Пещеры Красной реки. Листы каменной книги(Исторические повести) - Сенак Клод (книги онлайн без регистрации txt) 📗
Когда старухи решили, что молодежь достаточно нагляделась друг на друга, они позволили наконец женихам встать. Некоторые из молодых охотников нерешительно топтались на месте, они еще не выбрали сами или не были уверены в согласии невесты.
Девушка могла ведь и не принять подарка, а быть отвергнутым не пристало молодому охотнику… Но юноша, похожий на Бэя, не колебался, он шагнул к Шух и протянул ей завернутое в мех рыси свадебное ожерелье. Взяв сверток, Шух дрожащими руками отогнула край пушистой шкуры. Это значило, что она дала согласие. Жених дернул за другой край шкуры, и Шух счастливо улыбнулась. Такого пышного ожерелья, пожалуй, ни у кого не было! Зеленые, белые и желтые перья торчали из него в разные стороны.
В ожерелье были вплетены беличьи хвосты, а посредине красовалась зубастая челюсть огромной щуки, окруженная бобровыми резцами. На длинном ремешке к ожерелью был привязан волчий клык и коготь медведя. Девушка не ошиблась в выборе: жених — совсем молодой охотник, а уже добыл и медведя, и волка, и рысь.
Юноша, гордый тем, что его подарок понравился, надел ожерелье на шею невесты. Шух взяла жениха за руку и повела в отцовскую землянку. За ними пошли родичи — довольный Кру, Смеющаяся с Бэем и сыном и грустно улыбающийся Льок.
Гости пробыли в стойбище три дня. Это было веселое время. Старики пировали на опушке под тенью деревьев. Молодые охотники мерились силой и ловкостью — метали копья, пускали стрелы из луков или попросту, взявшись в обхватку, старались повалить друг друга на землю. Особенно усердствовали женихи, чтобы не ударить лицом в грязь перед невестами. Самым ловким и сильным оказался жених Шух. Он победил подряд пятерых сыновей Лося на глазах у невесты, и Шух сияла от гордости. Бэй, сперва тоже улыбавшийся, с каждой новой победой молодого охотника хмурился все больше. Наконец он не выдержал и вступился за честь стойбища. Копье его воткнулось в землю на четыре шага дальше копья жениха, зато стрела жениха взвилась выше и упала на два шага дальше. Теперь спор должно было решить единоборство. Тут и старики забыли свое стариковское веселье — сосуд с напитком — и подошли поближе. Шух и Смеющаяся, крепко держась за руки, не сводили глаз с состязавшихся, и каждая желала победы своему. Схватка длилась долго, иногда казалось, что верх одерживает жених, иногда — Бэй. Но все-таки победил Бэй. Огорченная Шух отпустила руку Смеющейся, а Кру, увидев, что дочка готова заплакать, примирительно сказал:
— Как же ты хочешь, чтобы годовалый олень победил двухгодовалого!
Состязание Бэя с женихом Шух напомнило старикам давние времена их юности — они как юнцы, тянулись на палках, боролись, стреляли в цель из луков. В сумерки разожгли костры, прыгали через них, плясали, пели.
Наконец подошло время расставаться. В эту ночь также никто не спал. Только вместо веселого смеха по стойбищу разносилось заунывное пение — это причитали матери над дочерьми, которых они никогда больше не увидят. Четыре девушки, оставшиеся невестами еще на год и потому проплакавшие три дня пиршества, теперь радовались: им не надо было покидать родное стойбище. Невест страшила предстоявшая новая жизнь в незнакомом селении и в то же время радовало, что у них скоро будет Свой очаг и что священный обряд приобщения к духам этого очага совершат не чужие, незнакомые женщины, а свои — старшие сестры и тетки, тоже дочери Лося, которых сыновья Щуки взяли в жены год, десять или двадцать лет назад.
Когда солнце поднялось над лесом, люди стойбища и соседи двинулись к берегу озера. В узком заливе между двумя мысами покачивались лодки. Но гости даже не взглянули на них. Они пришли пешком, пешком должны были и уйти. Лодки были приготовлены для невест. Обычай велел, чтобы от родного стойбища до места новой жизни их в последний раз провожали свои. И теперь девушки-невесты, окруженные родными, стояли у залива, глядя вслед уходящим. Те цепочкой растянулись по берегу. Впереди шел Главный охотник, за ним. — старики и охотники, а позади женихи. Женихи то и дело оборачивались.
Только молодой охотник, взявший в жены Шух, долго крепился и не оглядывался, храня степенное достоинство. Все же у крутого поворота не выдержал и он. Но вместо милого, опечаленного лица девушки он увидел чудовище с огромной головой и длинным хвостом. Выворачивая руки и ноги, чудовище плясало, прыгало и рычало на голоса разных зверей. Молодой охотник сначала испугался, потом понял — это колдун покидаемого ими стойбища отгоняет от своей земли чужих духов, которые могли проникнуть в селение вместе с гостями.
Когда последний из гостей скрылся за мысом, начались проводы невест. Под плач матерей и младших сестер они по двое усаживались в лодки. С ними уселись старухи, чтобы из рук в руки передать невест старухам южного селения, которые сами были из рода Лося.
В строгой тайне от мужчин старухи совершат обряд приобщения невест к очагу Мужа. Это таинство навсегда закроет им обратный путь в селение, где прошли их детство и юность.
Как же могли не плакать матери, расставаясь с дочерьми, ведь они их никогда больше не увидят! Каждая вспоминала, как когда-то сама покидала родной очаг, а кому же девичья пора не кажется лучшим временем жизни?
Но вот гребцы взмахнули веслами, и лодки стали медленно удаляться.
Голоса девушек, посылавших последние приветствия, постепенно замирали над тихой водой. Пожелания родных, несшиеся им вслед, скоро перестали долетать до уезжающих.
Оставшиеся женщины еще долго не уходили с берега. Они плакали, громко приговаривая, и из плача и жалобных слов сама по себе складывалась грустная песня. Пройдет год, и на этом же месте ее опять запоют при новом расставании. Одни слова забудутся, другие прибавятся, но по-прежнему песня будет щемяще печальной.
В этом году при расставании с невестами горестней всех плакала и причитала Смеющаяся. Женщины думали, что она оплакивает разлуку с Шух, дочерью старого Кру. Никто не знал, что ей предстоит разлука еще более горькая. Бэй и Льок решили оставить селение на следующий после проводов день. Они сказали Смеющейся, что это самое удобное время — все будут отсыпаться после долгого пиршества и пролитых слез, никто не заметит их ухода. Бэй снова уговаривал Смеющуюся идти с ними. Но она сказала:
— Шух увезут, ты с Льоком уйдешь, как я покину Кру? Разве старик всех нас не любит, разве о всех не заботится? Что будет с ним, когда он останется совсем один? Я не брошу его.
Вот почему, расставаясь с Шух, она так горько плакала и громко причитала. Женщина прощалась с девушкой, заменявшей младшую сестру, и с пришельцем, который стал ей другом и мужем, а теперь уходил навсегда.
На следующий день после проводов девушек селение казалось вымершим: никто не шел за водой, которую приходилось таскать издалека, никто не тащил на спине валежника. Дети и подростки с утра разбрелись в поисках ягод, а взрослые все еще спали. В это жаркое, безветренное утро крепким сном были охвачены не только люди; даже собаки, непривычно сытые объедками трехдневного пиршества, спали в тени землянок.
Тихо было и в жилище старого Кру. Сам хозяин и его внук безмятежно похрапывали на мягких шкурах. Бэй молча сидел рядом с женой. С тех пор как он вернулся с рыбной ловли у острова, юн много раз пытался убедить Смеющуюся идти с ними.
— Как уйду? — повторяла она. — Как оставлю старика?
Бэй напрасно надеялся, что когда придет время расставания, она передумает. Они долго сидели, опустив голову и не глядя друг на друга. Наконец Бэй медленно поднялся, погладил по курчавым волосам спящего мальчугана, в знак прощания осторожно прикоснулся к седой голове Кру и еще раз, теперь уже последний, взглянул на Смеющуюся. Она поняла молчаливый вопрос и так же молча показала на спящих.
Последняя надежда Бэя не оправдалась. Он повернулся, порывисто вышел из землянки и направился в жилище старого мастера.
Кибу, большой любитель «веселого напитка», крепко спал. Спал и Льок. Тронув брата за плечо, Бэй разбудил его. У Льока тоже все было готово: в кожаном заплечном мешке лежали два полюбившихся ему отбойника и запас вяленого мяса на время пути. Юноша не решился взглянуть на спящего старика. Ему было жаль навсегда оставить и его, и эту землянку, и в то же время было радостно: он возвращался к своим!
