Каныш Сатпаев - Сарсекеев Медеу (читать книги онлайн бесплатно серию книг .txt) 📗
Трудно сегодня конкретно определить роль Сатпаева в претворении в жизнь этих пожеланий земляков. Скажем только: ботанический сад Джезказгана существует уже второй десяток лет; аэропорт города принимает современные пассажирские лайнеры; решены вопросы об организации и укреплении научно-исследовательских, проектных и учебных институтов.
Каныш Имантаевич всегда ревностно относился к исполнению своих депутатских обязанностей, за годы пребывания на больших научных и общественных постах у него выработались на этот счет строгие правила. Несмотря на огромную занятость, он всегда принимал производственников и работников полевых партий вне очереди. Неукоснительно соблюдал дни и часы, назначенные для приема избирателей, а приехавших издалека старался выслушать и в неурочное время. Добрая половина личной переписки ученого связана с его депутатскими делами. Первые из этих писем датированы 1936 годом. Тогда он был избран депутатом Карагандинского областного совета от Карсакпайского района. А в 1937 году как посланец джезказганских горняков принял участие в X Всеказахском чрезвычайном съезде Советов по обсуждению проекта Конституции Казахской ССР. Начиная с 1946 года Каныш Имантаевич трижды избирался в Казахстанский Верховный Совет, четырежды в Верховный Совет СССР. Колхозники Карагандинской области, горняки Лениногорска, рыбаки Гурьева, шахтеры Джезказгана называли его имя в числе депутатов в верховный орган власти. Весь Казахстан, от востока до запада, с любовью и доверием отдавал ему свои голоса...
А в 1962 году на первой сессии шестого созыва народного парламента страны Каныш Имантаевич был избран заместителем Председателя Совета Союза Верховного Совета СССР. И это тоже было выражением доверия к его высокому авторитету ученого и государственного деятеля. Прошло ровно 42 года с того дня, когда юный Каныш был избран членом Баянаульского ревкома...
В тот последний приезд академик сделал серьезное замечание своему преемнику Василию Ивановичу Штифанову, начальнику Джезказганской геологоразведочной экспедиции с 1941 года.
— Вася, ты, видать, уже привык к спокойной, благоустроенной жизни, что-то в последние годы стал равнодушен к работе.
Штифанов, никогда ранее ничего подобного не слышавший от своего учителя, оторопел.
— Ты что, решил, что запасы Джезказгана беспредельны? — продолжал Сатпаев. — При твоем попустительстве горняки здесь делают что хотят. Привыкли снимать сливки. Рудой с сравнительно низким содержанием меди они не желают заниматься. Что за хищничество? А тебя волнует лишь ежегодный рост запасов. Нельзя так, Вася. Если ты в скором времени не узаконишь добычу руды и с малым содержанием меди, то считай, что в скором будущем положение Джезказгана осложнится... Это не бездонная бочка.
Об этом Каныш Имантаевич говорил и раньше — здесь же, в городе, на научной сессии по Большому Джезказгану, состоявшейся в 1961 году.
Из заключительной речи академика К.И.Сатпаева:
«...Говоря о дальнейшем росте запасов меди в районе Джезказгана, мы не можем мириться с теми огромными потерями, которые допускаются сейчас в условиях разработки Джезказганского месторождения. Подобных потерь нельзя допускать, и геологи Джезказгана обязаны всемерно бороться с такими фактами. Между тем, к глубокому нашему сожалению, один из рудничных геологов, И... красноречиво ратовал здесь в защиту выборочной отработки богатых руд Джезказгана. Это очень прискорбная, я бы сказал, даже тяжелая роль для геолога, в особенности для рудничного геолога, если иметь в виду, что ресурсы меди в стране сравнительно ограничены.
В Джезказгане в последние годы с легкой руки Гипроцветмета почему-то стали считать бедным такое содержание меди в руде, которое в настоящее время, по рекомендациям того же Гипроцветмета, на целом ряде месторождений, например на Коунраде и Бозшакуле, принимается не только в качестве минимального, но и даже среднего содержания меди в балансовой руде. В Болгарии, по проекту того же Гипроцветмета, сейчас эксплуатируются медные месторождения со средним содержанием меди всего в 0,4 — 0,5 процента. Как видите, в этом вопросе наблюдается пока что полная путаница. На Джезказгане почему-то считаются сейчас допустимыми большие безвозвратные потери меди при разработке. «Обосновывают» это лозунгом: «Стране нужна медь». Мы тоже хорошо знаем этот лозунг, но считаем, что эту потребность надо обеспечивать путем правильного планирования необходимого объема добычи руды, исходя из реального среднего содержания меди в месторождении и применения прогрессивных методов технологии переработки руды, а не путем «планового» омертвления огромного тоннажа меди в виде безвозвратных потерь в недрах месторождения. Сейчас в погоне за выборочной добычей богатой руды мы теряем в Джезказгане более одной пятой части его медных запасов... Между тем медь ничем нельзя полноценно заменить в технике. Но если уж где и применяют сейчас заменители меди, то это делается вынужденно. Поэтому мы обязаны всемерно и решительно бороться против любых крупных безвозвратных потерь меди...»
Теперь, через год, он вновь возвратился к этому вопросу. Значит, отнюдь не забыл о нем. Был, видимо, особый смысл в том, что он обратился со словами предостережения именно к Штифанову. Хотя он и выговаривал своему преемнику, но называл его по-прежнему коротко Васей, зная, что тот после этого разговора спокойно спать не станет.
Так оно и было. Через несколько месяцев, весной 1963 года, Штифанов без вызова сам прилетел в Алма-Ату. Пришел к президенту академии и горестно поведал:
— Каныш Имантаевич, после нашей беседы семь раз ездил в Москву. Чьи только пороги не обивал. Однако добиться ничего не смог. Никто не хочет узаконить низкий предел содержания меди для Джезказгана. Что теперь делать, ума не приложу.
Академик задумался.
— В ближайшее время поехать в Москву не смогу. Есть неотложные дела, — проговорил он. — А месяца через полтора жди от меня вестей. Подготовь все документы и жди. Как только получишь известие отсюда или из Москвы, немедленно вылетай. Договорились?
— Рахмет 31, Канеке, — улыбнулся Штифанов и протянул раскрытую ладонь.
— Чего обрадовался, кончил дело, так сразу защекотало в горле?
— Ваш насыбай ведь особый, давно не нюхал.
— Радоваться еще рано, — сказал Каныш Имантаевич, насыпая насыбай в подставленную ладонь, — тщательно готовь документы, чтобы институтские чиновники не смогли ни к чему придраться.
Вспоминает В.И.Штифанов, Герой Социалистического Труда:
«Однажды, если память не изменяет мне, через месяц после моей поездки в Алма-Ату, я получил условленную телеграмму из канцелярии президента. Быстро собрался и вылетел в Москву. Позвонил в известный номер гостиницы. Он сразу узнал меня по голосу.
— А, Вася? Уже приехал?! — услышал я его радостно-возбужденный голос. — Я уже разведал кое-что... Сегодня хорошенько отдохни. Завтра вечером зайдешь ко мне, поедем в гости к одному богу...
На следующий день мы встретились с ним к концу рабочего дня и поехали за город. Только тогда я догадался, что мы едем на дачу к знаменитому геологу М..., который в годы войны имел большие полномочия в геологической службе страны. Как известный государственный деятель, он пользовался огромным влиянием и авторитетом среди геологов страны. Одно его слово в иные годы решало судьбу многих рудников и шахт. А в ту пору он являлся председателем Всесоюзной комиссии по запасам. Словом, едем к тому богу, который нынче держал в руках судьбу нашего наболевшего вопроса. Про себя я не переставал удивляться находчивости своего учителя, который не официально, а таким окольным путем хотел решить судьбу Джезказгана.
Видно, давно не встречались они; поздоровавшись, не выдержали, по-братски обняли друг друга...»
