Невеста Нила - Эберс Георг Мориц (читать онлайн полную книгу TXT) 📗

Эта весть не скоро дошла до обоих мужчин, разговаривавших возле имплювия, потому что в доме был отдан приказ не мешать их совещанию.

Нилус выслушивал объяснения своего молодого господина с возраставшим удивлением, досадой и страхом, а потом стал горячо убеждать Ориона отказаться от опасного предприятия, которое могло принести ему один вред.

Нилус был убежденным якобитом, и мысль о том, что его молодой господин рискует головой из-за мелхитских монахинь, рискует навлечь на себя гнев и проклятие патриарха, приводила его в ужас.

Предостережения и мольбы преданного человека растрогали Ориона, однако он остался при своем намерении и сказал Нилусу, что не может нарушить данного слова, хотя задуманное предприятие потеряло для него теперь всякую привлекательность. Молодой человек был не в состоянии оставить честного Руфинуса без помощи и личной поддержки.

Истинное горе делает находчивым; едва Орион искренне высказался, как Нилус предложил ему превосходное средство выйти из затруднения. Греческий корабельщик Мелампус был ревностным мелхитом, хотя скрывал свое вероисповедание; он и двое его сыновей, бравые плотники, отличались необыкновенной смелостью, и казначей не сомневался, что они охотно возьмутся проводить до Средиземного моря благочестивых сестер, спасавшихся от преследования патриарха. Предприимчивые греки могли с успехом заменить Ориона и оказать более существенную помощь старику Руфинусу.

Юноша с радостью ухватился за эту мысль и решил немедленно переговорить с Мелампусом и его сыновьями, но все-таки не хотел отказаться от своего участия в христианском подвиге. Нилус продолжал отговаривать его. Наконец они оба отправились на верфь.

Старый мастер, добродушный великан, горячо принял к сердцу беду монахинь, он не сомневался в согласии своих сыновей, и действительно едва молодых людей посвятили в тайну, как один из них с воодушевлением стал размахивать топором, а другой так весело ударил мускулистым кулаком в ладонь левой руки, как будто его приглашали танцевать.

Не теряя времени, Орион сел с ними в лодку и велел грести к дому Руфинуса. Новые сподвижники тотчас внушили доверие старику.

Орион остался завтракать у своих друзей. Паула за час перед тем отправилась в монастырь, и Иоанна уверяла, что она должна вернуться с минуты на минуту. Поэтому хозяин и гость сели за стол, не дожидаясь прихода девушки. Однако завтрак близился к концу, а ее все не было. Орион сначала скрывал свое неудовольствие, но мало-помалу сделался мрачным и неразговорчивым; продолжительное отсутствие дамаскинки тревожило также и Руфинуса; он встал было с места, чтобы отправиться за ней, как Пульхерия, стоявшая у окна, весело крикнула: «Вот и Паула!», после чего выбежала на крыльцо навстречу подруге. Но проходила минута за минутой, а юноша все еще напрасно ждал появления невесты. Его нетерпение возрастало и наконец перешло в досаду; он чувствовал себя жестоко оскорбленным таким равнодушием с ее стороны. Только полчаса спустя Пульхерия вошла в столовую с известием, что Паула ждет его в саду. Ее против воли задержали в монастыре; там царило такое смятение, как в пчелином улье, когда в него впустят облако едкого дыма.

Тихая, однообразная жизнь киновии была нарушена роковой вестью. Готовясь к побегу, монахини укладывали все, что у них было более драгоценного, и хотя Орион предупредил, что на барку нельзя нагрузить много поклажи, тем не менее одна из сестер тащила свой аналой, другая большую икону, третья медный котел для ухи; кроме того они не соглашались оставить в руках врагов большую раку [74]с останками святого мученика Аммония, особенно чтимого греческой церковью. Игуменье стоило большого труда уговорить сестер не брать с собой ничего лишнего, и они горько плакали, расставаясь со своими сокровищами.

Только осмотрев весь багаж, настоятельница монастыря нашла время переговорить наедине с Паулой. Она повела девушку в свою приемную, отличавшуюся изысканным, хотя и скромным убранством; здесь дочь Фомы открыла свое сердце почтенной игуменье. Старушка с участием увещевала дамаскинку не скрывать от нее ничего. Во время откровенных признаний Паулы спокойные глаза игуменьи не раз меняли свое выражение, хотя они могли загораться огнем только в минуты религиозного экстаза. Паула смотрела на эту беседу как на исповедь, и потому не скрыла от своей духовной руководительницы ни одной мелочи, передуманной или перечувствованной ею с тех пор, как она вступила в дом дяди. Ее рассказ был правдив и точен, но едва она стала описывать внутреннюю борьбу Ориона, его желание исправиться, речь молодой девушки полилась с большим жаром и она горячо отстаивала юношу, который только раз в жизни изменил долгу чести и жестоко поплатился за это.

Когда исповедь была окончена, настоятельница долго молчала. Потом она привлекла к себе Паулу и ласково спросила:

– Ну что же ты намерена делать, дитя мое? Признайся откровенно: пылкая страсть, которая овладела тобой так неожиданно, заставляет тебя броситься в объятия любимого человека и отдать ему свою руку? Не правда ли, я отгадала?

Паула кивнула в знак согласия, и по ее лицу разлился густой румянец. Игуменья прижала девушку к своей груди и продолжала задумчивым тоном:

– Я видела однажды твоего Ориона; он ехал на четверке прекрасных коней, напоминая собой знаменитые статуи языческой Эллады. Судьба наделила его красотой и высоким происхождением, и богатством; этот юноша одарен редким умом и талантами, у него есть все, чтобы пленить женщину, и моя милая Паула, конечно, готова отдать ему свое сердце. Не так ли, дитя?

Молодая девушка снова отвечала наклонением головы, и настоятельница добавила с легким вздохом, как будто покоряясь чему-то неизбежному:

– Значит, всякое предостережение было бы напрасно. Орион, конечно, не нашей веры…

– Но как он почитает ее! – воскликнула Паула. – Иначе сын Георгия не стал бы рисковать своей жизнью и свободой для спасения мелхиток.

– Скажи лучше: в угоду возлюбленной, – возразила игуменья. – Но оставим этот вопрос, хотя мне больно подумать, что дочь Фомы сделается женой якобита. Ты не покинешь его ни в коем случае. Пусть будет так: Отец Небесный нередко приводил заблудших к покаянию неисповедимыми путями.

Тут Паула бросилась игуменье на шею, но та усадила растроганную девушку на прежнее место. Взяв ее правую руку в обе свои, монахиня перешла на более спокойный тон. По ее словам, как она сама, так и прочие сестры были многим обязаны Ориону; она от души желала Пауле найти в супружестве величайшее земное счастье, но так как девушка пришла к ней за советом, то настоятельница считала своим долгом указать ей на те опасности, которые могут встретиться и в супружеской жизни. Старушка видела на своем веку немало поучительных примеров; она знала десятки молодых людей, жестоко погрешавших против родителей и святой церкви; казалось, они были совсем погибшими грешниками, и все-таки для некоторых из них наставал день покаяния, как некогда для апостола Павла по пути в Дамаск. После такого переворота из неблагодарных сыновей выходили примерные христиане.

Паула радостно встрепенулась, придвигаясь ближе к настоятельнице, но та отрицательно покачала головой; ее глаза вспыхнули религиозным экстазом, и она продолжала серьезнее прежнего:

– Помни, однако, дитя мое, что с этими людьми случилось чудо, которое мы называем духовным рождением; они остались прежними по плоти и чувствам, но их отношение к миру и жизни сделалось совсем иным; к чему они стремились раньше, то ненавидели теперь; важное сделалось для них ничтожным, ничтожное – важным. Сначала они сообразовывались только с собственными желаниями, а потом старались угодить Богу и поступить по Его святой воле. Прежние побуждения остались при них, но раскаявшиеся грешники сдерживали теперь их в известных границах, постоянно помня, что человеческие страсти не ведут нас к счастью, а, напротив, к вечной гибели. Эти переродившиеся люди научились презирать мир и обращать свой взор от земного праха к небу; кто из них впадал в искушение, тот мужественно боролся с ним, чтобы не поддаться греху. Но что делает Орион, твой возлюбленный? Хотя он осознал свой грех, однако мечтает основать свое счастье на высоком общественном положении и примириться с Богом на этом пути. Не только его чувства остались прежними, но и отношения к мирским удовольствиям; плотская любовь заставляет его стремиться к высоким целям, но здесь сатана бросит ему под ноги не один камень; юноша не раз споткнется и едва ли сумеет снова встать на ноги. Горе не заставило его возродиться для новой жизни с Господом. Я видела много таких печальных примеров. Если человек хоть раз позволит себе далеко уклониться от заповедей Божьих и не вполне исправится, то на него нельзя рассчитывать, не проверив прежде, насколько он тверд в добродетели. Если ты хочешь следовать влечению своего сердца, то все-таки не должна спешить в открытые объятия возлюбленного и отдавать ему свою руку прежде, нежели он исправится вполне.