Адмирал Де Рибас - Сурилов Алексей (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
– Россия всегда была обильна ворами, – сказал Павел. – Одним больше, одним меньше – оттого империи моей худо не станет. Де-Рибас пускай сидит в Петербурге, волен бывать где пожелает. Что же до Мордвинова, то этого господина отправить в Херсон по прежней службе с последующей отставкой. Потемкин был изрядный мерзавец, но здесь ему в правоте не откажешь.
– Будет исполнено, государь, – поклонился князь Куракин.
– Ступай.
– Слушаюсь, ваше величество.
Князь Алексей Борисович Куракин еще не знал, что уже сам стал жертвой самодержавной власти. Вставала новая звезда – еще не князь Петр Алексеевич Лопухин – человек не примечательный и мало кому известный. Но Павел решил отставить Куракина и в генерал-прокурорской должности утвердить Лопухина, к дочери которого, Анне Петровне, он все больше воспалялся любовной страстью.
Настасья Ивановна по Иорданской лестнице Зимнего была приведена флигель-адъютантом в Тронный зал. Государь стоял в белом мундире в окружении высших чинов гвардии и армии. Он шагнул навстречу Настасье Ивановне и остановился. Она опустилась на колено, как требовал новый придворный этикет, со стуком, и поцеловала протянутую ей государем руку.
– Господа, – сказал Павел, обращаясь к генералам, – оставьте нас. Сударыня?…
– Ваше величество…
– Вы заметно изменились.
– Увы, государь, время не красит.
– Но вы хороши собой, как в те былые годы, когда я имел честь и удовольствие быть принятым в доме вашего батюшки покойного Ивана Ивановича.
– Это было время нашей молодости, время, ушедшее невозвратно, ваше величество.
– Вы, кажется, только вернулись с юга?
– Да, государь, я была там с супругом моим вице-адмиралом де-Рибасом.
– Разве де-Рибас произведен в чин флотский? Мне известно, что он генерал сухопутных войск.
– Он предан вам, государь, и слуга отечеству.
– Ваш супруг, государыня, затеял пустое и казне обременительное дело.
– Он стал жертвой клеветы недоброхотов. Я припадаю к стопам вашим и молю о справедливости, государь. Супруг мой Осип Михайлович де-Рибас в минувшую турецкую войну был в разных сражениях, за личную храбрость и распорядительность в войсках удостоен похвалы и награждений от высших начальств.
– О нем, сударыня, мне говорят дурно, очень дурно. Сказывают, что от тех сумм, которые обращены на затеянное им строительство державе нашей ненужных города и порта, значительная часть им удерживается для себя.
– Именем всего святого, ваше величество, явите милосердие и справедливость. Все, в чем обвиняется Осип Михайлович его недоброхотами, – мерзкий навет и только. Государь, мы в крайне стесненных обстоятельствах. Имение в Полоцкой губернии, коим удостоен Осип Михайлович за военные заслуги, малодоходное, оставленный тятенькой капитал сравнительно с тем, что отказано им богоугодным заведениям, и того более ничтожен. Единственная надежда наша – жалование Осипа Михайловича по новой службе. Наша преданность, государь, безгранична, а усердие Осипа Михайловича в службе многократно им доказано.
– Полно, Настасенька, – улыбнулся Павел, и то, что он назвал ее как в те далекие времена их юности Настасенькой, было к добру. Впрочем Анастасия Ивановна отлично знала, что Павел легко перекладывал гнев на милость, равно как и милость на гнев.
– Все будет устроено к лучшему, Настасенька. Ступайте к вашему супругу, сударыня, и скажите, что нашей государственной волей он определяется в должность генерал-кригскомиссара. Сие, сударыня, весьма знатное повышение, которое свидетельствует о монаршем к нему благоволении. Это в одночас есть наш ответ недоброхотам вашего супруга.
Из всех павловских сановников Мордвинов знал только Ростопчина. По силе влияния на государя с Ростопчиным мало кто мог сравниться. Находясь в домашнем заточении, Николай Семенович через верных людей просил Ростопчина повлиять на государя в его пользу. Ростопчин долго не отзывался. Лишь перед выездом Мордвинова в Херсон он явился с визитом, однако по соизволению государя.
В беседе с Николаем Семеновичем Ростопчин был назидателен и по высокой должности спесив.
– Причину недовольства государя вами ищите в кознях врагов. Их было много. Позволю напомнить Потемкина, Зубова, Суворова. Но более всех зловреден и по коварству опасен Рибас. Сей заморский авантюрист не брезгует, чтобы клеветать. По его наветам – вы бездельник, вор, лжец, честолюбец, личность совершенно бездарная, не только недостойная по службе повышения, но более того в нынешней должности не к месту. Да будет известно вам, что и супруга Рибаса – Настасья – первая в Петербурге интриганка. Язык ее бросил гнусную тень не на одно честное имя. Рибасша охотно говорит о каждом в зависимости от корыстных интересов ее мужа. Жертвой интриг Рибаса стал и государь, воля которого в ваш адрес вызвана их гнусными кознями.
– Слышать мне это, Федор Васильевич, прискорбно. Я не опускался до личных препирательств с де-Рибасом и личных против него выпадов. Осипа Михайловича я всегда считал человеком талантливым, умным и энергичным и эти суждения о нем не скрывал. Разумеется, и де-Рибас, как и все мы, не безгрешен. Если все то, что вы сказали, действительно так, то пусть это будет на его совести. Покоряюсь судьбе, ибо что могу сделать в сложившихся обстоятельствах? Государь не желает меня удостоить аудиенцией. Вице-адмирал Кушелев как лицо первоприсутствующее в адмиралтейств-коллегии указал мне немедля вернуться в Херсон и там ждать распоряжений относительно моей судьбы. Это указание я принимаю как отставку с высылкой из столицы. Ежели к тому представится случай, прошу вас, Федор Васильевич, скажите государю, что я остаюсь верным престолу и в постоянной готовности быть там, где будет указано его державной волей.
– Непременно скажу, именно так скажу, Николай Семенович. Но Павел – человек трудный, упрям в предубеждениях, вспыльчив, склонен к принятию абсурдных решений, жертвой которых стали и вы.
Помедлив, Николай Семенович сказал:
– Государь есть государь и мы – подданные приемлем его таким, как он есть.
Кто знает, но весьма возможно, что ум и проницательность Мордвинова избавили его от разжалования и путешествия в Сибирь.
Они расстались холодно. Было похоже, что Николай Семенович открыл для себя еще одного недоброхота, быть может, более других опасного.
При покойной государыне Екатерине Алексеевне российское правительство дало согласие на переселение в Новороссию словенцев, известных своим умением в разных ремеслах и прилежанием в полезных занятиях.
3 июня 1797 года Павел I писал губернатору Бердяеву: «В ответ на ваш рапорт возлагаю на собственное ваше попечение и осмотрительность переселяющихся в нашу империю венецианских словенцев. Приезжающим семействам назначить свободные места в околичности Одессы. При этом смотреть, чтобы не напустить к нам бродяг и еще более людей беспокойных и подозрительных».
Бердяев это смотрение переложил на градоначальника Лесли, сменившего Кирьякова. Приказом полицейским чинам Лесли велел усилить надзор за всеми без единого исключения иностранными переселенцами из опасения, чтобы под их видом на новороссийских землях не поселились смутьяны, подобные французским цареубийцам.
К появлению в Новороссии и особенно в Одессе различных насильников, воров и порицателей порядков, установленных Богом и от правительства введенных узаконениями, Лесли относился неодобрительно и потому, что здесь не было достаточных острогов для их содержания.
В августе 1797 года присутственные места и обыватели Одессы исключая бродяг, были в тревоге. Из Молдавии пришла весть о распространении там моровой язвы. Свояк Грицька Остудного Никулаш из Оргеева божился, будто поветрие не милует ни старого, ни молодого. От человека, им пораженного, исходит гнилостный дух. При этом тому человеку кажется, что у него под исподним бегает множество блох, отчего плоть свою он раздирает до костей, кровянится от пят до головы!
