Салтыков. Семи царей слуга - Мосияш Сергей Павлович (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
И все равно это было узилище, где обстановка состояла из грубого стола и нескольких табуреток, явно только что принесенных. Через зарешеченное вверху крохотное окно едва пробивался дневной свет. Оттого и горели на столе свечи в трехсвечном шандале.
Петр и Шувалов сели за стол, Унгерн, приоткрыв дверь, приказал негромко:
— Введи.
Вошел бледный, заросший мужчина, за спиной его шел Чурмантеев. Унгерн махнул ему рукой, и тот отступил назад, прикрыв дверь.
— Сюда, пожалуйста, — Унгерн указал узнику на табуретку, стоявшую перед столом.
Петр увидел лихорадочно блестевшие глаза Ивана, сузившиеся от света свечи. «Господи, и он мне едва ли не брат, какой-то троюродный, наверно», — подумал Петр и, помолчав, спросил:
— Как вас зовут?
— Иван.
— Вы помните родителей своих?
Узник прикрыл глаза, словно вспоминая, но потом решительно ответил:
— Нет.
— За что ж вас держат здесь?
— Не знаю. Наверно, погубления души моей ради.
Петр с Шуваловым переглянулись. Граф спросил:
— А где ваша душа?
— Она давно вознесена на небо.
— Так кто ж тогда вы?
— А я посланец той души и живу здесь под чужим именем.
— Тогда, выходит, вы не Иван.
— Нет, я есть Иван, и меня распяли на кресте, как Иисуса Христа.
— Откуда ты знаешь Христа? — спросил Петр.
— Из Библии.
— Кто тебе читал ее?
— Я сам.
— Кто учил тебя читать?
— Не помню, давно это было. Мне кажется, я всегда умел читать.
Петр, поймав взгляд Унгерна, кивнул ему: уведи. Генерал-адъютант тронул за плечо узника:
— Идемте.
— Не прикасайтесь ко мне. — Иван вздрогнул. — Я царь, меня нельзя трогать.
Однако встал и безропотно направился к двери и, вдруг обернувшись, сказал:
— Передайте Пилату, что я никогда его не прощу за Христа.
— Передадим, — серьезно ответил Шувалов.
Ивана Антоновича увели, исчез за дверью и Унгерн.
— Ну что скажешь, Иван Иванович?
— Что сказать? Он уже не в своем уме.
— Нет, какая гадина научила его грамоте?! — возмутился Петр. — По инструкции с ним даже запрещено было разговаривать.
— Это, наверно, еще в Холмогорах кто-то из охраны. Он даже не помнит, кто учил его. Сами видите, ваше величество, о каком освобождении может идти речь.
— Да, я с вами согласен, граф, на свободе он погибнет. Более того, надо усилить его охрану. Боюсь, что с этой доездкой в Петербург кто-нибудь да разнюхает, что он за птица.
Уже в следующую ночь «известный арестант» был отправлен назад в Шлиссельбург с усиленной чуть не вдвое охраной. Прибавились премьер-майор Жихарев и капитаны Батюшков и Уваров, давшие под присягой обет молчания.
Об узнике всем, кто хоть как-то соприкоснулся с ним, велено было забыть под страхом наказания. Забыл и сам император.
Но напоминание пришло об Иване Антоновиче с той стороны, откуда Петр совсем не ожидал. В письме Фридриха говорилось, что-де если император уедет на войну с Данией, то недруги его могут освободить Ивана из крепости и посадить на престол. Более того, Фридрих даже называл тех, кто в заговоре и собирается это сделать, а именно Шувалова и генерала Мельгунова. Посмеявшись над нелепыми подозрениями друга и брата, Петр как-то спросил игриво Шувалова:
— Граф, говорят, что вы готовите заговор против меня?
— Какой дурак вам это сказал, ваше величество?
— И хотите на мое место посадить ту шлиссельбургскую особу, — не унимался Петр.
— Плюньте ему в рожу, ваше величество, чтоб я да мечтал посадить на трон сумасшедшего.
При столь эмоциональных ответах о «дураке» и «роже» Петр не решился называть источник этих подозрений, а, засмеявшись, сказал:
— Я пошутил, Иван Иванович. Я в вас уверен, как в самом себе.
И в ответе Фридриху Петр III писал, чтоб друг и брат насчет этого был покоен, поскольку Иван сидит в добротном каменном мешке под надежной охраной. А эти так называемые подозреваемые самые близкие к нему люди и ничего плохого ему — императору никогда не сделают. А чтоб окончательно успокоить Фридриха, он написал: «Я всех своих недоброжелателей заберу с собой на театр войны. Так что мутить воду в столице некому будет».
Получив столь оптимистичный ответ императора, Фридрих II был несколько раздосадован:
— Не знаю, как его отворотить от Дании. Рвется в драку, и все тут. Де Катт, может, вы что присоветуете? — спросил он секретаря.
— Может, прямо так и написать, не связывайтесь с Данией, мол, я ничем не смогу помочь.
— Что вы, что вы, де Катт, тут вот-вот союз заключим. Такой прямотой можно все дело испортить. А ведь как-никак он спас меня от гибели. Подал нам руку на краю пропасти. Следующей кампании мы бы не выдержали, тем более что армию опять Салтыков возглавил.
— Да, Бутурлин давал нам передышку, на него грех жаловаться.
— И что там Гольц делает? Я же велел ему отговорить императора от войны с Данией. Никакого сдвига.
— Ну как, ваше величество, а договор, а союз предстоящий, это же его заслуга.
— Его, его, — проворчал Фридрих и неожиданно срифмовал:
27. Да здравствует союз!
Еще до заключения союза с Пруссией вся гвардия была переодета в новую форму, сшитую по прусскому образцу. В Преображенском полку глухо роптали, старую форму, введенную еще Петром I, не хотели сдавать и списывать — сгодится.
Император, встретив одного офицера в старом зеленом мундире, накричал на него и велел отправить в кордегардию на гауптвахту.
Но не только форма, взятая от вчерашнего врага, раздражала гвардию, но и новый командир принц голштинский Георгий, не умевший толком говорить по-русски, был нелюбим в полках.
— Он издевается над нами, — говорили меж собой офицеры, имея в виду императора, а нового командира гвардии называли не иначе как «голштинский прыщ», переиначив последнее слово из «принца».
До императора доходили слухи, что гвардия ропщет, но Петр отмахивался:
— Пойдут со мной в Данию, притихнут.
Фридрих, получавший тревожные письма от Гольца, советовал Петру короноваться, надеясь хоть этим оттянуть его выступление против Дании, а главное, более надежно укрепить на голове «друга и брата» императорскую российскую корону.
— После победы над Данией, — отвечал самонадеянно Петр. — Мой дед лишь после победы над шведами короновался в императоры. И я так же хочу. Побью Данию, коронуюсь.
Поскольку Петр в своей любви к прусскому королю доверил ему составить проект мирного договора, Фридрих постарался сделать его «оборонительным», все еще надеясь оттянуть нападение России на Данию.
По этому договору военную помощь договаривающиеся стороны должны оказывать друг другу только в случае нападения на кого-то из них. Союзник не может заключить ни мира, ни перемирия с неприятелем без согласия другого. Король обещал приложить все усилия, чтоб Дания без крови удовольствовала его императорское величество. Но если Дания начнет упорствовать и император будет вынужден добывать свое наследство вооруженной рукой, вот тогда только прусский король предоставит России свой корпус.
— Где только я его возьму, — ворчал Фридрих, соглашаясь на этот пункт, втайне надеясь, что делать этого не придется, поскольку был уверен: своего тезку Фридриха V Датского ему удастся уговорить отступиться от Голштинии.
— Пригрожу как следует, согласится.
В самом деле, таким договором — союзом С великой Россией — кого угодно можно припугнуть.
В секретных статьях договора Фридрих обязался и принцу Георгу помочь стать герцогом Курляндским и не вмешиваться в польские дела, поддерживая там избрание короля, угодного России.
Император Петр III был в восторге от собственной политической победы, хвалясь адъютантам:
— Мой дед более двадцати лет воевал с Карлом Двенадцатым, прежде чем заключил договор. А я не сделал ни одного выстрела и вот имею союз с самым сильным монархом Европы.
