Заре навстречу (Роман) - Попова Нина Аркадьевна (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
— Ты должна понять!
И постепенно он усыпил ее гнев, губами выпил слезы требовательными ласками утомил тело. К утру Августа уже поняла, что Валерьян не может щадить ее дядю: дяде этим не поможешь, а себе и семье навредишь.
— Сиди-посиживай в своей башне из слоновой кости… мечтай… бебешку нашу лелей… А предупредить дядю об опасности я обещаю!
— …У Охлопкова отняли револьвер, и он уплатил штраф за ношение оружия без разрешения.
Вскоре племянница предупредила, что есть решение— отобрать его дом в числе других богатых домов. Жена не спала всю ночь: думала — подожжет с четырех углов, и выскочить не успеешь. Охлопков не поджег. Потихоньку вывез из дома ценную мебель, книги, ящики с посудой и бельем, ковры. Все это он отдал на хранение надежным людям. А драгоценности и часть золотого запаса взяла Августа.
Охлопков переехал с женой в тот флигель Бариновой, где когда-то жили Чекаревы. Зборовский приглашал тестя к себе, но Охлопков угрюмо отказался:
— Не по пути нам, Петр Игнатьевич!
В доме Охлопкова устроили клуб, столовую и школу взрослых. Огромный сад с весны должен был открыться для народных гуляний.
Вскоре Совет обложил буржуев контрибуцией, — нужны были деньги на содержание школ, клубов, Красной гвардии и различных учреждений. Этот список, в котором стояла фамилия Охлопкова, подписал опять- таки Рысьев.
Ночами через сад и через двор (Баринова видела, да не видела!) приходили к Охлопковым люди в надвинутых на лоб шапках, с поднятыми воротниками.
Рысьев подозревал, кто вдохновляет бюро горнопромышленников на сопротивление Советской власти… подозревал, но помалкивал. Августа поклялась, что, если он подведет дядю под расстрел, она покончит с собой… а такая истеричка способна на все!
«Помимо меня раскроется, — говорил он себе, — не бог знает, какие конспираторы! Скоро провалятся!»
А перевальское бюро из кожи лезло, стараясь выполнить приказ Петроградского совета съездов: не признавать декрета о рабочем контроле, не подчиняться Советам. Промышленники закрывали один завод за другим, не давали средств, не платили заработную плату. Бюро призывало заводских служащих, техников, инженеров к саботажу. Им обещали выдавать жалованье и в случае остановки предприятия.
На областной конференции фабзавкомов рабочие с гневом и болью говорили о страшной разрухе.
— Ее создали капиталисты! — гремел Роман Ярков, председатель завкома Верхнего завода. — Они хотят, чтобы по слову паразита Рябушинского костлявая рука голода схватила нас за горло!
После конференции Совет постановил: доложить о саботаже горнопромышленников Москве, просить помощи…
Вскоре были арестованы правления уральских заводов в Петрограде. Началась национализация горных округов.
Охлопков еще не знал об аресте совета съездов в Питере и о том, что Перевальский Совет решил арестовать местное бюро. Вечером к нему пришла Августа.
— Дядя! Вам следует немедленно скрыться!
Он не удивился. Спросил:
— Конкретнее не можешь сказать?
— Не могу… Сама не знаю. Муж дает возможность спастись вам… но не другим. Предупреждать кого- либо — неблагоразумно… можете попасться.
Охлопков с минуту сидел потупив голову. Потом поднялся, повязал под сорочкой пояс с золотом, положил в карман браунинг, надел шапку, доху.
Жена беспомощно заплакала.
— Не на век… чего ревешь? — буркнул он, смягчился и подставил ей щеку для прощального поцелуя. Наказал жить здесь, ждать от него известий. Пожал руку Августы:
— «Спасибо» можешь мужу не говорить, но… будет время, я отслужу ему.
На закате солнца в мае Петр Игнатьевич Зборовский прямо с завода, не переодеваясь, зашел к Албычевым пригласить их на крестины новорожденного сына.
Горничная сказала, что господа пьют чай в саду, и Зборовский, пройдя по тихим, прохладным комнатам, вышел в сад, пахнущий черемухой, сиренью и свежеполитой землей.
В вечерней тишине слышался надсадный голос Котельникова:
— …в высокой степени уважал ум и честность человека, какого бы он ни был сословия… И если кажусь жестким в глазах невежд и фанфаронов, так это зависит от прямоты души, которую я не коверкаю перед сильными мира — будь то царь или будь то большевики! А у вашего родственничка Рысьева, — простите, Антонина Ивановна, — у него, в сущности, плевое реноме…
Албычев капризно прервал его:
— Ах, да будет вам, Семен Семенович, что говорить о нем? Он всегда был с вывихом. Печально не это… печально, когда подлинные интеллигенты, умные люди, начинают «краснеть», подлизываться к плебеям… Перед златым тельцом я не гнул спину, не согну и перед «товарищами». Нет! И, таким образом, мы с вами, Семен Семенович, да еще такая сильная натура, как свояк Георгий, последние могикане! К сожалению, этого нельзя сказать о нашем дорогом Петре Игнатьевиче!
— Матвей, — холодно сказала Антонина Ивановна, — довольно сплетничать!
Зборовский остановился на песчаной дорожке, иронически поднял брови. Момент для появления явно неудачен…
Он бесшумно нырнул под ветки — вышел на смежную аллею… «Фу ты! И здесь я некстати!»
Под зеленым крылом липовой ветки стояли Катя и Полищук. Он положил руки ей на плечи и говорил что- то тихим, умоляющим, прерывистым голосом. Катя слушала, приблизив к нему белое лицо. Веселый вызов, острое любопытство, сознание крепнущей власти оживляли ее. В изгибе шеи, в беспокойных движениях фигуры было что-то хищное…
«Трагедия в стиле Мопассана! — брезгливо подумал Зборовский. — Мерзавец!» Незаметно отойдя подальше, он направился к чайному столу.
Албычев поднялся ему навстречу:
— Петруша, каким ветром?.. А мы только что тебя вспоминали! Легок на помине, умрешь, нельзя будет вспомнить, призрак явится!.. Как Люся? Садись… Тоня, чайку!
Зборовский иронически улыбнулся при слове «Вспоминали», но больше ничем не выдал, что слышал слова болтуна-дядюшки. Он отлично знал, что Албычев, Охлопков, Котельников считают его перебежчиком. Знал, что Полищук чернит его как только может с той поры, как он отказался бойкотировать Деловой совет национализированного Верхнего завода, стал работать там. А уж когда Деловой совет решил уволить всех забастовавших служащих и принимать обратно только тех, кто искренне пожелает работать с большевиками, Полищук начал метать громы и молнии: «Ужас! Предательство! Он должен, обязан был уйти, отряхнуть прах этого совета с ног!»
Приняв из рук хозяйки стакан душистого чая, Зборовский сказал, подсмеиваясь над своей ролью:
— Пришел пригласить вас, тетушка, в крестные матери!
— Сын? — спросила Антонина Ивановна.
— То-то он сияет! — закричал Албычев с хохотом и захлопал в ладоши. — Браво! Браво!
— Сын, тетушка, — ответил молодой отец, не обращая внимания на Албычева, — Люся чувствует себя хорошо, проделала всю эту процедуру гениально… поэтому решили назвать сына Ев-Гением…
Он говорил в привычной насмешливой манере, но видно было — тронут…
Антонина Ивановна доброжелательно слушала его… но вдруг в глазах ее что-то дрогнуло, она опустила веки и коротко, хрипло вздохнула. Зборовский понял: увидела тех, двоих. Он отвел от нее взгляд.
Непринужденно повернулся к Албычеву:
— Люся просила и вас на крестины.
— Придем, придем, выпьем за здоровье Евгения Петровича!
Скользящей походкой Катя подошла к столу. Сделала общий поклон. Красивая, возбужденная, глубоко дыша, откинулась на спинку садового кресла, бросила на стол полные руки:
— Чаю, мама!
— Вежливее нельзя? — тихим, задыхающимся голосом спросила мать.
— Будьте любезны, мама, налейте, пожалуйста, мне чаю! — смеющимся голосом сказала девушка, глядя на мать с высокомерным торжеством. — По вашим старинным правилам вежливости так надо?
Не глядя на Полищука, девушка приказала ему;
— Сливок, Михаил Николаевич! С вами можно без китайских церемоний?
Полищук поспешно поднялся, подал Кате сливочник. Что-то трусливое, неловкое было в его движениях, даже голова ушла в плечи. Украдкой взглянул на Катю… но этот взгляд перехватил Албычев.
