Победа. Книга 3 - Чаковский Александр Борисович (бесплатные книги онлайн без регистрации txt) 📗
Сталина с новой силой охватило чувство негодования. Перед глазами его встали разоренные гитлеровцами советские земли. На восстановление их благосостояния не хватит никаких репараций. Поднять страну из руин может только беззаветный, почти круглосуточный труд всего ее народа. А этот «джентльмен» с лисоподобным лицом всячески пытается уменьшить даже ту сумму репараций, которая единодушно была зафиксирована еще в Ялте!..
Бирнс тем временем сообщил, что на заседании министров возникли разногласия с английской делегацией:
– Она не согласна на то, чтобы изъятия промышленного оборудования в счет репараций Советскому Союзу производились бы только в Рурской области. Она может согласиться на изъятие определенных долей оборудования из всех западных зон…
«Кажется, настало время вмешаться», – решил Сталин и заявил во всеуслышание:
– Мы тоже считаем правильным производить изъятия из всех западных зон.
Трумэн предостерегающе посмотрел на Бирнса, как бы желая предупредить: «Берегитесь, из всего вашего длинного выступления Сталин выхватывает только то, что ему выгодно!»
Но, увлеченный своей речью, Бирнс игнорировал взгляд президента. Он вдавался уже в детали:
– Кто именно будет определять характер и качество вывозимого из Германии оборудования? Предлагаете возложить это на Контрольный совет.
И снова Сталин слушал Бирнса не перебивая. Он понимал, что взимание репараций по зонам содержит в себе потенциальную опасность раскола Германии. Американцы, да и англичане, давно вынашивают такие планы. Еще в 1941 году существовал так называемый «План Кауфмана», предусматривавший раздробление Германии на пять частей. В сорок третьем году появился «План Уэллса». По этому плану Германий должно было стать четыре. В сорок четвертом «Планом Моргентау» рекомендовалось иметь две послевоенные Германии и одну «международную зону». И Рузвельт планировал все то же: «расчленение Германии». И у Трумэна был свой «план» – ему представлялось «целесообразным» иметь: Северогерманское государство, Южногерманское, Западное… А подоплека у всех этих: планов была одна:, поскольку не удается превратить всю Германию в американо-английскую вотчину – ведь уже решено, что восточная ее часть составит советскую зону оккупации, – значит, надо добиваться осуществления своих целей хотя бы в западных зонах, не допустить там антимилитаристских и демократических преобразований.
Чисто символически западные державы согласились похоронить эти планы. Сталин, выполняя поручение Политбюро, вбил осиновый кол в ту могилу, объявив на весь мир, что Советский Союз не собирается «ни уничтожать, ни расчленять Германию…». Но на данном напряженнейшем этапе переговоров, даже чутко улавливая коварный подтекст предложения о взимании репараций «по зонам», не стоило вступать в спор. Бесплодность такого спора была очевидной – чувствовалось, что между американцами и англичанами существует заранее согласованное решение. И Сталин сказал:
– Хорошо, пусть будет записано так, как предлагает английская делегация. Но с обязательным признанием права Советского Союза на изъятия репараций не только из своей зоны, а частично и из других. Кто может возражать, что западные зоны более развиты в экономическом отношении и менее пострадали от войны?
– Это все, что вы хотели сказать? – с надеждой в голосе спросил Трумэн.
– Нэ совсем, – ответил Сталин. – Говорят, что американцы и англичане уже вывезли часть промышленного оборудования из своих зон.
– А разве это не является нашим правом? – удивился Бирнс.
– Если мы принимаем принцип изъятия репараций по зонам в процентном исчислении, то совершенно необходимо установить, а чем же, каким именно оборудованием располагала каждая зона к концу войны, – пояснил свою мысль Сталин. – Пожалуйста, верните в свои зоны то, что вы оттуда уже забрали. Так сказать, для восстановления реальной картины. Или хотя бы составьте подробные списки вывезенного и передайте их нам. Для взаимоконтроля.
Это требование имело прочную юридическую основу. Нельзя описывать имущество осужденного, предварительно растащив какую-то часть его.
– Я очень рад, что генералиссимус согласился с нами в принципе. Остальное – детали, и о них можно будет договориться, – с показной удовлетворенностью заключил Бирнс. – Значит, мы, в свою очередь, идем на уступку в отношении польской границы. Что же касается Организации Объединенных Наций…
– Простите, – прервал его Сталин, – но мы пока не обсудили того вопроса, который вы назвали главным из трех.
– Какой вопрос вы имеете в виду? – настороженно спросил Трумэн.
– О репарациях, – невозмутимо ответил Сталин.
– Как?! – недоуменно воскликнул Бирнс. – О чем же мы все время говорили здесь?!
– О ваших предложениях по этому вопросу, – спокойно уточнил Сталин. – Мы о них высказались. Кое с чем согласились, а кое с чем нет. Теперь, может быть, настала пора поговорить о том, что предлагаем по репарациям мы?
– Ну… пожалуйста, – пробормотал Бирнс. – Хотя я не знаю, о чем тут еще говорить.
– Давайте прежде всего решим, – предложил Сталин, – что целью репараций является не просто наказание Германии, а содействие скорейшему восстановлению стран, пострадавших из-за нее. Вместе с тем мы предоставляем Германии возможность мирно развиваться за счет сокращения ее военного потенциала.
И американцы и англичане понимали, что Сталин фиксирует этот принцип, так сказать, для истории. Они отнеслись к этому равнодушно, считая, что в таких делах, как взимание репараций, решающую роль играет не философия, а чистый прагматизм. Но что последует за философией?
Трумэн, Эттли, Бирнс и Бевин с подчеркнутым недоумением переглянулись, будто спрашивая друг у друга: «Неужто Сталин оглох? Или в чем-то повинны переводчики? Все ведь так детально обсуждено и решено».
На Сталина эти нарочитые знаки недоумения не произвели никакого впечатления.
– Итак, – продолжал он, – мы согласились, что Россия будет брать репарации не только из своей зоны, но и из западных тоже. Однако это всего лишь принцип, и он нуждается в конкретизации. Ведь в конечном итоге все дело в цифрах, не так ли? И если мы их сейчас не уточним, то в будущем могут возникнуть разногласия. А к чему нам лишние споры?
Он перевел взгляд на листок, который подал ему Молотов, затем отложил бумагу в сторону и чуть громче, чем обычно, заявил:
– Советский Союз должен получить из западных зон пятнадцать процентов основного промышленного оборудования, подлежащего изъятию. Взамен мы готовы предоставлять из советской зоны оккупации эквивалентное по стоимости продовольствие, уголь, калий, нефтепродукты и керамические изделия. Это – первое. Во-вторых, мы претендуем еще на десять процентов основного промышленного оборудования из западных зон, но уже без всякой оплаты с нашей стороны.
«Ну все, наконец?» – хотелось поторопить его Бирнсу. Он понимал, что Сталин хотя и не отвергает прямо американские предложения, но под видом их уточнения, конкретизации и дополнений фактически излагает свою систему репараций, при которой невозможны будут никакие отступления в дальнейшем.
– Кроме того, – как бы отвечая на немой вопрос Бирнса, продолжал Сталин, – мы претендуем на пятьсот миллионов долларов акций промышленных и транспортных предприятий, расположенных в западных зонах, а также хотим получить тридцать процентов заграничных инвестиций Германии и столько же процентов германского золота, поступившего в распоряжение союзников.
– Это же огромные суммы! – воскликнул Бевин. – А потом потребует своей доли Польша! Что же останется немцам? Вы же сами ранее сказали, что не ставите своей целью задавить Германию.
– Нет. Не ставим, – согласно кивнул Сталин и добавил с особым значением: – Нэ задавить и нэ расчленить. Но мы потеряли в этой войне очень много промышленного оборудования, страшно много. Надо хоть одну двадцатую часть возместить. И я рассчитываю, что английская сторона поддержит нас в этом. А что касается Польши, то пусть господин Бевин не беспокоится, – мы выделим ей репарации из своей доли. Надеюсь, что Соединенные Штаты и Великобритания поступят так же в отношении Франции, Югославии, Чехословакии, Бельгии, Голландии и Норвегии, – Сталин чуть усмехнулся, но тут же эта едва уловимая усмешка исчезла с его лица, и он как бы подвел итог всему сказанному: – Если мы все это решим положительно, то вопрос о репарациях, я думаю, можно будет считать исчерпанным.
