Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 1 - Дюма Александр (читать полную версию книги TXT) 📗
– Я не двинусь отсюда ни на шаг, – сказал Жан – А мне надо поспешить все приготовить, – сказала графиня и, бросившись к карете, крикнула:
– В Люсьенн! Завтра я скажу. «В Марли!»
– Какая разница? – сказал Жан, следя глазами за удалявшейся каретой. – Так или иначе, мы дорого обходимся Франции. Это лестно для Дю Барри.
Глава 3.
ПЯТЫЙ ЗАГОВОР МАРШАЛА РИШЕЛЬЕ
Король, как обычно, вернулся ко двору в Марли.
Меньший раб этикета, нежели Людовик XIV, который во время придворных церемоний искал повода для проявления своей королевской власти, Людовик XV в каждом кружке придворных искал новостей, до которых был охоч, и особенно разнообразия лиц – это развлечение он предпочитал всем остальным, тем паче если эти лица были приветливыми.
Вечером того дня, когда состоялась только что описанная нами встреча, и через два часа после того, как де Беарн, согласно своему обещанию, которое на сей раз она сдержала, расположилась в кабинете графини Дю Барри, король играл в карты в голубом салоне.
Слева от него сидела герцогиня Айенская, справа – де Гемене.
Король, казалось, был чем-то озабочен, из-за чего и проиграл восемьсот луидоров. Проигрыш заставил его вернуться к занятиям более серьезным – будучи достойным потомком Генриха IV, Людовик XV предпочитал выигрывать. В девять часов король отошел от карточного стола к окну для беседы с сыном экс-канцлера Малерба. От противоположного окна за их беседой с беспокойством наблюдал господин де Монеу, разговаривавший с Шуазелем.
Как только король отошел, у камина образовался кружок. Вернувшись с прогулки по саду, принцессы Аделаида, Софья и Виктория устроились здесь со своими фрейлинами и придворными.
Так как вокруг короля – вне всякого сомнения занятого делами, ибо серьезность де Малерба была общеизвестна, – собрались офицеры, сухопутные и морские, высокородные дворяне, вельможи и высшие чиновники, застывшие в почтительном ожидании, кружок у камина был вполне удовлетворен. Прелюдией к более оживленной беседе служили колкости, представлявшие лишь разведку перед боем.
Основную часть женщин, входящих в эту группу, представляли, кроме трех дочерей короля, графиня де Граммон, де Гемене, де Шуазель, де Мирпуа и де Поластрон.
В то мгновение, когда мы остановили взгляд на этой группе, принцесса Аделаида рассказывала историю про одного епископа, которого пришлось заключить в исправительное заведение прихода. История, от пересказа которой мы воздержимся, была достаточно скандальная, особенно в устах принцессы королевского рода, но эпоха, которую мы пытаемся описать, отнюдь не была, как известно, осенена знаком богини Весты.
– Вот так раз! – сказала принцесса Виктория. – А ведь всего месяц назад этот епископ сидел здесь, с нами.
– У его величества можно было бы встретиться кое с кем и похуже, – сказала де Граммон, – если бы сюда наконец получили доступ те, кто, ни разу не побывав здесь, так жаждет сюда попасть.
При первых словах герцогини и особенно по тону, каким эти слова были произнесены, все поняли, о ком она говорила и в каком направлении пойдет беседа.
– К счастью, хотеть и мочь – не одно и то же, не правда ли, герцогиня? – спросил, вмешиваясь в беседу, невысокий мужчина семидесяти четырех лет, который с виду казался пятидесятилетним – так он был статен, такой молодой у него был голос, такая изящная походка, такие живые глаза, такая белая кожа и такие красивые руки.
– А, вот и господин де Ришелье, который первым бросается на приступ, как при осаде Маона, и который одержит победу и в нашей беседе! – сказала герцогиня. – Опять пытаетесь гренадерствовать, дорогой герцог?
– Пытаюсь? Ах, герцогиня, вы меня обижаете, скажите: я все такой же гренадер.
– Так что же, разве я что-нибудь не так сказала, герцог?
– Когда?
– Только что.
– А о чем, собственно, вы говорили?
– О том, что двери короля не открывают силой.
– Как и занавески алькова. Я всегда с вами согласен, графиня, всегда согласен.
Намек герцога заставил некоторых дам закрыть лица веерами и имел успех, хотя хулители былых времен и поговаривали, что остроумие герцога устарело.
Герцогиня де Граммон заметно покраснела, потому что эпиграмма была направлена главным образом против нее.
– Итак, – сказала она, – если герцог говорит нам подобные вещи, я не буду продолжать свою историю, но предупреждаю вас: вы много потеряете, если только не попросите маршала рассказать вам что-нибудь еще.
– Как я могу осмелиться прервать вас в тот момент, когда вы, возможно, собираетесь позлословить о ком-нибудь из моих знакомых! – воскликнул герцог. – Боже упаси! Я напряг весь оставшийся у меня слух.
Кружок вокруг герцогини стал еще теснее Герцогиня де Граммон бросила взгляд в сторону окна, чтобы убедиться, что король все еще там. Король по-прежнему стоял на том же месте, но, продолжая беседу с де Малербом, он не упускал из виду образовавшуюся группу, и его взгляд встретился со взглядом герцогини де Граммон.
Герцогиня почувствовала, что храбрости у нее поубавилось из-за того выражения, которое, как ей показалось, она заметила в глазах короля, но, начав, она не захотела остановиться на полпути.
– Знайте же, – продолжала герцогиня де Граммон, обращаясь главным образом к трем принцессам, – что некая дама – имя ведь ничего не значит, правда? – пожелала недавно увидеть всех нас – нас. Божьих избранниц, во всей нашей славе, лучи которой заставляют ее умирать от ревности.
– Где она хотела нас увидеть?
– В Версале, в Марли, в Фонтенбло.
– Так, так, так.
– Бедное создание из всех наших больших собраний видела лишь обед короля, на который разрешено поглазеть зевакам: им позволено из-за ограды смотреть, как кушает его величество вместе с приглашенными, причем не останавливаясь, а проходя мимо, повинуясь движению жезла дежурного распорядителя.
Герцог де Ришелье шумно втянул понюшку табаку из табакерки севрского фарфора.
– Но чтобы видеть нас в Версале, в Марли, в Фонтенбло, нужно быть представленной ко двору, – сказал герцог.
– Дама, о которой идет речь, как раз и домогается представления ко двору.
– Держу пари, что ее ходатайство удовлетворено, – сказал герцог. – Король так добр!
– К сожалению, чтобы быть представленной ко двору, недостаточно разрешения короля, нужен также кто-то, кто мог бы вас представить.
– Да, нечто вроде крестной, – сказала де Гемене и стала напевать:
И лишь подруга Блеза – вот бедняжка! –
Лежит в постели, захворавши тяжко…
– Дайте же герцогине самой закончить начатую ей историю! – остановил ее герцог.
– Ну что ж, продолжайте, герцогиня, – сказала принцесса Виктория. – Вы нас так заинтриговали, а теперь не хотите договаривать.
– Что вы! Напротив, я непременно хочу рассказать историю до конца. Когда у вас нет крестной, ее нужно отыскать. «Ищите и обрящете», – сказано в Евангелии Искали так хорошо, что в конце концов нашли Но какую крестную, Бог мой! Провинциальную кумушку, наивную и бесхитростную Ее чуть ли не силой вытащили из ее захолустья, исподволь подготовили, приласкали, принарядили.
– Прямо мурашки по телу, – сказала де Гемене – И вдруг, когда провинциалочка уже почти готова, разнеженная и принаряженная, она сваливается с лестницы…
– И что же?.. – спросил герцог де Ришелье.
– Она сломала ногу.
– «Ха-ха-ха-ха-ха-ха!» – пропела герцогиня, добавляя еще две строчки к двустишию г-жи де Мирпуа.
– Значит, представление ко двору…
– Можете забыть о нем, дорогая моя.
– Вот что значит судьба! – сказал маршал, воздев руки к небу.
– Извините, – сказала принцесса Виктория, – но мне очень жаль бедную провинциалку.
– Что вы, ваше высочество! – возразила графиня. – Вам следовало бы ее поздравить: из двух зол она выбрала меньшее.
Герцогиня осеклась на полуслове, заметив обращенный на нее взгляд короля.
