Спартак (Роман) - Фаст Говард Мелвин "Э.В.Каннингем" (книги читать бесплатно без регистрации полные txt) 📗

Гракх долго молчал, и Вариния наблюдала за ним с любопытством и без страха. При всей своей грубой внешности, большой неповоротливый толстяк был человеком, которому она хотела доверять, и отличался от тех, кого она знала раньше. В нем была необычная, извращенная честность. В нем было некое качество, которое каким-то образом напомнило ей о Спартаке. Она не могла ничего хорошенько объяснить. Это было не во внешности — даже не в манерах. Это было больше в образе его мышления; А иногда — только иногда — он говорил что-то вроде того, что сказал бы Спартак.

Некоторое время он молчал, прежде чем заговорил снова, а затем прокомментировал то, что она сказала раньше, точно так же, как если бы не прошло и минуты.

— Итак, это была мечта Спартака, — сказал он, — создать мир без кнутов, где никого не избивают — без дворцов и грязных хижин. Кто знает! Как ты назвала своего сына, Вариния?

— Спартак. Как же еще мне называть его?

— Правильно, Спартак. Да, конечно, и он вырастет, станет высоким, гордым и сильным. И ты расскажешь ему о его отце?

— Да, я расскажу ему.

— Как ты расскажешь ему. Как ты объяснишь? Он вырастет в мире, где нет таких людей, как Спартак. Как ты объяснишь ему, что сделало его отца чистым и добрым?

— Откуда ты знаешь, что Спартак был чистым и добрым? — спросила его Вариния.

— Это так трудно понять? — удивился Гракх.

— Некоторым людям трудно понять. Знаешь ли ты, что я скажу своему сыну? Думаю, ты поймешь меня. Я расскажу ему очень просто. Я объясню ему, что Спартак был чист и добр, потому что он отвернулся от зла, противостоял злу и боролся со злом — и никогда, за всю свою жизнь он не успокаивался, если в мире что-то было неправильно.

— И это сделало его чистым?

— Я не очень мудрая, но я думаю, что это сделает любого человека чистым, — сказала Вариния.

— А как Спартак узнавал, что правильно, а что нет? — спросил Гракх.

— То, что было хорошо для его людей, было правильным. Что причиняло им боль, было неправильным.

— Я вижу, — кивнул Гракх, — мечту Спартака и метод Спартака. Я слишком стар для снов, Вариния. В противном случае я бы слишком много грезил о том, что я сделал с той жизнью, которая дана человеку, чтобы жить. Одна жизнь — и она кажется такой короткой, такой бессмысленной и бесцельной. Это похоже на миг. Человек родился и человек умер, без поэзии или причины. И я сижу здесь, в этом жирном, грубом и уродливом теле. Был ли Спартак очень красивым человеком?

Она впервые улыбнулась с тех пор, как вошла в его дом. Она улыбнулась и затем начала смеяться, потом смех превратился в слезы, и она упала лицом на стол и плакала.

— Вариния, Вариния, что такого я сказал?

— Ничего… — Она выпрямилась и вытерла лицо салфеткой. — Ничего такого ты не сказал. Я так любила Спартака. Он не был похож на вас, Римлян. Не такой, как мужчины в моем племени. Он был Фракийцем, с широким плоским лицом, и однажды, когда надсмотрщик избивал его, он сломал ему нос. Люди говорили, что это сделало его похожим на овцу, но для меня он был таким, каким и должен быть. Это все.

Барьеры исчезли между ними. Гракх потянулся и взял ее за руку. Он никогда в жизни не чувствовал себя так близко к женщине, поэтому доверял женщине. — Моя дорогая, моя дорогая, — сказал он, — ты знаешь, что я сказал себе? Во-первых, сказал я себе, что хочу одну ночь любви с тобой. Потом я сам это отверг. Тогда я захотел одну ночь чести и уважения. Это я тоже отверг. Все, что я хотел — благодарность. Но есть нечто большее чем благодарность, не так ли Вариния?

— Да, есть, — сказала она откровенно. Тогда он понял, что в ней не было двуличия или хитрости. Она не знала другого пути, кроме как точно высказать, что было у нее на уме. Он поднес ее руку к губам и поцеловал, и она не отняла ее.

— Вот чего я хочу, — сказал он. — У меня есть время до рассвета. Будешь ли ты сидеть со мной и беседовать, выпьешь немного вина и немного поешь? Я так много должен сказать тебе и так много услышать от тебя. Ты побудешь со мной до рассвета — и когда Флавий придет с лошадьми, ты покинешь Рим навсегда? Ты сделаешь это для меня, Вариния?

— Для себя тоже, — сказала она. — Я хочу сделать так.

— Я не стану благодарить тебя, потому что я не знаю, как тебя благодарить.

— Меня не за что благодарить, — сказала Вариния. — Ты делаешь меня счастливее, чем я думала когда-нибудь быть снова. Я никогда не думала, что снова смогу улыбаться после смерти Спартака. Я думала, что жизнь всегда будет похожа на пустыню. Тем не менее он говорил мне, что жизнь важна прежде всего. Я никогда не знала, что он имел в виду столько, сколько я понимаю сейчас. Сейчас я хочу смеяться. Я этого не понимаю, но я хочу смеяться.

IX

Когда Флавий вернулся, это был предрассветный час, серый, одинокий час, когда отлив жизненных сил достигал своей самой низкой точки прежде, чем начнется новый цикл. Не говоря ни слова, экономка отвела его к Гракху и Варинии. Гракх развалился на стуле, усталый, с бледным лицом, но не несчастный. Вариния села на кушетке и кормила своего ребенка. Она тоже казалась усталой, но она была прекрасна, сидя там, давая грудь пухлому, розовому ребенку. Когда Гракх увидел Флавия, он приложил палец к губам, и Флавий тихо ждал. Он не мог не залюбоваться красотой женщины. Когда она сидела, освещенная лампой и кормила своего ребенка, она, казалось, чем-то из Римской памяти, очень, очень давним.

Закончив, она запахнула грудь и завернула спящего ребенка в одеяло. Гракх встал и посмотрел ей в глаза, и она смотрела на него долгим взглядом.

— Я остановился на колесницах, — сказал им Флавий. — Таким образом, мы сможем выиграть время, вопрос только в том, сколько миль мы оставим за собой, сможем ли мы вынести эту гонку или нет. Я наполнил одну колесницу одеялами и подушками, так что вам будет достаточно удобно, но мы должны немедленно уйти. Как бы то ни было, мы продумали все очень тонко. Превосходно тонко.

Кажется, они не слышали его. Они смотрели друг на друга, красивая жена Спартака и толстый, стареющий Римский политик. Затем Вариния повернулась к экономке и сказала:

— Можешь подержать ребенка?

Домашняя рабыня взяла ребенка, и Вариния подошла к Гракху. Она погладила его руки, а затем протянув руку, коснулась его лица. Он наклонился к ней, и она поцеловала его.

— Теперь я должна сказать тебе, — обратилась она к нему. — Я благодарю тебя, потому что ты так добр ко мне. Если ты поедешь со мной, я постараюсь быть доброй с тобою тоже — доброй настолько, насколько я смогу для какого-либо человека.

— Спасибо, дорогая.

— Ты поедешь со мной, Гракх?

— О, дорогая, спасибо и благословляю тебя. Я очень люблю тебя. Но я не смогу жить вдали от Рима. Рим — моя мать. Моя мать — шлюха, но после тебя, она единственная женщина, которую я когда-либо любил. Я не изменник. И я толстый пожилой человек. Флавию пришлось бы обыскать весь город, чтобы найти колесницу для моей перевозки. Ступай, моя дорогая.

— Я же сказал, мы тянем время, — нетерпеливо заговорил Флавий. — Пятьдесят человек об этом уже знает. Вы думаете, что никто не будет болтать?

— Ты позаботишься о ней, — сказал Гракх. — Теперь ты будешь богатым человеком, Флавий. Теперь ты будешь жить в комфорте. Так окажи мне последнюю услугу. Позаботься о ней и о ребенке. Вези их на север, пока не достигнете предгорьев Альп. Галльские крестьяне, живущие там в маленьких долинах, хорошие, простые, трудолюбивые люди. Она найдет место среди них. Но не оставляй ее, пока вы не увидите Альпы — отчетливо на фоне неба. И помните о времени. Гоните лошадей. Загоните их, если необходимо, и купите новых лошадей, но никогда не останавливайтесь. Ты сделаешь это для меня, Флавий?

— Я еще не нарушал данное тебе слово.

— Нет, ты нет. Прощай.

Он проводил их до дверей. Она взяла ребенка на руки. Он встал в дверном проеме, светящимся в сером рассвете, и смотрел, как они всходят на колесницы. Лошади были нервными и настороженными. Они били копытами по мостовой и грызли удила.