Ведуньи из Житковой - Тучкова Катержина (читать книги онлайн полностью .txt, .fb2) 📗
— Достаточно она зверобоя напилась, — ответила на ее робкий вопрос Сурмена. — Теперь ей надо научиться хотеть жить. А дорога к этому лежит через труд!
Кто его знает, может, что-то в этом и было. В начале сентября Квета уезжала от них веселая и округлившаяся. Потом она два лета подряд возвращалась к ним на неделю-другую, затем приезжала просто в гости — с мужем, а следующим летом уже только прислала свою фотографию, на которой держала на руках запеленутого младенца. Сурмена поставила снимок на полку, среди горшков, и иногда поглядывала на него, эдак нежно и растроганно.
Однако в рапорте, лежащем на столе перед Дорой, ничего трогательного не было. Все то лето за ними следили, за Сурменой и за девушкой Кветой, которая была из какой-то неблагонадежной остравской семьи, — день за днем, целыми неделями, месяцами… превратившимися, наконец, в годы. Шпионили и за другими посетителями, которые к ним заходили. Кто-то из них был детально описан, с кем-то даже говорили, а о некоторых так и вовсе отсылали донесения по месту их жительства.
Отчеты выстраивались в бесконечную череду и чем дальше, тем больше походили один на другой, полнясь сто раз уже повторявшимися клише. Они были такими скучными, что Дора начала их пропускать. Остановилась только на одном, где ее имя встречалось особенно часто. Похоже, вокруг Сурмены давно не происходило ничего интересного, и потому внимание решили переключить на нее, Дору. Им стало ясно, что Дора — ангел, и они пытались выведать, сколько она этой своей подрывной деятельностью заработала. Предположительно, сотни крон. Внутри Доры заклокотал смех. Одну-две кроны, которые ей иногда перепадали, она сразу же тратила внизу, в кооперативе, на мороженое или на шоколадку с нугой, даже до завтрашнего дня не сберегала. Но куда чаще она получала яблоко, которое визитеры извлекали из рюкзака, чтобы не отпускать ее с пустыми руками.
Сотни, значит, усмехнулась Дора, переворачивая страницу. Но потом сердце у нее екнуло. Ее взгляд упал на бумагу, хорошо ей знакомую. Которую она не забыла, хотя и не видела ее уже много лет. Перед глазами все поплыло, мелкие буковки слились в облако густого тумана. Она откинулась на спинку кресла, почувствовала, как выступили на висках и лбу капельки пота. Перед ней лежал документ, который уничтожил тогда всю их новую, выстроенную на обломках прошлого, жизнь.
БЕЛАЯ ЗМЕЙКА
Бумага эта пришла к ним в запечатанном конверте с официальной печатью в начале лета 1974 года. Это было в пятницу, в день, который глубоко врезался ей в память и который она никогда не забудет, поскольку тогда случилось то, что еще долгие годы изводило, тиранило, терзало ее.
Потому что, возможно, в этом была ее вина. Потому что, возможно, их счастливая жизнь была растоптана подошвой ее башмака.
Да только кто мог догадаться, что именно скрывает в себе тот белый змееныш?
Может, он вылупился где-то внутри дома, может, его принес туда Якубек, кто знает, а может, он действительно целые годы жил в стене их хибары, как утверждала Сурмена. И да, не исключено, что он был совершенно безвреден. Но она видела лишь длинное и тонкое змеиное тело, которое обвивалось вокруг ручек Якубека. И непонимающие глаза брата, который неловко вертел гадину, перебрасывал с руки на руку и радовался, когда она делала резкие выпады в его сторону либо извивалась, желая высвободиться из пальцев мучителя.
Кто бы в такой момент не поддался панике? Особенно если учесть, что подобной змеи с чешуйчатой, отливающей серым кожей Дора в их Копанице никогда не видывала!
Она быстро схватила ее, Якубек успел только охнуть в ужасе, и змеиная голова хрустнула под подметкой ее ботинка.
А потом его крик.
С ним ничего не случилось. Лишь испуг и потом гнев, который он направил на нее. В то время она еще могла удержать его; сплетя руки, они плясали по змеиному телу, превратившемуся уже в пятнавшее каменный пол кровавое месиво.
На их крик прибежала Сурмена. Ей и раньше доводилось разнимать их, но в этот раз она побледнела и, в приступе неожиданной слабости, оперлась рукой о стену.
— Ты убила белую змейку?
Белую змейку? Она раздавила гадину, которую Якубек приволок бог знает откуда, раздавила тварь, о которой и понятия не имела, что это такое. Да, она убила белую змею.
— Да защитит нас теперь Господь Бог, — сказала Сурмена и сползла по стене на деревянную скамью.
Дора застыла в растерянности; Якубек, перепуганный непривычным поведением Сурмены, отполз за угол дома. Лишь очень нескоро, после настойчивых просьб Доры объяснить случившееся, Сурмена проговорила:
— Там, где убивают белую змейку, защитницу домашнего очага, случается ужасное несчастье!
Ничего хуже она сказать не могла. Эти слова всколыхнули внутри Доры нечто такое, что постепенно нарастало в ней последние месяцы, недели, дни. Нежелание придерживаться всех тех бессмысленных правил, которые опутывали Сурмену и обитателей житковских холмов.
Очередная дурная примета? Еще одна глупость, из-за которой они трясутся, как, к примеру, тогда, когда из леса доносится уханье филина и надо немедля перекреститься, чтобы некрестъ не уволок в могилу?
Сколько же тут всего, чего они должны остерегаться, сколько всех этих грозных опасностей, может, хватит уже?! А теперь еще и страх перед мертвой змеей!
Дора отказывалась признавать эти смешные суеверия, как Сурмена и ей подобные, которые все еще не понимают, что на дворе давно уже новый век. Двадцатый. В котором не-крести не бродят больше по горам, визгуны не сбивают с пути, а черные кошки не приносят несчастье.
Они уже как-то раз повздорили из-за этого, и с тех пор стало ясно, что их дороги расходятся.
Ссора с Сурменой произошла незадолго до того дня. Избавиться от оставшегося после нее осадка у Доры никак не получалось, и время от времени он давал знать о себе — вместе с чувством беспомощности перед судьбой, их постигшей. Всех их — ее, Якубека и Сурмену.
Размолвки всегда случались из-за того, что она приносила с собой из школы. Вот и тогда она вернулась оттуда, вся набитая злостью, которая копилась в ней уже давно, но сегодня выбралась наружу, залив всех — одноклассников, новую учительницу — и в конце концов забрызгав собой Сурмену, во всем, собственно, и виноватую. Это из-за нее они были другими. Это из-за нее о них судачили как о чудаках, которые, когда страдают от болезни, вместо медицинского центра обращаются к Богу и надеются, что молитвы обязательно помогут. Это из-за Сурмены они копаются в земле, ковыряются в травках и готовят из них отвары, словно живут сто лет назад.
— И не только для себя, но и для других несчастных людей, которых они баламутят своей глупой и отжившей верой и тем самым мешают их выздоровлению, что совершенно непростительно! — брезгливо отчитывала ее новая учительница с пучком высоко, на макушку, зачесанных волос и в модных очках, сужающихся по бокам в острые стрелочки. Чтобы подчеркнуть свои слова, она выхватила из сумочки пузырек с лекарством и долго потом трясла им перед ней, Дорой, рассказывая о достижениях современной медицины. Как будто никто не знал, как будто сама Дора не знала, что с болезнями и болями люди ходят по средам в медцентр в Грозенков, куда регулярно приезжает врач из Угерского Брода, а со сломанными костями ездят в больницу в Градиште, а вовсе не к костоправке в какую-то лачугу в Бедовой.
Но что же Доре оставалось делать, если Сурмена по-прежнему настаивала, чтобы после школы она шла на остановку и высматривала там тех, кто ищет ведунью. И хотя Дора этого чем дальше, тем больше стыдилась, она все равно отводила таких людей на житков-ский холм; их, кстати, бывало немало, они приходили даже в среду, когда спокойно могли бы попасть на прием к врачу в медицинском центре.
Но это было не единственное, что отличало их, Сурменовых, от тех, кто жил внизу, в Гро-зенкове. Со временем Дора начала замечать и многое другое. Например, то, что их дом год от года выглядел все более приземистым, в отличие от соседских или уж тем более от новых домов вокруг площади в Старом Грозенкове, где жили ее одноклассники. Она стала обращать внимание на свои юбки, блузки из сурового полотна и чулки, в которые одевала ее Сурмена, и на грубые башмаки, совсем не походившие на кроссовки остальных детей. А еще она заметила, что из тех обитательниц Копаниц, что каждое воскресенье ходят в костел, в национальные костюмы теперь одето всего несколько женщин. Нынче преобладали те, кто постукивал, сидя на храмовых скамьях, каблуками лодочек или поправлял стрелки на новых брюках. Когда-то Дора едва могла разглядеть алтарь из-за разноцветных платков и чепцов с алой вышивкой, теснившихся один подле другого, а сейчас вид ей загораживали высокие прически-перманенты.
