Гонконг - Задорнов Николай Павлович (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗

Молодцеватый и молодой, он зимами на берегу всегда выступал в лучших ролях в любительских спектаклях, куда дамы вовлекали его непременно...

Отовсюду посылал он своему брату Коле письма с описаниями событий, в которых участвовал, и стран, где приходилось бывать. Полагал, что так и надо систематически воспитывать мальчика, пробуждать в нем интерес к миру, морям, в которых жемчугам несть числа, и каменным алмазным пещерам.

Война закончилась, эскадры англичан и французов удалились из Охотского и Японского морей. Флот наш вышел из устья Амура.

Корвет «Оливуца» и шхуна «Хэда» идут в Японию. Оттуда «Оливуца» пойдет в Кронштадт.

Капитан первого ранга Константин Николаевич Посьет и командир шхуны лейтенант Александр Александрович Колокольцов, выехавшие в начале лета из Петербурга после заключения мира, рассказывают Воину Андреевичу и его офицерам про необычайный подъем во всей России. Всюду толкуют и спорят о будущем. Россия почувствовала себя так, словно война выиграна нами, а не проиграна, что в конечном счете одержана величайшая победа. На востоке страны Муравьев развивает титаническую деятельность. Договора с Китаем еще нет, новая граница пока не утверждена, наш выход в океан не подкреплен дипломатическими документами, все гадают, как и какие группировки в Китае примут нашу сторону и как китайцы войдут с нами в новые отношения. Сибирское и московское купечество ждут, что не только Кяхта станет местом торговли между двумя странами, но и вся граница откроется. Много говорят о том, что на Востоке мы должны равняться на Америку. А она на нас. Особенно после войны в Крыму. Пишут: «События показали сильный зародыш». «Слабые народы так не дерутся». Только когда пал Севастополь и война закончилась, мы осознали свою силу.

В плаванье взят Корсаковым на «Оливуцу» мичман Николай Ельчанинов, родной брат Кати Невельской.

На пути с устья Амура входили в Императорскую гавань, откуда за три недели до того ушла английская описная эскадра.

«Произвели славное дело», по выражению Коли Ельчанинова. Сожгли все дома и остатки горелых бревен разбросали по берегу.

Со слезами на глазах начальник поста лейтенант Кузнецов показывал места, где стояли здания.

«Все, что осталось от прежнего жилья – кресты над прахом умерших», с его слов записал Ельчанинов.

В этом «славном деле» отличился командир фрегата «Пик» Никольсен. Воин Андреевич забрал в голову крепкую думу...

Хотя, как говорят, после драки кулаками не машут!

У капитана есть бретерский замысел. Предстоит зайти в Гонконг. Корсаков надеется встретиться с Фредериком Никольсеном, которого давно ищет. Желал бы каптэйна вызвать на дуэль!

Скандал будет. Карьера рухнет! Корсакову во время войны приходилось бывать на Камчатке, на Курилах, на Татарском и Охотском побережьях и всюду, где побывал Никольсен, оставил он те же следы, как в Императорской, уже после заключения мира.

Долго в Японском море дули ветра и стоял холод... Коля Ельчанинов держался молодцом, хотя и жаловался на «невыносимую качку» и что ветер так режет, что кожа на лице не выносит.

...Наверху заходили – видно, паруса стали наполняться, дрейф закончился. После тяжелых непрерывных штормов, которые вытерпели, теперь тепло. Туман поднялся, погоды наступают ясные.

Чуть подуло – Александр Александрович Колокольцов распростился и поехал к себе на шхуну «Хэда».

«Любо-дорого посмотреть, как он парусами управляется!» – подумал Корсаков, стоя на юте и глядя, как уходит Колокольцов на корме шлюпки, скользящей по тихой поверхности моря. Видна школа! Евфимий Васильевич требует от офицера: молиться богу, знать иностранные языки, управлять парусами шлюпок, уметь плавать не хуже матроса. Кричал: «Позор! Русские офицеры, катаясь в иностранном порту, перевернулись на шлюпке, потопили троих лучших матросов! Да, да, был и такой случай, господа! Не у меня, но был!»

В бинокль видно, как Колокольцов поднялся по штормтрапу на борт шхуны. «Хэда» пошла, оставляя за собой корвет «Оливуцу», набирая ходу при попутном, как гоночная яхта, и вскоре далекий парус ее чуть виднелся, как перышко, воткнутое стоймя в легкие волны.

А фрегат «Аврора» с устья Амура отправился на юг, торжественно помчался в кругосветное плавание. Домой! В Кронштадт! С заходом в Гонконг, в Сингапур, на мыс Доброй Надежды. «Оливуца» должна зайти в эти порты, но позже.

Фрегат «Аврора» первым из нашей эскадры возвращается в Балтийское море. Овеянный славой! Долго искали его союзники по всему океану, даже в Америке. Коммодор Чарльз Эллиот всех китобоев и купцов опрашивал. В Татарском проливе, когда на шхуне «Хэда» мы шли из Японии, окликнули: «Не видели русский фрегат «Аврора»?» Мы выдали себя тогда во тьме и тумане за янки-котиколова.

В Хакодате простояли 4 дня. Посьет встречался с губернатором. Все побывали в городе. Шхуна и корвет вышли в море. Но опять «Хэда» ушла вперед. Корвет потерял ее из вида.

Ночью на «Хэде» стреляли из пушек и жгли фальшфейеры, но нигде ни отклика.

А следующей ночью Колокольцов, спустившись по трапу, произнес громким голосом:

– Вставайте, господа! Симода!

Жаль расставаться со шхуной «Хэда», уже чувствуешь ее не своей. А ведь сам ее строил, сжился с ней. Сжился из-за нее с японцами, обучал их всему, что сам знал. Подрядчик Ябадоо уговорил переехать к нему на квартиру из казармы и держал Александра как зятя.

Тускло, мутно, сонно. Еще ночь. Город Симода спит. И не чуют, какой им приготовлен сюрприз.

При луне видно, как проплыли скалистые островки с тропической растительностью в вершинах и с соснами в виде зонтиков.

Со сторожевой халки окликнули по-английски, кто идет.

– Орося ни фунэ дес [73]... – ответил Колокольцов по-японски.

На рассвете заметили, что в городе выросло большое новое здание. Это, верно, и есть Управление западных приемов, которое японцы начали возводить к сроку открытия порта для иностранных кораблей, когда мы еще тут были.

Штурман Семенов, оглядевший в трубу знакомые места на окружности побережий, заметил какую-то странность. За бухтой, у деревни Какосаки, на крыше храма Гекусенди что-то установлено вроде флага. Но тихо, в безветрие нельзя разглядеть.

– Дорогой Уэкава-сама! Рады вас видеть! – любезно встретил знакомого чиновника Александр Александрович.

Уэкава-сан явился в синем мундире европейского образца с квадратными желтыми погонами поперек плеч, в форменной фуражке, в больших американских башмаках и крахмальных льняных самурайских шароварах, какие в Японии носят исстари. В лучах солнца, восходящего из моря, он очень эффектен и довольно приличен.

«Недурна форма, – подумал Александр. – В тропиках и я охотно надел бы такие!»

Переводчик Татноске – старый приятель, немало получил от нас наград и подарков, немало услуг оказывал явных и тайных. Когда были американцы, он познакомился с банкиром Сайлесом, продавал ему японские золотые монеты бу. Американцы знали, что у японцев цены на золото ниже, чем в Европе, и воспользовались этим.

Татноске сейчас холодно вежлив и нижайше почтителен, воплощенный долг, верный исполнитель кодекса буси [74]!

– Мы прибыли в Японию по повелению молодого государя России и привели шхуну «Хэда», которая построена здесь, в подарок императору Японии.

– О-о! – Уэкава почтительно поблагодарил и многократно поклонился.

Осведомились друг у друга о здоровье государей. Уэкава спросил о здоровье Путятина. Колокольцов – о Кавадзи. Также про здоровье Накамуры Тамея. Он по-прежнему губернатор города Симода. Старый знакомый адмирала. Да, оказалось, что Накамура здоров и при деле – как и был.

– Как Посэто-сама?

– Вполне здоров. Скоро его увидите.

– Адмирал Путятин будет ли у нас?

– Адмирал Путятин не может оставить Петербурга. Он возведен в графское достоинство и отправляется по дипломатическим поручениям в Европу.