История знаменитых преступлений (сборник) - Дюма Александр (чтение книг txt) 📗
И, повернувшись к сыну адмирала, она сквозь слезы продолжала:
– Вы молоды, возможно, любимы и когда-нибудь непременно полюбите сами. Я обращаюсь к вашему прямодушию, к вашей рыцарской учтивости, ко всем благородным порывам вашей души: помогите мне убедить вашего отца отказаться от этого ужасного замысла. Вы никогда меня не видели и не знаете, а вдруг в глубине сердца я кого-нибудь люблю? Ваша гордость должна восстать при виде того, как обижают молодую женщину, которая лежит у ваших ног и просит милосердия и защиты. Одно ваше слово, Робер, и я буду всю жизнь благословлять вас, вы навсегда останетесь в моей душе как ангел-хранитель, а мои дети запомнят ваше имя, чтобы каждый вечер повторять его, моля Бога об исполнении ваших желаний. Скажите же, что спасете меня. Кто знает, быть может, когда-нибудь я вас действительно полюблю.
– Я обязан повиноваться отцу, – ответил Робер, не поднимая глаз на прекрасную просительницу.
Священник хранил молчание. Прошло несколько минут; участники сцены, погруженные в свои мысли, сохраняли полную неподвижность, словно статуи, поставленные по углам чьей-то гробницы. За этот короткий, но страшный промежуток времени Мария трижды испытывала желание броситься в море. Но внезапно до ее слуха донесся отдаленный ропот, который неуклонно приближался; наконец уже можно было различить отчаянные голоса женщин:
– Спасайтесь! Спасайтесь! Господь нас покинул! Венгры в городе!
Дети Марии тут же расплакались, а младшая, Маргарита, протянув ручонки к матери, выражала свой ужас совсем не детскими словами. Рено, не глядя на эту трогательную сцену, увлек сына к двери.
– Стойте! – проговорила принцесса, протягивая руку в торжественном жесте. – Раз Господь не посылает моим детям иной помощи, значит, ему угодно, чтобы жертва была принесена.
С этими словами, упав на колени перед священником, принцесса склонила голову, словно жертва под топором палача. Робер де Бо занял место рядом с нею, и священник, произнеся слова, которые связывали их навеки, освятил бесчестное насилие святотатственным благословением.
– Все кончено, – прошептала вдова Дураццо, бросив на детей взор, полный слез.
– Нет, еще не все, – твердо возразил адмирал, подталкивая женщину к другой комнате. – Прежде чем мы отправимся, брак должен быть довершен.
– Боже милосердный! – душераздирающим голосом воскликнула принцесса и упала без чувств.
Рено де Бо направил галеры в сторону Марселя, где намеревался возложить на голову сына корону графа Прованского благодаря его необычному браку с Марией Дураццо. Однако это подлое предательство не осталось безнаказанным. Поднялся сильнейший шторм, который отнес суда к Гаэте, куда как раз только что прибыли королева с мужем. Рено велел матросам не приближаться к берегу, суля бросить в море любого, кто осмелится нарушить его приказ. Сперва матросы лишь глухо роптали, но вскоре повсюду зазвучали крики: «Смерть адмиралу!» – и тот, поняв, что погиб, от угроз перешел к мольбам. Принцесса, которая при первом же раскате грома пришла в чувство, вышла на палубу и стала звать на помощь:
– Сюда, Людовик! Сюда, мои бароны! Смерть негодяям, столь подло оскорбившим меня!
Людовик Тарантский вместе с десятком наиболее отважных рыцарей бросился в шлюпку. Они налегли на весла и быстро доплыли до галеры. Мария, одним духом рассказав о том, что произошло, повернулась к адмиралу, словно запрещая тому оправдываться, и бросила на него испепеляющий взгляд.
– Негодяй! – вскричал король и, бросившись на предателя, пронзил его мечом.
Потом он велел заковать в цепи сына адмирала и недостойного священника как соучастника гнусного насилия, которое адмирал уже искупил смертью, после чего пересадил к себе в шлюпку принцессу с дочерьми и вернулся в гавань.
А тем временем венгры, прорвавшись в город через одни из ворот, торжествующе приближались к Кастельнуово. Однако, когда они пересекали площадь Корреджие, неаполитанцы обратили внимание, что лошади захватчиков так слабы, а всадники так измождены после осады Аверсы, что стоит только дунуть, и эта армия призраков рассеется. Сменив страх на отвагу, народ бросился на победителей и выгнал их вон из города, в который они только что вступили. Это внезапное народное возмущение несколько смирило гордыню венгерского короля и сделало его уступчивее к предложениям Климента VI, который счел наконец долгом вмешаться. Первоначальное перемирие длилось с февраля 1350-го по начало апреля 1351 года, а на следующий год превратилось в мир, который Иоанна заключила, возместив венгерскому королю военные издержки в размере трехсот тысяч флоринов.
После ухода венгров папа прислал легата для коронации Иоанны и Людовика Тарантского; торжество было назначено на 25 мая, в Троицын день. Историки того времени с восторгом описывают это великолепное празднество, навеки запечатленное Джотто на фресках церкви, которая по этому случаю получила название «Инкороната». Была объявлена амнистия для всех, кто в предыдущих войнах сражался на той или иной стороне; радостные возгласы раздавались вокруг короля с королевой, когда они торжественно ехали верхом под балдахином, сопровождаемые всеми баронами королевства.
Однако радость была в этот день омрачена происшествием, которое суеверные неаполитанцы расценили как недоброе предзнаменование. Верхом на коне, покрытом богатой попоной, Людовик Тарантский въехал в Порта-Петручча, и дамы, наблюдавшие за кортежем сверху, из окон своих домов, засыпали его таким множеством цветов, что конь, испугавшись, стал на дыбы и порвал узду. Король, не справившись со скакуном, легко соскочил на землю, но уронил при этом корону, которая упала на землю и разбилась на три части. В этот же день скончалась единственная дочь Иоанны и Людовика.
Между тем король, не желая, чтобы столь блестящая церемония была омрачена знаками траура, велел в течение трех дней устраивать всяческие турниры и поединки и в память о своей коронации учредил рыцарский орден Узла. Но начиная с дня, отмеченного дурным предзнаменованием, жизнь его обернулась чередой жестоких разочарований. После войн на Сицилии и в Апулии, а также усмирения мятежа Людовика Дураццо, который окончил свои дни в темнице замка д’Ово, Людовик Тарантский, изнуренный удовольствиями, подтачиваемый медленным недугом и уставший от несчастий в стране, скончался от тяжелой лихорадки 5 июня 1362 года в возрасте сорока двух лет. Не успели опустить его гроб в могилу королевской усыпальницы в церкви Сан-Доменико, как несколько претендентов стали оспаривать руку королевы.