Московии таинственный посол - Самвелян Николай Григорьевич (читаем полную версию книг бесплатно .TXT) 📗
Челуховская. Так вот почему вас встревожило прибытие сюда московского печатника!
Торквани. Конечно, ясная пани. Именно об этом я и толкую целый час. Верховный гетман Литвы Григорий Ходкевич играл в очень опасные игры. Он воевал против объединения Польши и Литвы.
Он зазвал к себе в 1564 году печатника из Москвы. А к чему это должно было привести? К укреплению схизмы [7] среди литвинов и русских. О, это опасные для истинной веры люди! Трудно сказать, что они могли бы сделать, если бы смерть не укротила пыл Ходкевича. Но остался еще князь Константин Острожский. С ним мы еще хлебнем горя. Как бы этот печатник не оказался в конце концов в Остроге. А тут еще князь Курбский явился со своими людьми в наши пределы. Сегодня он изображает врага московского князя, завтра ему взбредет на ум изображать друга. Нет ничего опаснее людей, которые делают из измены профессию. Посулят ему вместо тридцати сребреников шестьдесят — объявит, что ошибся, поссорившись с Москвой, и пойдет походом на Рим или на Мадрид. Ему ведь все равно. Ох, неспокойно у меня на душе, пресветлая пани!..
Свеча догорела. Пани Регина поднялась, чтобы зажечь новую. А мы с вами потихоньку возвратимся в зал, выйдем на балкон и спустимся на деревянную торцовую мостовую.
Глубокий вечер. Почти ночь. Город спит.
И нам с вами давно уже пора по домам. Но хорошо ли вы запомнили разговор отца Торквани с пани Челуховской? Если не надеетесь на свою память, лучше, придя домой, запишите все слово в слово. Этот разговор очень важен. Он поможет нам понять те события, которые произошли вскоре после беседы отца Торквани с графиней.
И еще одна деталь. Это тоже надо хорошенько запомнить, чтобы лучше представить себе, о каких русских, литвинах и московитинах толкуют наши с вами герои. Дело в том, что во второй половине XVI века русскими чаще всего называли жителей Русского воеводства Королевства Польского, Волыни и Подолии. Эта традиция шла еще от времен Киевской Руси.
Что же касается жителей нынешней Белоруссии, то их именовали литвинами, поскольку земли эти входили в состав Великого княжества Литовского. Но литвины, так же как жители Русского воеводства, говорили на западнорусском диалекте, причем не только простой народ, но и феодалы. Среди князей Великого княжества Литовского было много Рюриковичей. В значительной степени обрусели и пришлые князья. Потому государственным языком Великого княжества Литовского был западный диалект русского языка. Первая в Литве книга, набранная латинским шрифтом, вышла в свет лишь в 1599 году.
Что же касается подданных великого князя Московского (который только в 1547 году принял титул царя всея Руси), их, как правило, называли московитами или москвитинами. И лишь значительно позднее московитов стали называть великороссами или русскими, литвинов (не путать с литовцами!) — белорусами, а украинцев, которых раньше именовали русскими, — украинцами.
И, намекая на то, что Цельтису помогали русские, Торквани имел в виду вовсе не московитов, а кого-нибудь из украинских феодалов.
А на том — спокойной ночи! И до встречи через некоторое время…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Когда по городу бродят львы
Сразу же, как только через мост проскакали вечерние курьеры с почтой из Луцка, стража закрыла Краковские ворота. Прокричали дозорные на всех оборонных башнях. Сто сорок пушкарей проверили, так ли забиты порох и ядра. И наступил вечер. Где-то далеко, за горами и долами, еще светило солнце и по голубым волнам плясали корабли, а на другом конце земли люди лишь просыпались, чтобы воздать господу хвалу, если это были люди счастливые, или помянуть его имя всуе, если это были люди несчастные. Но на Львов уже снизошел покой.
Торцовая мостовая отсчитала гулкие шаги вечерней стражи. Ударила алебарда во фрамугу распахнутого окна: окна с наступлением темноты полагалось закрывать, чтобы неповадно было швырять на тротуары мусор и выливать на головы прохожим содержимое ночных горшков. Приказ закрывать окна исходил от самого бургомистра, который, как вы ужо знаете, был врагом табака, но зато любителем поэзии и белых роз и даже сообщил однажды, что «белым розам не пережить морозов, ибо мороз — главный враг белых роз».
На площади зажглись два масляных фонаря и тускло засветились цветные окна Кафедрального собора, столь высокого, что в ясную погоду его видно было за полдня пути до Львова. Об этом соборе, который мы в дальнейшем будем называть просто костелом, как издавна и принято было во Львове, следует, пожалуй, рассказать подробнее. Когда-то на его месте стояла маленькая церквушка Успения, заложенная, может быть, еще во времена Даниила Галицкого, одного из самых смелых русских князей, который не хотел идти на поклон к Батыю, держал в страхе Восточную Европу, появлялся со своими полками даже под Веной и добился того, что его именовали уже не князем, а королем Данилой. Так и остался в истории единственный русский король Данила, право которого на корону признал даже сам папа римский. Да вот король Данила не сделал ответной любезности — он не признал римского папу сюзереном. Но позднее, когда столица Галицкого княжества все же была захвачена войсками польского короля, церковь Успения сожгли, и на ее месте король Казимир III повелел воздвигнуть гигантский костел — «самый большой, какой может выдержать земля».
Отсюда должны были потянуться нити к Москве и Киеву, Крыму и Новгороду, которые навеки привязали бы миллионы русских к Риму и католичеству.
Вот о каких серьезных делах помышлял давным-давно покойный король Казимир.
Нет короля. Почил в бозе. И никто не пришел в Вавель, на его могилу, не постучал в надгробную плиту, чтобы доложить: «Понадобилось полтора века, ваша милость, чтобы исполнить ваше повеление о строительстве гигантского костела в столице Червонной Руси Львове. Хоть строился долго, зато удался на славу!»
И вот уже почти двести лет изо дня в день к ночи зажигаются огни в его окнах, видимые с окружающих город холмов. Горят свечи у алтаря. Мрачно поблескивают стекла витражей.
Казимир прослыл в истории правителем мудрым и терпимым. И не без оснований. Это при нем был открыт в Кракове университет, в котором, кроме юридического и медицинского факультетов, был еще и факультет свободных наук. Он учреждал новые законы, боролся за объединение польских земель.
Но он совершил ошибку, которая позднее дорого обошлась его родине: начал восточную экспансию. Вместо того чтобы укрепить западные границы своего государства перед лицом опасности со стороны европейских рыцарских орденов, Казимир начал захват Галицкого княжества и других земель Киевской Руси. Это привело к многовековой борьбе между русскими княжествами (а позднее и Московским централизованным государством) и Польским королевством.
Захватив Львов, Казимир повелел срыть православные княжеские церкви и на их месте заложить католические храмы. Так же поступили и с деревянным Низким замком. Его сожгли и построили другой — каменный. Ничто не должно было напоминать о временах вольности Червонной Руси. Лишь отлитый в 1341 году гигантский Святогорский колокол уцелел в пожаре. Многие столетия он был единственным напоминанием о «вольности русской».
Костел не спит. Костел бодрствует и пристально вглядывается в ночь. Напряженно. Тревожно. Как дозорный. Не родился ли нынешней ночью еще один будущий враг Рима? Неустанно глядит костел в сторону собора святого Юра, который поднялся на горе, откуда хорошо виден и сам Львов, и все его окрестности. Знающие люди утверждают, что еще задолго до основания города гора эта была прибежищем всякого рода отшельников, которые на лоне природы в сладостном одиночестве искали покоя и воли. Брат короля Данилы, по имени Василько, муж большой отваги и мощного ума, после многих побед военных решил отдохнуть от мирской суеты в одной из пещер на горе, добровольно надел рясу чернеца и принял постриг под именем отца Василия. Его племянник, князь Лев, наследовавший галицкий престол, но не титул короля, специально для любимого дяди выстроил церковь из бука и подле нее несколько келий для отшельников. Затем уже пришел черед каменного собора святого Юра, вплоть до церковной унии бывшего соперником костела и оплотом всех схизматиков.
7
Схизматиками католики в ту пору называли сторонников веры греческого закона, которых позднее стали именовать православными.