Уарда - Эберс Георг Мориц (полные книги TXT) 📗

Толпу объял ужас. Все стремительно вскочили на ноги. Испугался даже Амени, величаво выступавший следом за сосудом с сердцем; невольно вздрогнув, он обернулся в ту сторону, откуда раздался этот жуткий хохот. Он никогда не видал Пинема, но знал, где живет этот парасхит. Увидев маленький костер на его дворе, тускло мерцавший во мраке сквозь облака пыли и чада, он сразу сообразил, что они остановились возле жилища этого вскрывателя трупов. Он подозвал одного из начальников стражи, следовавших со своими людьми по обеим сторонам процессии, и что-то шепнул ему. Затем он подал знак, и процессия тронулась дальше как ни в чем не бывало.

Зловещий хохот старика становился все громче, он пытался прорваться к священному сердцу, но толпа отбросила его назад. Когда последние ряды торжественного шествия катились мимо его двора, старик, осыпаемый проклятиями и руганью, с трудом дотащился до порога своей хижины. Там он тяжело рухнул на землю. Уарда бросилась к нему, ощупью отыскав его недвижимое тело в пыли и мраке.

– Растоптать насмешника!

– Разорвать его в клочья!

– Спалить это гнездо нечистых!

– Бросить его вместе с девкой в огонь! – в диком бешенстве ревела на разные голоса толпа, так грубо пробужденная от благоговейного экстаза.

Две старухи сорвали с палок фонари и бросились бить несчастного старика, а какой-то воин-эфиоп, схватив Уарду за волосы, оттащил ее от деда.

В эту минуту появилась жена парасхита и с ней Пентаур. Старухе так и не удалось найти Небсехта, зато она встретила поэта, вернувшегося после своего выступления в Дом Сети. Ему-то она и рассказала о демонах, вселившихся в ее мужа, и умоляла пойти вместе с ней. Пентаур, ни минуты не колеблясь, как был, в домашнем одеянии, последовал за старухой, не надев белого жреческого облачения, показавшегося ему не совсем уместным для такого случая.

Когда они подходили к хижине парасхита, Пентаур услыхал рев толпы и пронзительные вопли насмерть перепуганной Уарды.

Он бросился вперед и увидел при тусклом свете угасающего костра и нескольких фонарей, как чернокожий солдат вцепился в волосы беззащитной девушки. Прыжок вперед – и пальцы Пентаура железной хваткой стиснули горло воина. Затем, схватив эфиопа за пояс, он сильно рванул его и перебросил через ограду, как бросают обломок скалы.

Разъяренная толпа ринулась на Пентаура, и тут им вдруг неожиданно овладел до сей поры еще неизвестный ему азарт битвы. Одним рывком он выломал подпорку, сделанную из тяжелого эфиопского дерева, которая поддерживала навес, устроенный заботливым дедом для своей внучки. Размахивая им, словно тростинкой, он заставил толпу отступить и крикнул Уарде, чтобы она держалась за него.

– Кто тронет эту девушку, тому не жить! – взревел он. – Как вам не стыдно нападать на слабого старика и беззащитного ребенка в такой священный день!

Толпа притихла. Но уже через минуту она снова стала наступать, и раздались дикие крики:

– Смерть нечистым! Спалим их логово!

Несколько ремесленников из Фив стали наседать на Пентаура, в котором никто не узнавал жреца. Но прежде чем их палки и кулаки успели коснуться его, он взмахнул несколько раз колом, и все они свалились как подкошенные. При каждом взмахе его грозного оружия кто-нибудь падал на землю. Однако эта неравная борьба не могла длиться долго. Несколько молодых парней, перескочив через изгородь, собрались напасть на Пентаура сзади. Сделать это было нетрудно, потому что Пентаур был теперь со всех сторон освещен ярким светом загоревшейся хижины – несколько факелов, брошенных на крышу, подожгли сухие пальмовые листья, и огромные языки пламени с треском вздымались к ночному небу.

Поэт увидел подбиравшихся к нему сзади парней. Прикрывая левой рукой дрожащую от страха и крепко прижавшуюся к нему девушку, он правой яростно размахивал колом. Пентаур прекрасно понимал, что оба они неминуемо погибнут, но твердо решил до последнего вздоха защищать невинность и жизнь очаровательного создания. Все это длилось недолго, потому что двум мужчинам удалось, наконец, схватить его оружие, еще несколько человек поспешили им на помощь и совместными усилиями они вырвали кол из его рук. Тем временем его противники, разъяренные, но безоружные, стали медленно наступать со всех сторон, все еще в страхе перед его невиданной силой.

Задыхающаяся, трепещущая всем телом, словно загнанная газель, Уарда судорожно цеплялась за своего защитника.

Почувствовав, что он безоружен, Пентаур глухо зарычал от бешенства. И вдруг, точно из-под земли, рядом с ним вырос какой-то юноша и подал ему меч, выпавший из рук оглушенного воина-эфиопа и валявшийся у его ног. Юноша и поэт встали спиной к спине. Пентаур гордо выпрямился, и громкий боевой клич сорвался с его уст – в эту минуту, размахивая своим новым оружием, он был похож на отважного героя, защищающего последние, еще не занятые врагом, укрепления.

Он стоял, сверкая глазами, словно лев, отгоняющий свору шакалов от своей добычи. Его противники снова попятились, увидев, что и его соратник – юный Рамери – угрожающе поднял секиру.

– Эти трусливые убийцы швыряют в нас факелами, – воскликнул Рамери. – Ко мне, девушка! Я погашу на твоем платье горящую смолу.

С этими словами он схватил Уарду за руку, привлек ее к себе и затушил уже тлевшее платье, между тем как Пентаур прикрывал его своим мечом.

Несколько минут Рамери и поэт простояли так спина к спине, как вдруг брошенный кем-то камень задел голову Пентаура. Он зашатался, и толпа с ревом бросилась к нему, но тут изгородь рухнула, словно под натиском чьей-то могучей руки, и на арене битвы показалась высокая женская фигура.

– Оставьте их! – крикнула она пораженной толпе. – Я приказываю вам! Я – Бент-Анат, дочь Рамсеса!

Толпа в изумлении отпрянула.

Хотя оглушенный камнем Пентаур уже успел прийти в себя, ему показалось, что у него помутился рассудок. Он все видел и слышал, но думал, что это – прекрасный сон. Сначала его охватило непреодолимое желание пасть на колени перед дочерью Рамсеса. Но уже в следующий миг его ум, приученный в школе Амени быстро соображать, мгновенно подсказал ему, в какое ужасное положение попала царевна. И вместо того чтобы преклонить перед ней колени, он воскликнул:

– Эй, люди! Кто бы ни была эта женщина, пусть даже она и похожа на Бент-Анат, но это не дочь Рамсеса. Зато я, хоть и нет на мне сейчас белых одежд, жрец Дома Сети, и зовут меня Пентаур. Сегодня на празднике я выступил перед вами с речью. Удались отсюда, женщина! Я повелеваю тебе это именем моего священного сана!

Слова его возымели действие, и Бент-Анат повиновалась.

Пентаур был спасен. Пока толпа приходила в себя, пока раненные им люди и их родственники и друзья готовились к новому нападению, а один парень, которому Пентаур раздробил кисть руки, в бешенстве орал: «Какой он святой отец, это бывалый рубака! Разорвать его, обманщика!» – из толпы вдруг раздался голос:

– Расступитесь перед моим белым одеянием! И оставьте в покое проповедника Пентаура – он мой друг! Ведь многие из вас знают меня!

– Ты – врач Небсехт, который вылечил мне сломанную ногу! – радостно воскликнул какой-то матрос.

– А мне – больной глаз, – подхватил ткач.

– Этот красивый и высокий мужчина действительно проповедник, я узнаю его! – звонким голосом воскликнула вдруг одна из девушек, чьи восторженные слова о Пентауре невольно подслушала на площади Бент-Анат.

– А мне какое дело до того, что он проповедник! – заорал один из парней и бросился вперед. Но толпа удержала его и почтительно расступилась, когда Небсехт попросил всех разойтись, чтобы он мог осмотреть раненых.

Прежде всего он склонился над парасхитом и тотчас же в ужасе вскричал:

– Позор вам! Что вы наделали? Вы убили старика!

– А мне пришлось обагрить кровью свои мирные руки, чтобы спасти от такой же участи его невинную внучку, – сказал Пентаур.

– Гады! Скорпионы! Змеиное отродье! Изверги! – бросал Небсехт в толпу, отыскивая глазами Уарду.