонки. Да что там говорить: пунцовый шелковый платок очень шел к ее смуглому лицу, к черным глазам.
— Может, и тебя свести? Хочешь?
— Не знаю, — уклончиво ответила Санька. Хотеть-то, может, ей и хотелось, да время не позволяло. Домой пора.
Невольно прислушиваясь к голосу Алексашки, который яростно выторговывал у Домны каждую полушку за съеденные пироги, досадовала: чего он, дурень, разоряется? Не свои деньги платит. А ей все одно — копейкой больше али копейкой меньше. Расплатиться бы с Федором за сбитень да домой скорей. Дорога не близкая. К ночи б дойти. В темноте страшно. Разбойный люд по ночам балует…
— Алексашка, кончай базар! — сердито крикнула Санька белобрысому мальчишке. — Что ты… — и осеклась: Алексашки и след простыл, Алексашки рядом не было.
