Ганнибал-Победитель - Алин Гуннель (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .TXT) 📗
Что мог предпринять Негг в нашем мире? Он больше не принадлежал к пользовавшемуся высокой репутацией воинскому сословию. Неужели он теперь сравняется с рабами? Того, кто следит за их работой (а Негга толкали именно в надсмотрщики), ставят едва ли не на одну ступень с ними. Негг не желал себе такого, а потому бежал и, примкнув к ораве бродячих гезатов, несколько лет участвовал в их разбойничьих набегах — чем, кстати, промышляли по всей Галлии и в других местах и оседлые кельты, прежде чем заделались земледельцами и ретивыми скотоводами. Впрочем, Негга они теперь осуждали. Они вообще терпели воинов-разбойников лишь в силу необходимости и вынуждены были дорого платить за их помощь в трудную минуту. А что сам Негг?
Негг умело орудовал своим копьём. Как и когда он нанялся к нам в войско, я не знаю. Кто первым встретился с ним, мне тоже не известно.
Теперь Негга знают все. Солдаты называют его «Ганнибаловым спасителем». Интересно, нравится ли это Ганнибалу? Может, он не слышал, что говорят между собой солдаты? Я, во всяком случае, не доносил Неггово почётное прозвище до ушей Ганнибала. Сейчас ему и так приходится слышать больше, чем вынес бы любой другой главнокомандующий, больше, чем приходилось слышать в кровопролитнейшие недели в Каталонии. Из-за этих аллоброгов мы понесли огромные и, по мнению многих, совершенно излишние потери. Из-за аллоброгов... Нет, тут виноваты не аллоброги, а горы. Горы с опасной тропой, петляющей по ущельям и ложбинам. Горы с их обрывами и гигантскими каменными глыбами, проклятыми богами ещё в первый день творения.
Я проголодался и потому выхожу наружу, где чувство голода мгновенно отступает. Моему взору открывается практически всё, что можно увидеть в этом городе. Впрочем, по-моему, называть Куларо городом можно лишь с большой натяжкой. Я вижу всего один высокий дом, разумеется, тоже бревенчатый. Там разместился Ганнибал с главными начальниками. Глядя на этот дом, я спрашиваю себя, как воспринимает Ганнибал разбросанные по голому, лишённому всякой растительности склону приземистые хижины, которые принадлежат скорее к подземному царству мрака, нежели к светлой и воздушной поверхности. Единственный приличный дом явно возведён недавно, вероятно, в связи с победой над каким-нибудь воинственным противником. На постройку пошёл прямо-таки мачтовый лес; брёвна просмолены снаружи и навощены изнутри — на это я обратил внимание ещё вчера вечером. Заметил ли Ганнибал, как хорошо подогнаны брёвна на стыках? Ощутил ли он рукой, что они гладки, точно шёлк? В таком жилище каждому карфагенянину вспоминаются запахи верфи и закрадывается мысль о проявленных строителями расточительстве и глупости, не говоря уже о том, что хочется подсчитать, сколько кораблей можно было бы построить из всего этого леса. Дом вполне можно возвести из камня, глины и кирпича, святилище богов можно одеть в ослепительно-белый мрамор. Но укажите мне капитана, который бы согласился взойти на борт судна, построенного из камня. Здесь хватает и этого добра, а столь ценимая карфагенянами древесина поступает из лежащих поблизости обширных лесов.
«Не чувствует ли себя Ганнибал капитаном каменного судна? — вдруг задумываюсь я. — И есть ли на свете боги, согласные помогать такому капитану?» — спрашиваю я себя, делая несколько шагов назад, чтобы в поле моего зрения попали заснеженные вершины Альп, к которым мы и направляемся. Эти заснеженные вершины давно не выходят у нас из головы. Там, наверху, уже настоящая зима. Нисходящие оттуда атмосферные потоки несут с собой сырость и воздух, который противно вдыхать. Здесь, внизу, пока осень. Меня поражает мысль о том, о чём не приходилось задумываться раньше: оказывается, времена года могут располагаться вертикально и высота может определять, какому сезону отдаётся предпочтение. Всего двумя стадиями [153] выше (а вовсе не двумя лунами позднее) вместо осени господствует настоящая зима.
Обозревая окрестности, я постепенно начинаю различать то, что смутно желал увидеть: бушующее, штормовое море, вздымающиеся к небу каменные волны с белыми гребнями пены. Внизу, под разбитыми на отдельные всплески волнами, тянутся могучие каменные валы — камень, камень и снова камень. Нет, это не валы, а скорее сулой, волнение, при котором волны сталкиваются и обрушиваются, тесня друг друга, точно борющиеся великаны; их отвесные склоны переливаются разными цветами, от холодного зеленоватого до светло-жёлтого, а верхушки волн бьются о небесную твердь с такой силой, что набивают себе синяки. Всё блестит, сверкает и сияет, сверху начинают широкими протоками литься полосы света... и тут же исчезают, в море возникают торопливо бегущие поперечные волны и тоже исчезают — в ореоле трепещущих пламенем радуг, иногда складывающихся в огнедышащего дракона, который, извиваясь, продвигается вперёд... Такие зрелища я не раз наблюдал в солнечную погоду, когда на море разыгрывался шторм.
Ганнибал сам выбрал для себя плавание в бурю по каменному морю. В таком случае корабль его тоже должен быть сделан из камня. И не только корабль, но и капитан. И в армии его все должны быть твердокаменными — солдаты, кони, слоны, мулы. Ганнибал-Победитель избрал не суровые воды, а суровейшую часть суши с её грохотом бездн и рёвом высот. Его стратегия Альпийского похода, вероятно, направлена на то, чтобы обрушить твердокаменные валы на стены Рима и забросать италийские города раскалёнными вулканическими камнями.
Вот как мне хочется видеть наше пребывание здесь со склонов Куларо. Холодный воздух образует дымку, которая колышется над морем, как пуховой периной колышется за Столпами туман на горизонте.
Однако я вижу представший передо мной пейзаж и более трезвым взглядом. За Куларо лежит довольно обширная равнина, рассечённая Исарой на две половины. Осенние дожди придали течению дополнительный напор, однако у реки нет возможности выплеснуть свои силы падением с высоты, а потому берега её бесплодны и, насколько хватает глаз, завалены каменными глыбами. Чуть выше простирается, со всех сторон окружённое горами, пастбище, которое, насколько я понимаю, и составляет предмет вожделения жителей окрестных скал и слепых долин. Большая часть равнины, как я вижу, возделана, но урожай к этому времени давно собран. На обоих берегах трудятся наши солдаты. Они собирают остатки травы, после того как прочесали каждый сарай и сеновал и прибрали к рукам всё, что не было захвачено при бегстве горцами. Вдалеке виден конный разъезд, который гонит перед собой большое стадо скота, явно захваченное в одной из долин.
Перед самым роскошным здешним строением — со злости мне хочется обозвать его Бревенчатым дворцом, или Лесным чертогом, или Мачтовыми палатами — происходят какие-то настораживающие приготовления. Скоро я понимаю, что намечается распятие четырёх человек. Кто они? Об этом я могу лишь высказывать предположения. Почему? Остаётся лишь гадать. Во всяком случае, Ганнибал посчитал необходимым распять их. Начальникам отрядов приказано успокоить солдат, распространив среди них, без подробностей, сию весть. «К вынужденным мерам подталкивает нужда, — бормочу я в попытке найти для себя объяснение, — обязательства влекут за собой обязанности, неотложное нельзя отложить; нам необходимы козлы отпущения».
Только я собираюсь улизнуть к своим записям, как вижу направляющегося ко мне благодушного Бальтанда и пробую взвесить, где его речи будут громче и длиннее, — в доме или на улице. Он уже прямо-таки бежит, размахивая руками, и я не успеваю ни войти в хижину, ни уйти куда-нибудь подальше, когда на меня наваливается сей златоуст.
— Сейчас будут вешать на дереве четырёх негодяев, — взволнованно рассказывает он. — Тебе обязательно надо посмотреть.
Я присаживаюсь на смолёное крыльцо, и Бальтанд следует моему примеру.
— Распинать будут тех, кто давал Ганнибалу ложные сведения. Все четверо прожужжали ему уши своим враньём, почему мы и забрались после Оранжа так далеко на север. Первому осведомителю Ганнибал не поверил. Не прислушался Главнокомандующий и ко второму, поскольку получал также другие сведения. Но он всё брал на заметку. Когда поступило третье донесение того же рода, Ганнибал заколебался; четвёртое окончательно убедило его — он сопоставил все эти вести, от первой до последней, и отбросил полученные им более правильные сообщения. Римляне идут за нами по пятам, Йадамилк!
