Ингвар и Ольха - Никитин Юрий Александрович (читать книги онлайн бесплатно регистрация txt) 📗
Боян успел даже коней поймать, седлать начал. Молодой воевода всегда добивался того, за чем ходил, и гридни уже знали, что сейчас поскачут обратно.
Когда Ингвар показался из-за деревьев, Павка заливал костер, откинувшись назад и широко расставив ноги, а Боян уже повел коней встречь воеводе. Он с неодобрением оглянулся на Павку:
– Боги накажут за невежество!
– Поленятся, – оскалил зубы Павка в наглой усмешке. – Мы теперь у славян, а здесь боги ленивые.
– Боги долго терпят да больно бьют!
– То хазарские. А эти не мелочные, поди.
Ингвар, отводя взгляд, вскочил на подведенного ему коня, подобрал поводья. Гридни поспешно садились в седла. Захочет воевода сказать, отыскал ли следы, скажет сам. Но могет быть дело тайное, к примеру – узнать, что задумал хазарский каган.
Лесная дорога пугающе быстро бросалась под копыта, норовила ускользнуть на поворотах. Копыта стучали глухо, эхо тут же исчезало в дуплах и среди корявых ветвей. Дружинники резко бросали коней в стороны, следуя всем изгибам, прижимались к гривам, когда над головами проносились острые сучья, ветви хлестали по сапогам и конским бокам, но мчались так же стремительно, оставляя за собой запах свежей листвы и растоптанных на обочине тропы ягод.
Кони шли лихим наметом, радуясь, что темный лес остается за спиной, а впереди вот-вот вынырнет солнце, уже чувствуется его дыхание, луг, будет колодезная вода и сочный овес в кормушках. Ингвар незаметно, или думая, что делает незаметно, щупал баклажку, и сразу же сказывалось действие колдовского отвара: он чувствовал облегчение, чуть ли не щенячью радость.
Пир в тереме Ингвара продолжался, время от времени вспыхивая с новой силой, как костер, в который подбрасывают новые охапки хвороста. Под утро Ольха потихоньку ускользнула из-за стола. Ее все еще трясло, даже руки дрожали.
Да, замысел Ингвара и великого князя осуществился. Ее выдали замуж здесь, в плену. Вернее, обручили. Но мало надежды, что дальше что-то сорвется. Русы упорны и настойчивы во всем. Если она сама что-то не предпримет…
Но дело в том, подумала она смятенно, что ей самой не хочется ничего предпринимать. В плену из княгини превратилась сперва в женщину, которая борется за свободу, а теперь даже за свободу не бьется… Как-то незаметно вкралось желание ничего не делать, дождаться дня, когда этот бритоголовый с серьгой в левом ухе снова схватит ее сильными руками. Прижмет к груди, вопьется твердыми горячими губами в ее губы, что сразу же начинают таять, как воск.
Она ощутила, как горячая краска то ли удовольствия, то ли стыда снова прихлынула к щекам. «Что я делаю? – подумала она смятенно. – Я живу как простолюдинка». Это они слепо следуют своим желаниям. Они рабы не только князей, но и своих «хочу». А настоящие женщины позволяют себе лишь то, что не ранит их чести и достоинства. У них больше запретов. А она не только настоящая, но еще и княгиня! И пока еще не предавшая свой народ. Пока еще.
Отсутствие Ингвара она заметила на пиру сразу же, не удивилась. Его ненависть к ней, древлянке из враждебного племени, только усилилась после обручения, если там есть куда усиливаться. А великого князя возненавидит вовсе. Еще бы! О женитьбе не помышлял, а когда возжелает, то явно будет сватать царьградскую царевну, не меньше. Или из этой, как ее, Бухары. Сейчас либо пьет в одиночестве, чтобы ее не зреть, либо ускакал к девкам, чтобы полечили уязвленную гордость.
Она стиснула кулачки. Почему-то мысль, что этот враг ищет утешения у дворовых девок, пусть даже у боярских дочерей, ожгла, как вылетевший из костра уголек. Впрочем, разве он лучше других мужиков? И что бы он ни говорил о различии между мужчинами и мужиками, он ведет себя как простой мужик.
Сон не шел долго, несмотря на усталость. А когда забылась коротким неспокойным сном, и тогда ее пальцы сжимались, ноги подергивались, а губы складывались, словно пыталась выговорить чье-то имя.
Ее не тревожили, проснулась сама. Снизу доносился постоянный шум, там пели и плясали, звенело железо. Кто-то с кем-то дрался на мечах, на потеху или за что-то оскорбившись, слышались подбадривающие голоса.
Она сошла по другой лестнице, прокралась мимо распахнутых дверей главной палаты. Оттуда пахнуло таким мощным запахом вина, медовухи и браги, что Ольха пошатнулась. Еще и ароматом крепкого мужского пота: за столами трудились не менее усердно, чем на ратном поле.
На заднем дворе резали скот, потрошили птицу, жарили тут же на кострах, в очагах, пекли на камнях, жарили на вертелах. Зверята строго поучала молодую девку:
– Птицу надо покупать свежую, поняла? Мало ли что несвежую отдают почти задаром! У свежей птицы глаза полные и блестящие, кожа сухая, не скользкая. И везде одинакового цвета. У молодой птицы грудная кость гнется во все стороны, кожа белая, а волоски короткие, их мало. Жир белый, а не желтый… Запомнила?
Девка кивала, глаза были вытаращены.
– Да-да, белый, а не желтый…
– То-то. Когда потрошишь, смотри не раздави желчный пузырь. Иначе мясо пропитается страшной горечью. Даже собаки есть не станут. Если же ненароком раздавишь, то спешно прополоскай в нескольких водах… а потом отдай челяди. В главную палату не неси!
– Да-да, все сделаю, матушка!
– Чтобы мясо птицы было свежим и нежным, надо резать за несколько дней, затем повесить в холодное место. Ну а ежели время не терпит, как вот сейчас, то влить им в клюв уксуса, запереть, но так, чтобы могли двигаться. Через два-три часа зарезать, выпотрошить и готовить. Мясо будет чрезвычайно рассыпчато и вкусно.
Глаза девки были ошалелые, вряд ли запомнила хоть половину из того, что сказала опытная ключница. Ольха пожалела, вмешалась:
– День добрый, Зверята. Добро ли почивала?
Зверята оглянулась, похожая на лютого зверя, но, узнав Ольху, расплылась в улыбке. Всплеснула руками:
– Ты чегой-то встала? Я велела девкам ходить на цыпочках, буде окажутся близь твоей комнатки.
– Не спится, Зверята. Гостей много.
Глаза старой ключницы были хитрые.
– Что ни говори, но мы, женщины, все равно не забываем…
– Чего? – насторожилась она.
– Что мужчин надо кормить. Своих, чужих, заезжих, даже врагов. Без нас запаршивеют, исхудают, коростой зарастут. И в таком тряпье ходить будут, что ворон вместо пугал доведут до икотки. Что-то не так здесь?
Ольха помялась, не хотелось снова влезать в чужое хозяйство, один раз уже поддалась этому женскому чувству, так тут же русы решили, что гордую древлянку покорили, подчинили и могут сесть на шею и ножки свесить.
– Зайцы, – сказала она наконец.
– Что с ними? – всполошилась Зверята.
– Да так… В ваших краях они не водятся?
– Как не водятся? Зайцы везде водятся, – ответила Зверята. – Правда, у нас больше рыбу умеют готовить. Такое жарят, пекут и варят, что свои пальцы проглотишь, не заметишь… А зайцы? Зайцы попадутся, едим. Просто жарим и едим.
Ольха с облегчением засмеялась:
– Тогда понятно. А я уж решила, что лезу в чужие секреты. Зверята, зайцы вообще все самые вкусные – это горные, а в низинах похуже. А твои люди купили низинных. Русак всегда вкуснее беляка. От заморозков до середины зимы – самые вкусные. Зайцев лучше добывать… или покупать молодых. До года. Чтобы узнать вкусность, надо переломить переднюю лапку. У молодых сочных зайцев – толстые колени, короткая и толстая шея. Старые зайцы длинные и худые. Заяц должен пролежать в шкурке не меньше трех дней, а потом, не снимая шкурки, надо его выпотрошить. За два дня до такого вот пира отрезать лапки и начать стягивать шкурку от задних лап, выворачивая кожу и доходя так до ушей. Счистить сгустившуюся под кожей кровь. Снять несколько пленок, которыми покрыт заяц. Последнюю кожицу снять осторожно, ножиком, чтобы не повредить мяса. Голову и передние лапки отрубить вовсе…
Зверята кивала, в глазах было расчетливое выражение. Запоминала, что-то прикидывала, загибала пальцы.
