Турмс бессмертный - Валтари Мика Тойми (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
— Арсиноя, — едва ли не по слогам продолжал я, — как же я жалею, что выкрал тебя из храма Афродиты! Однако ничего еще не потеряно. Мы можем показать этрускам знак мира и перевезти тебя к ним до начала битвы. Ты объяснишь им, кто ты, и они не причинят тебе зла, так как этруски — народ набожный.
Арсиноя не поняла, как больно мне было предлагать ей такое, и недоверчиво взглянула на меня, прикусив губу.
— Зачем это? Или мне плохо здесь? А может, ты и впрямь мечтаешь о белых, как молоко, невольницах из Массалии, потому что я похудела, осунулась и меня беспрерывно тошнит?
Разговаривать с ней было и невозможно, и бесполезно. Когда я еще раз попытался втолковать ей свое предложение, она разрыдалась, бросилась мне на шею и сказала:
— О Турмс, но я же и вправду не смогу жить без тебя, хотя порой и кажусь тебе легкомысленной и ветреной. Я так люблю тебя! Так люблю! Поверь, прежде я и не представляла, что способна так полюбить мужчину. И знаешь, кажется, я жду ребенка, твоего ребенка, Турмс! Помнишь нашу первую встречу в святилище? Как странно, что я сразу кинулась тебе на грудь… А как бушевала тогда буря!..
— Клянусь богиней! — воскликнул я в изумлении. — Но это невозможно!
Она рассердилась.
— Очень даже возможно, хотя и стыдно, поскольку я жрица. Но в ту минуту подобные мысли не приходили мне в голову. Никогда не испытывала я ничего подобного, Турмс! Ах, если бы мы могли умереть тогда, соединенные твоим огромным горячим копьем!
— О Арсиноя! — простонал я, крепко сжимая ее в объятиях. — Теперь я понимаю, что произошло то, что и должно было произойти! Я тоже не ожидал ничего подобного! Как я счастлив, любимая!
— Счастлив! — передразнила она меня, морща нос. — А вот я совсем не счастлива, и меня так выворачивает, что я ненавижу тебя. Я и подумать не могла, что мужчина способен причинить столько зла. Если ты хотел привязать меня к себе, то тебе это удалось, однако берегись: тебе придется отвечать за свои поступки.
Я изо всех сил обнимал ее, такую маленькую и слабую, такую ожесточенную и ершистую, ощущал идущий от нее запах блевотины, ибо ей недоставало сил натираться благовониями, и чувствовал огромную, прямо-таки невероятную нежность. Нет, не случайно разыгралась тогда буря над Эриксом. А всякие там Дориэи и Миконы, выпрашивание побрякушек и капризы — какие это все мелочи, какая глупость! Я давно простил ее, я был так уверен в себе и в Арсиное…
Вскоре, однако, я вспомнил, где мы и что нас ожидает, и понял, что только я могу спасти Арсиною и моего будущего ребенка. О себе я не думал. Ослабевший от скудной пищи, морских трудов, ночных бдений и тревожных мыслей в то мгновение, я вновь почувствовал себя освобожденным от всех земных оков. Из самой глубины моего существа поднималась неведомая сила, и я вновь обретал возможность творить чудеса. Я разжал объятия. Мои подошвы касались пола, но я не чувствовал его. Мне мнилось, будто я вот-вот воспарю. Мои руки сами собой поднялись, и я не мог бы их опустить, если бы даже захотел. Оказавшись на палубе, я четырежды прокричал на все четыре стороны, стоя с закинутой к небу головой и воздетыми руками:
— Приди, ветер, разразись, буря, я, Турмс, благословленный молнией, вызываю вас!
Мой крик в кромешной тьме прозвучал так громко, что фокейцы, бросив свои дела, вскочили и уставились на меня во все глаза. Дионисий же подбежал ко мне и спросил:
— Турмс, ты что, и впрямь решил вызвать ветер? Тогда проси, чтобы подул восточный! Он подходит нам более прочих!
Тут мои ноги сами собой задвигались — я исполнял священный танец победителей и восклицал:
— Молчи, Дионисий, не гневи богов! Я обращаюсь к тем из них, кто могущественнее и древнее греческих богов! Пусть они сами решат, какой ветер нам послать! В моих силах лишь разбудить бурю.
И в тот же миг море заволновалось, корабли закачались, канаты затрещали, воздух стал влажным и порыв ветра прошелестел над нашими головами. Дионисий приказал людям гасить факелы. Те быстро повиновались и успели окунуть их в бочки с водой прежде, чем небо над нами заволокли тучи, которые пригнал поднявшийся ветер. Этруски же не сразу поняли, что произошло, и до нас донеслись вопли страха и боли с ближайшего корабля: там сильным порывом ветра опрокинуло котел с горящей смолой, она разлилась по палубе, и вскоре судно запылало. Волнение на море усилилось. Сквозь шум пенных валов и завывание ветра мы услышали, как затрещала обшивка еще одного корабля тирренов.
Я кружился и кружился в бешеном танце, исступленно призывая ветер. Чтобы заставить меня остановиться и замолчать, Дионисий прыгнул мне на плечи и повалил на палубу: иначе буря могла разыграться не на шутку и мы бы остались без кораблей. Ударившись головой о доски, я почувствовал, как сила уходит из моего тела, словно вода из дырявого сосуда. Я вновь стал обыкновенным человеком, и мне пришлось цепляться за канаты и поручни, чтобы не оказаться за бортом.
Голос Дионисия, отдающего команды, перекрывал стон ветра. Ему самому пришлось разрубить канаты, которыми были привязаны к нам оба пятидесятивесельных судна, потому что моряки никак не решались испортить дорогую веревку. После тарана этрусков фокейцы заткнули полученные пробоины овечьими шкурами, но теперь они выпали и в трюмы хлынула вода. С одного из пятидесятивесельников раздались крики о помощи. Наша же трирема так накренилась, что тоже зачерпнула воду — через нижние отверстия для весел. Короче говоря, на всех наших кораблях поднялась паника и продолжалась до тех пор, пока Дионисий буквально не взревел от злости и негодования и не приказал команде тонущего пятидесятивесельника покинуть свой корабль и перебраться к нам. Моряки охотно проделали этот маневр, причем некоторым даже удалось прихватить свой скарб и часть ценностей; к сожалению, каменный петух, снятый с городских ворот в Гимере, пошел ко дну вместе с судном. Два человека, поскользнувшись, упали в воду и погибли. Второй пятидесятивесельник исчез в рычащей тьме.
Дионисий и его рулевые сумели-таки заставить верхний ряд гребцов взяться за весла, хотя из-за качки люди с трудом могли усидеть на скамьях. Спустя какое-то время им все же удалось развернуть корабль против ветра, так что мы, к счастью, не перевернулись. Я совершенно не понимал, как это фокейцы умудряются грести и вообще передвигаться по кораблю, который то взмывал вверх, то опускался куда-то в бездну. Однако стоило Дионисию поставить мачту и поднять небольшой парус, как корабль стал слушаться спешно починенных рулевых весел. Парус оказался как нельзя более кстати: многие гребцы лежали под скамьями со сломанными ребрами и стонали, призывая смерть.
