Отцеубийца - Александрова Марина (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
ГЛАВА 27
Феофан и Ксения частенько наезжали к родителям Ксении – погостить. Старики души не чаяли во внуке, да и на невенчанную пару косо не глядели. Купец Онцифер был человек разумный, знал твердо – причитаньями да попреками дела не поправишь, а потому запретил себе думать про грех такой. А матери и подавно было все равно – живет ее дочушка в холе и радости, довольна жизнью, и слава Богу, и ничего больше не надо! Материнское сердце победило страх перед небесной карой.
А, погостив у стариков, молодые ехали кататься. Феофан особенно любил эти поездки – любо было мчаться в санях мимо бескрайних полей, мимо рощ, где голые ветви деревьев низко клонились под бременем сверкающего снега, сладко было целовать ладу в круглую, румяную от морозца щеку и обнимать ее под жаркой соболиной шубкой! Ксения же все боялась чего-то – не мог изгладиться из памяти ее тот страшный день, когда поддалась она на улещиванья неведомой женщины, побоялась за своего любимого и увезена была в дальнюю даль, в заточенье, которое показалось, было ей вечным!
Потому не в радость ей были такие поездки, и Феофан чувствовал это, и огорчался. Печалило его и то, что со времени своего освобожденья не видал уж Ксению такой веселой и беспечной, как в первые дни их любви. Частенько он заставал ее в слезах и спрашивал, сам чуть не плача:
– О чем ты, моя любушка, горюешь? В чем причина? Иль я тебя не люблю, не холю? Иль чего тебе не в достатке? Иль все маешься ты, что невенчанными мы живем, не по закону? – и много еще таких вопросов задавал, но Ксения все качала головой, а потом улыбалась сквозь слезы.
– Нет, нет, милый, ни о чем таком я не горюю. Всего у меня вдоволь, а уж что не повенчаны мы – так на то, видать, воля Божия, и об этом уж у нас говорено. Не смотри на мои слезы – то одна глупость бабья, и ничего боле!
С этими словами Ксения начинала ластиться к Феофану, и тот целовал ее в заплаканные глаза. Но о печали ее не забывал, и как-то все же выпытал причину ее.
– Не хочу больше слышать о бабьей глупости! Сам не раз слыхал от людей, что женские слезы дешевы! И что у бабы волос долог, да ум короток – про то тоже слыхал! Да только ты ведь у меня не как иные, ты же умница-разумница, так вот и откройся мне. Али мы с тобой не родные, что ты таишься да прячешься, да пустыми отговорками меня тешишь? Ну-ка, откройся, моя любушка! Муж я тебе аль не муж?
Ксения рассмеялась, на этот раз искренне – так потешил ее Феофан в виде сурового мужа-ревнивца, но потом опять погрустнела.
– Раз ты просишь, я откроюсь тебе. Только клянись, что не будешь смеяться над моими думками непутящими!
– Клясться – грех, а даю тебе мое верное слово! – торжественно заявил Феофан, заключая женщину в объятья.
– Замучал меня страх, милый, – жалобно прошептала Ксения. – Опасаюсь я, что не оставит нас Роман. Крепко мы ему досадили! Отобрал ты и меня у него, и от службы его отставили... Да и в том кручина, что Дарьюшка у него осталась...
– Постой, постой! – изумленно вскричал Феофан, отстраняя от себя Ксению. – Нешто из-за меня его княжьей милости лишили? Я ж сам за него перед князем просил – чтоб не наказывал его, помягче с ним был...
– Дурень ты мой, дурень! – засмеялась сквозь слезы Ксения.
– Это отчего же я дурень, жена непокорная?! – возопил Феофан, нежно поцеловав Ксению.
– Да потому что не понимаешь ты: тем ему большую обиду нанес!
Фефан посерьезнел.
– Почему? – спросил удивленно.
– Знаю я его нрав лучше, чем ты. Ты-то хоть давно его знаешь, и с тех пор еще, как я под стол пешком ходила, да видел ты его у князя в палатах, где он тише воды, ниже травы был! А я всяким его повидала, и прознать норов его успела. Ему это – как ножом по сердцу. Как же – враг заступился, милосердие показал! Этого он не простит тебе, да и мне тоже.
– Чудно ты говоришь! – вздохнул Феофан. – Все равно не пойму я этого. Но раз ты так говоришь, значит, правда. Думаешь, затаил он на сердце злобу черную и теперь мстить нам хочет?
– Так оно и есть, – понурилась Ксения. – Оттого и слезы мои, которые теперь столь досадны. Каждый часок боюсь я, что случится что-то страшное с нами, или с ребеночком нашим. Вот и пить он начал. А кто пьет – самый пропащий человек, он даже во зло себе делать будет, только бы задумку свою исполнить.
И Феофан обещал Ксении держаться настороже, но прогулок не прекратил.
– Сама посуди, голубка, – сказал нежно, но твердо. – Неужели мы от страха перед ним должны весь век свой в четырех стенах просидеть, на улицу носа не совать, вольной воли не видеть? Что ж, выходит, он нас так напугал? Или не веришь ты в мою силу? И о Дарьюшке ты не кручинься! Глядишь, и она вскорости с нами будет! Бог милостив!
Ксения грустно покачала головой, но слова Феофана ее все же успокоили. От многих людей слышала она о прославленной Феофановой силе и доблести, о том, что чуть не лучший он витязь у князя Александра, и победителя на него нет в Новгороде. А уж Роман, который почитай всю жизнь свою в княжеских отроках провел, а воинскому искусству так и не успел выучиться, и подавно не соперник Феофану!
Успокоилась Ксения, а напрасно. Лучше б доверяла она предчувствиям своим...
