Вице-император. Лорис-Меликов - Холмогорова Елена Сергеевна (читать полную версию книги .txt) 📗

Генерал-адъютант Лорис-Меликов».

В Петербурге каждая телеграмма Астраханского генерал-губернатора ожидалась с волнением. Газетам никто толком не верил – корреспонденты увлекались не столько фактами, сколько собственной их интерпретацией. О том же, что делается нынче в столице и на что уповают от принятых им мер люди, чувствующие собственную ответственность за порядок в отечестве, Лорис-Меликову стал писать недавно с ним сдружившийся Петр Александрович Валуев [40], старший сын, которого, гвардейский офицер, довольно беспутный и отважный малый, служил в минувшую войну под началом командующего корпусом и был при нем по особым поручениям. Когда летом 1878 года Лорис-Меликов в связи с поступлением Захария в Пажеский корпус приехал в Петербург, Петр Александрович нанес генералу визит с изъявлением сердечной благодарности. Валуев показался человеком ума тонкого и едкого, он был весьма опытен в делах государственных и светских, в нынешнее царствование разве что князь Горчаков дольше него пробыл на посту министра. Так что любезные письма Петра Александровича были Лорис-Меликову и интересны, и полезны.

«Многоуважаемый Граф, – писал Валуев 1 февраля 1879 года. – Дня три тому назад я писал к Вам в Астрахань, начав письмо с выражения мысли, что Вам может не неприятным быть получать по временам несколько строк от человека, который здесь кое-что видит, к видимому относится довольно беспристрастно и Вам искренно предан. Но мое первое – весьма краткое послание долго будет Вас ожидать в Астрахани. Поэтому прошу позволить мне написать другое в Царицын.

Со времени Вашего отъезда здесь почва не изменилась; но некоторые направления и настроения обозначаются в более и более определенных чертах. Одни как будто желают, чтобы чума была окончательно констатирована, – в видах удовольствия победы над нею. Другие продолжают шуметь о ней и в черных красках рисовать будущность, чтобы мутить и волновать по возможности. Другие, подчиняясь тому зуду общественной деятельности, который у нас сильно развит по случаю отсутствия деятельности политической, стараются всячески выдвинуть себя на первый план, вместо Правительственной, по их мнению, слабой и неумелой власти.

Еще другие, в особенности печать, пользуются случаем, чтобы, по нашему любимому обычаю, обвинить кого только можно и в чем только можно. И начальство не предусмотрело, и капиталисты виноваты, эксплуатируя бедный люд, и санитарные условия куда плохи, – как будто это последнее обстоятельство ново и как будто на нашей неизмеримой территории, при бедных средствах и жизни на широкую ногу в делах иностранной политики, оно могло быть иначе. Почему Славянские комитеты не позаботились об Астраханских ватагах?

Вы, конечно, не изволите торопливо произнести окончательного слова; но это слово потому именно и будет решительным, что Вы его произнести не поторопитесь. Ваше мнение и принятые Вами меры положат конец господствующей теперь умственной неурядице и снимут наложенный на нас Европейский полузапрет. Я терпеливо, и спокойно, и уверенно ожидаю.

Во вторник вечером у Конюшенного моста Вашею телеграммою было произведено все то впечатление, которого Вы могли пожелать.

Повторяю, с моей стороны, выраженное уже Вам по телеграфу пожелание: да будет Бог Вам в помощь».

Случаи заболеваний встречались все реже. Чума на глазах испускала дух. Но почти весь февраль Лорис-Меликов, следуя мудрому совету Валуева, не отваживался снимать карантинные кордоны и особые посты, хотя телеграммы его в Петербург были все оптимистичнее. И столица как-то поуспокоилась, тот же Валуев в следующем письме от 9 февраля сообщал:

«Нервозность, с какою в известной сфере Россия спасалась от чумы, поуменьшилась. В кругу разноплеменных властей о чуме почти не говорят и довольствуются чтением телеграмм из Царицына и Астрахани. В публике бестолкового говора тоже поменьше».

Через три дня о чуме забыли вообще. Еще бы не забыть! С тем же грифом «Конфиденциально» Валуев шлет письмо с вестью о новой беде, постигшей Россию. Ни Валуев, ни сам Лорис-Меликов не ведают, как скоро это происшествие переменит судьбу Лориса.

«Петербург. 12 февраля 1879 г.

Многоуважаемый Граф.

Продолжаю мои – на газетные, надеюсь, непохожие – корреспонденции.

Время течет и приносит недоброе.

Третьего дня получено известие, что Харьковский Губернатор, Князь Кропоткин, ранен, кажется, смертельно, выстрелом из револьвера, когда он в 11 час. вечера возвращался в карете с Институтского бала. Как и кем – неизвестно. Розыски идут пока безуспешно; но кроме известия, что они идут, ни одна из местных 4-х властей, Военной, Гражданской, Жандармской и Полицейской, не сообщила ни одного слова подробностей. Сам раненый, его кучер и т. д. должны же были сказать что-нибудь, кого видели, откуда и как выстрел и т. п. Но ни слова. Если до завтра что-нибудь узнаю, припишу.

Сегодня из Киева получено известие, что при двух произведенных обысках жандармские чины встречены залпами из револьверов. Один жандарм убит, другой ранен, третий и офицер контужены, но не ранены благодаря кольчугам. Арестовано 11 мужчин и 4 женщины;

Кроме того, в какой-то тюрьме, кажется Екатеринославской, сделано нападение на часового выскочившими из № арестантами. Его повалили, но караул прибежал на помощь и оружием восстановил порядок.

Из-за Балканов нет решительных известий; но Кн. Дондуков делал смотр Болгарским дружинам и их выхваляет. Опасаюсь похвал Князя Дондукова.

Между тем телеграф сообщил нам, что Вы оставляете Царицын и уезжаете в Астрахань. Следовательно, приближается время произнесения Ваших решительных слов и принятия более общих по краю мер.

Ставлю себе вопрос: как отнесется Правительство вообще, и Министерство Внутренних Дел в особенности, к окончательным результатам данного Вам ВЫСОЧАЙШЕЮ властью поручения? Ваше имя слишком громко, чтобы его сопоставить, просто-напросто, с Ветлянскою эпидемиею, почти угасшею до Вашего приезда. Будет ли выставлено на вид государственное, – а не медицинское значение Вашей поездки?… Увидим. Знаю, что Вы Ваше дело сделаете и Ваше слово выскажете. Но что же далее?… Неужели та внутренняя неурядица, которая оправдывала Ваш призыв в Ветлянку после Карса, пребудет несознанною и непризнанною?»

Чума, уходя, показала-таки язык напоследок. Да не где-нибудь, а в самом Санкт-Петербурге. Да не кому-нибудь, а самому Сергею Петровичу Боткину. 13 февраля в его клинику поступил дворник артиллерийского училища Прокофьев с признаками какой-то непонятной болезни. Сергей Петрович, еще живший ветлянской тревогой, поставил диагноз – чума, о чем было немедленно отправлено сообщение в «Правительственный вестник». Полиция тут же отправила под карантин всех близких Прокофьева, дом, где он жил, оцепили войска. Новость эта и мгновенно принятые меры вызвали переполох на успокоившейся было бирже. Забегали, заволновались иностранные дипломаты. На следующий же день был созван консилиум из самых авторитетных врачей Петербурга, который, внимательно осмотрев Прокофьева, установил, что никакая это не чума, а просто-напросто сифилис. Впрочем, до Лорис-Меликова это событие докатилось уже как газетный анекдот.

25 февраля международная комиссия признала, что левантийская чума, которая свирепствовала в Ветлянке, прошла и меры предосторожности за границей излишни.

Новость эта, вычитанная из газет на третий день, обрадовала Нину Ивановну. Муж не баловал ее письмами, и о всех его передвижениях по «вверенному ему краю» приходилось узнавать исключительно из прессы, день ото дня все скуднее дававшей новости с Нижней Волги. Значит, скоро Мико вернется, а как там дальше, куда, на какое время – посмотрим. Видимо, придется переселяться в Астрахань, Нина Ивановна твердо решила всюду сопровождать мужа и одного больше ни по каким чрезвычайным обстоятельствам не отпускать. Однако ж вместо телеграммы о возвращении в «Голосе» промелькнула заметка, будто бы граф Лорис-Меликов болен. О том, что это простуда, сказано не было. Да она б и не поверила – Мико ведь не на инфлюэнцу отправился с целой дивизией. К тому же он не из тех, кто блюдет завет жен и матерей «береги себя», и лезет в самые опасные места. А коварная чума может и после самых радужных реляций вцепиться в своего победителя. Тому уж сколько было подтверждений!