Цирк "Гладиатор" - Порфирьев Борис Александрович (книги бесплатно без онлайн txt, fb2) 📗
Неторопливой походкой человека, знающего себе цену, Верзилин шёл по залу, словно по манежу.
Самым уютным местом ему показался столик в углу, подле небольшой фарфоровой вазы.
Официант неслышно положил перед ним карточку закусок и обедов, деликатно замер в стороне.
Верзилин с удовольствием отметил, что выбор большой, поесть можно хорошо.
— Яички свежие? — спросил он официанта, полуобернувшись.
— Не извольте сомневаться.
— Два сырых. На закуску, — он задумчиво побарабанил пальцами, спросил: — А что вы скажете насчёт куриного бульона?
— Первый сорт.
— Тогда возьмём его… Ну, а что бы вы лично себе ещё заказали?
— А я, имея вашу комплекцию, заказал бы всё, что есть в нашей кухне, — пошутил официант.
— О, — сказал Верзилин, — у вас большие аппетиты.
— С вашего позволения, это ваш аппетит.
— Да вы, я вижу, шутник… Давайте попробуем ваш бифштекс. А к нему в гарнир — зелёный горошек добавим. И скажите, чтоб гарнир без перца. Как думаете, не хуже?
— Перец, конечно, он что? Одна видимость. Пищи в нём нет.
— Вот именно. Пищи в нём нет, а пить после него хочешь.
— Под яичко зубровочки подать? — спросил официант.
— Нет, зубровочки не надо. Давайте так договоримся — стакан молока.
— Что ж, оно и лучше без вина. Я и сам не любитель.
— То–то, приятель. А?
Поклонившись, официант удалился неслышными шагами.
За окном виднелись мрачный красный брандмауэр, телеграфный столб и деревянный забор, на котором лежал грязный снег.
«Что я так разговорился? — подумал Верзилин. — Давеча с хозяйкой, сейчас с официантом. Старею? Или настроение хорошее?.. И с чего бы ему быть хорошим? Рука болит, на манеж не вернуться…»
Глядя на стеклянную стойку, на тёмные бутылки на ней, повторил несколько раз задумчиво: «На манеж не вернуться… На манеж не вернуться…» — словно стараясь себя уверить в этом. Однако настроение себе этим испортить не смог.
Официант поставил перед ним хлеб и две рюмки с яйцами. Разбивая скорлупу, Верзилин сказал:
— А пусто что–то у вас, а?
— Не на бойком месте — поэтому‑с.
— Не прогораете?
— Никак нет. Попозже публика будет. И немало.
Официант принёс на подносе серебряный судочек, начерпал бульона в тарелку. Почтительно спросил:
— Свет не включить?
— Если можно — так оставьте… Так уютнее.
Бульон был действительно превосходный.
Когда дошла очередь до второго, Верзилин неожиданно для себя спросил:
— А пожарная часть у вас далеко тут, или как?
По–прежнему ничему не удивляющийся официант ответил:
— Рукой подать.
— Рукой подать?.. Ну а на Охте — пожарной части нет?
— Никак нет.
— Значит, если там загорит, от вас едут гасить?
— Так точно, от нас, с Выборгской.
— А к примеру, на днях завод у Тригельмана сгорел, в Полюстрове… Так это ваши гасили?
— Наши, — уверенно ответил официант.
Отложив в сторону вилку, Верзилин спросил:
— А если мы кого–нибудь пошлём до пожарной части и вызовем одного человека? А? Возможно это сделать?
— А почему нет? Всё в наших руках… Записка будет?
— Нет, записки не будет… А надо вызвать пожарника по имени Татауров… Иван его зовут… И сказать, зовёт, мол, человек, с которым они у Тригельмана познакомились…
— Это мы устроим.
— Конечно, у них распорядок. Могут не отпустить.
— Это уж известно.
— А может, и отпустят.
— Это уж как есть.
Верзилин проводил официанта глазами; принялся за бифштекс, подбирая корочкой соус.
«Эк, разговорился! — упрекнул себя с усмешкой. — А почему, чёрт побери, мне не поговорить? Больше полугода молчал… Этак и совсем можно разучиться говорить».
«Не приведут», — неожиданно решил он огорчённо и понял, что всё время думает о гладиаторе.
И так каждый день… А ведь никаких определённых планов на счёт этого детины у него нет…
«Нет есть, есть! — неожиданно одёрнул он себя. — Я натренирую его, сделаю из него борца и выпущу на манеж. Я отдам ему всё, что знаю. Это будет второе рождение Ефима Верзилина. Я ему дам своё имя. Выступления его будут блестящими, как фейерверк!»
— Бутылку коньяку! — сказал он подошедшему официанту. И когда тот повернулся, чтобы выполнить приказ, спросил: — Ну как? Придёт?
— Ушли‑с.
— Хорошо. Давайте вино. Да побыстрее.
Сейчас он торопился, горлышко бутылки брякало о стекло пивного бокала, когда он наливал коньяк.
Выпив, он ещё раз наполнил бокал и ещё раз выпил. И только после этого расправился с остатком бифштекса.
— Ещё порцию!
— Может с перчиком?
— А! Всё равно. Давайте с перчиком…
Пахло лавровым листом, перцем, томатом.
«Не приведут», — тоскливо подумал Верзилин, сердито отвернулся, взглянул в окно.
Он не пил уже несколько лет и думал сейчас, что хмель ударит ему в голову, но, к своему удивлению, пока опьянения не почувствовал.
«Я потому и разговорился, потому и шикую, потому и духа не теряю, что наконец–то нашёл выход», — подумал он.
— Пришли‑с, — почтительно произнёс над ухом официант.
Здоровенный детина, по костюму напоминающий приказчика, стоял в рамке освещённых дверей и приглядывался к полумраку зала. Для Верзилина гладиаторская каска и брезентовый костюм были так неотделимы от Ивана Татаурова, что он сначала не узнал парня.
— Не зажечь свет? — спросил официант.
— Иван, будь ты неладен, иди сюда! — крикнул Верзилин.
— Доброго здоровья, — сказал Татауров, и лицо его расплылось в улыбке.
— Иди, иди.
— А я‑то не пойму, кто меня звал…
— Да садись, садись… Ишь ты какой… богатырь… Прибор один. И порцию бифштекса. И бутылку вашей хвалёной зубровки… Ну, так как дела, гладиатор?
— Чего это?
— Гладиатор, говорю… Это я так тебя тогда прозвал. Потому что каска у тебя золотая… как у гладиатора.
— Дак что — отдыхаем… пока пожара нет.
— А отдохнуть–то ты, видно, любишь?
— Дак ведь кто не любит… это самое… ежели… — сказал неопределённо Татауров и положил огромную руку на белую скатерть стола. На тыльной стороне его ладони была вытатуирована бабочка.
— Ты в пожарные, наверное, пошёл, чтобы меньше работать, чем в другом месте? — спросил Верзилин.
— Ученьями мучают… Уйду… В охрану, на завод к примеру. Там только сиди…
— Так зато и платят за одно сиденье меньше… Эх, Ваня, тебе бы грузчиком работать — зарабатывал бы, наверное.
— Работал.
— Ну и что?
— В охрану пойду. Там, как в пожарной, харчи и одежда готовая, а только сиди…
— А ты лучше ко мне иди.
— Куда это? — подозрительно спросил Татауров. — Грузчиком? — Верзилин откинулся на спинку стула и громко рассмеялся.
— Борцом.
— В цирк, значит? — спокойно поинтересовался парень.
— Ишь, шея–то… как у быка, — через столик пригнул его к себе Верзилин.
— Так ведь и у вас… не хуже… тоже как у этого зверюги, — показал парень на бутылку, принесённую официантом, и позвякал пальцами по зубру, роющему землю копытами.
— Дай–ка я тебе молочка от этого зверюги налью.
— Благодарим покорно. Как раз после баньки — хорошо.
— Ну, после бани, сам Пётр Великий говорил: хоть укради, да выпей.
— А себе?
— И себе налью. Ради встречи почему не выпить?.. Бифштекс готов?
— Будьте любезны… Лимончика к коньячку не изволите?
— Так что, Ваня? Идём ко мне?.. Нет, не в цирк… сперва. Сперва не в цирк. Сперва — ко мне. А? Я из тебя борца сделаю. А потом — бороться. Во всех цирках… Даже у Чинизелли. Знаешь цирк Чинизелли? А?
— Знаю.
— Вот даже у него будешь бороться… Так постараемся, всех победишь… И Александра Мальту победишь… и других. Ничем больше не будешь заниматься, только борьбой… Как в Древней Греции… Эх, Ваня, вот где ценили силу, ловкость и красоту человеческого тела… И памятники победителям ставили, и на фресках изображали… всё равно как фотография… и на вазах… Свет включите, пожалуйста… Эх, жалко… это разве вазы… А ещё древние считаются… Одни орнаменты… Цветы разные да птицы. А есть вазы, где борцы изображены… или дискоболы… Одним еловом, спортсмены… Выпьем за спортсменов, Ваня… Так хорошо… Эх, давно я не пил, поэтому и опьянел, наверное… Я тебе такие вазы покажу… И памятники тоже… Скульптуры, иначе говоря… Эх, Ваня, пойдёшь ко мне? А? Ну, скажи?.. Ты ведь боролся когда–нибудь?.. Конечно, я так и знал. Такой богатырь не мог не бороться… Так по рукам? Идём? А? Я тебя от всего освобожу… Деньги пока ещё есть… Путь твой будет блестящим, как фейерверк. Везде портреты… И в магазинах, под стеклом. Даже у Елисеева… И в газетах, и в афишах… аршинными буквами… А звать тебя будут Ефим Верзилин… Потому что я так хочу. Слыхал о таком борце?.. Слыхал… Ах ты, дорогой мой гладиатор… Дай я тебя поцелую…
