Ибн Сина Авиценна - Салдадзе Людмила Григорьевна (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Толпа поддержала Бурханиддина внезапно взорвавшимся негодованием.
— Так почему же во главе государства Ибн Сины стоит не Философ-Мудрец, как у Фараби, а Философ-Пророк? — продолжает Бурханиддин. — Потому, считает Ибн Сина, что не всякий философ может быть вождем народа, а только тот, на кого указало небо тем или иным знаком. Философов много, но кто из них истинный? Во всех поздних своих работах — в «Книге спасения», в книге «Указания и наставления» — Ибн Сина настойчиво проводит эту мысль: «Между людьми, — пишет он, — должны быть установлены истинные отношения и справедливость… создаваемые законодателем… на основании знамений, не вызывающих сомнений в том, что они исходят от господа». Так вот, таким посланником бога он и возомнил себя, а таи как власти у него не было, то прилепился к несчастному Шамс ад-давле, молокососу, щенку, беспутному гуляке. Вот почему Ибн Сина оставил Казвин и помчался в Хамадан, узнав, что Шамс ад-давля отделился от матери, решив править самостоятельно. Но прежде чем отпустить его из Казвина, мы должны предъявить Абу Али одно очень серьезное обвинение… Слушайте то!
Живя в Казеине, Ибн Сина не мог не посещать замок-крепость Аламут, расположенный в 35 километрах севернее города, в районе Рудбар, на вершине горы. Это орлиное гнездо построено в 860 году дейлемитский правителем. Славилось неприступностью, библиотекой, астрономическими инструментами. Об Аламуте Ибн Сине могла рассказать Сайида — ведь в ее жилах текла кровь непокорных дейлемитских царей, это ее родина, Ибн Сина, конечно, занимался в Аламутской библиотеке, наследнице зороастрийских традиций и знаний, оказал затем сильное влияние на Насира Хусрова, Насреддина Туси, испортил еще одно чистое сердце — друга Омара Хаяма, его сотоварища По Школе — Хасана Саббаха.
— Как Ибн Сина мог повлиять на Насира Хусрова, — вскричал, не выдержав, Муса-ходжа, — если никогда с ним не встречался?!
Бурханиддин замер. Все что угодно он ожидал, только не этого. «Нашли все же старика родственники, выкрали из павлиньего сарая. Неужели конец?»
Толпа удивленно разглядывала слепого старика, как воскресшего мертвеца. Все были совершенно уверены, что Муса-ходжа убит. Бунтовщиков в Бухаре убирают быстро и тихо. О старике ничего не было слышно с тех пор, как он повесил на шею чалму и занял место Ибн Сины.
— Насира Хусрова взяли мальчиком во дворец Махмуда, — продолжает Муса-ходжа. — Это тот самый мальчик, который рассмеялся в лицо султану, когда дна других от страха вспотели. Помните? Потом Насир стал винным другом Махмуда и до сорока лет «предавался разврату», по его же собственному выражению. «Когда вспоминаю об этом, — говорил он в старости, — то лицо мое становится черным, а душа краснеет. Выбежал я, как осел, на весеннюю зеленую лужайку. Пил, брал подачки, не помогал бедным, писал глупые стихи. От того вина, которое я выпил вместе с Махмудом, и сегодня у меня кружится голова…»
Насир Хусров младше Ибн Сины на 24 года. Можно сказать, сын его. Они действительно никогда не виделись. Но в сорок лет Насир Хусров вдруг оставил все и совершил хадж. Семь лет скитался по Ирану, Сирии, Палестине, Египту, Армении, Азербайджану, очищал душу в размышлениях.
— Что же случилось с ним? — удивились в толпе.
— Султан Махмуд любил, когда все ПИЛИ в его дворце, чтобы, меньше думали о переворотах, — продолжает Муса-ходжа. — А Насира, этого аристократического юнца, он и вовсе держал под особым прицелом. Насир завораживал его благородством происхождения, свободой души, глубоким, взысканным умом. Султан даже называл его «дорогой ходжа», хотя между ними была разница в 34 года!
В толпе раздались возгласы удивления.
— Как-то Хусров, — продолжает старик, — слушан Фаррухи, сказал:
И понял Махмуд: внешне Насир Хусров с ним. Внутренне же — с Ибн Синой! Султан неоднократно встречал юношу с книгами этого философа в дальних уголках сада. Хусров, похоронивший к сорока годам не только Махмуда, но и его державу, будто проснулся. Вот что с ним случилось, — сказал, глубоко вздохнув, Муса-ходжа. — Во время семилетних скитаний он увидел столько горя и нищеты, что душа его сломалась, и он, изысканный аристократ, сказал краснея: «Цветение мира от крестьян…»
В толпе по достоинству оценили эти слова. Над площадью установилась благоговейная тишина.
— В Египте Насир Хусров встретился с главою кар-матов, — продолжает Муса-ходжа. — Ровно через 30 лет в Египет придет и Саббах, друг Омара Хайяма. Тоже, как и Хусров. Он проживет здесь три года. Тоже, вернувшись на родину, развернет широкую пропаганду исмаилизма. Судьба словно продублировала Насира Хусрова, пустив по его пути Хасана Саббаха. Насир Хусров пропагандировал исмаилизм на востоке: в Хорасане, Сеистане, а Хасан: Саббах — на западе: в Рее, Казвине, Хамадане, Исфахане..
Легенда говорит: «Три друга поклялись во время учебы в Нишапурском медресе помогать друг другу: Омар Хайям, Хасан Саббах и Низам аль-мульк. Низам аль-мульк, став везирем Малик-шаха, сына Али-Арслана — правнука Чагры, дал Омару Хайяму по его просьбе умеренное жалованье и Исфаханскую обсерваторию, где когда-то работал Ибн Сина, Хасану Саббаху — пост избранного советника Малик-шаха. Но вскоре Хасан Саббах начал интриговать, и Низам аль-мульк прогнал его. Вот тут-то Саббах и уехал в Египет…»
Исмаилизм, До сих пор ученые не могут прийти к единому мнению по поводу этого сложнейшего восточного явления, живого и по сей день. Оно, словно радуга, состоит из многих полос, и в то же время все вместе они составляют единую Суть [180].
1. Исмаилизм, ориентированный на верх, на аристократию духа, — это умение различать Второе бытие сквозь Первое, Истину сквозь обыденную жизнь, внутренний смысл Жизни во внешних ее проявлениях. На высшей ступени обучения ученика подводят к мысли о том, что бога вообще нет, а есть только Философ-Пророк, дающий народам совершенную систему, совершенное Знание, совершенное государство. Недаром теолог XIV века Ибн Таймия сказал: «Исмаилиты не верят ни в одного из посланников бога, ни в одно святое писание». Главное у них — не вера, которая слепа, а Разум, излечивающий душу от любой религии.
Практическая цель — дать синтез философии и религии, но так, чтобы философия была — власть, а религия-подчиненный ей рупор идеологии.
2. Исмаилизм, ориентированный вниз, на народ, — это зороастрийское учение о том, что государство Тьмы обязательно сменится государством Света. Вечные весы Жизни… А кто Весовщик? Кто скажет: «Зима сейчас или Лето?»
Разум. Или слово Истины.
3. У народа свое понимание исмаилизма. Это — Надежда, Махди, Скрытый имам, который придет и даст отдохновение. И сейчас в Иране люди надевают белые одежды, выходят на берега рек и смотрят на воду, ждут… Он должен прийти по воде, чтобы народ сразу узнал его: ибо многие уже объявляли себя Махди, а были Ложью. Душа устала их разгадывать…
Исмаилизм — это Надежда… Кто только не становился под ее знамя?
Бахрейн, например, — государство раннего Махди, когда близок он еще народу, делит с ним поровну хлеб, спит в палатке перед дворцом, положив под голову щит. Фатимидский Египет — поздний Махди, отделившийся от народа роскошью. И хочет он новых земель, новых богатств и потому посылает повсюду своих эмиссаров, чтобы взрывали они государства изнутри. Но чтобы роскошью не сравняться с другими царями, которые не от Махди, египетский халиф Хаким, современник Ибн Сины, выделил себя странностями: днем сидел при свечах, ночью разъезжал по Каиру в окружении черных рабов в черных одеждах. Кинул в Нил своих любовниц, — смотрите, мол, какой я праведный! Молился Сатурну, говорил, что чувствует, будто находится в общении с потусторонними силами. Никто не мог выдержать взгляда его больших темно-голубых пронзительных глаз. Вот какой это был Махди.
