Великий поход - Белов (Селидор) Александр Константинович (читать книги .TXT) 📗
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Море запахло так, как может пахнуть только море. Впрочем, Индра не знал, как оно пахнет. Не знал, но с надеждой посмотрел на Пипру. Проводник хранил молчание, и только его глаза, чем-то похожие на глаза коней, вдохновляло близкое ожидание конца пути. Хотя душа Пипру томилась тем же. Близким ожиданием конца пути. Даса привлекал молодой кшатрий, властная душа которого не только ублажалась собственным совершенством, но и рвалась в бой. За идеалы.
В какой-нибудь другой ситуации, когда ариец и даса были бы равны, Пипру мог бы поспорить с Индрой. Нет, не ради спора, не ради разубеждения воина, а исключительно для того, чтобы почерпнуть чего-то самому из этих принципов. «Принципы сильных, – считал Пипру, – хороши, когда ты молодой и здоровый. И не устал от собственных подвигов, которые тебе заменяют надёжность обычной уравновешенной натуры.»
Однако, поскольку Пипру и в молодости не отличался особым героизмом, ему было интересно узнать, как это свойство сочетается с человеческим характером. И можно ли вообще героизм считать реальным свойством личности, или же он всего лишь воспитательный приём, придуманный для улучшения нравственных устоев.
Индра был тем образчиком мужественности, в котором усиленно выпячивалось внутреннее совершенство, внутренняя оболочка. Или только внутренняя оболочка. Это означало, что с годами его внешний облик, житейская суть разочаровались бы в честных, но бесполезных принципах молодой души.
Пипру испытывал любопытство к этому показательному явлению арийской нравственности. Но путь колесниц подошёл к тому завершению, которое называлось морем, и проводник арийцев сыграл не последнюю роль в быстротечности этого пути.
Море встретило арийцев безмолвием. Широким, размашистым неоглядьем, от которого дух замирал, и полным безмолвием.
– Это море? – спросил Индра.
– Море, – кивнул проводник.
– Оно такое пустое.
– Где же нам искать его колесницы? – возмутился Насатья.
Индра тоже хотел бы получить ответ на этот вопрос. Но Атитхигвы рядом не было, а его собственное воображение слишком устало от однообразия пустых пейзажей. Оно нуждалось в поддержке.
– А что вы ищете? – спросил Пипру.
– Колесницы, бегающие по морю.
Даса покачал головой. Ничего подобного ему видеть не приходилось.
– Я знаю, где живут племена нишада. Они считают себя арийцами. Может быть, они знают, – предположил даса.
Молодые колесничие обречённо посмотрели на Индру. Воин только вздохнул.
Деревня нишадов была беспечной и неопрятной, будто старая молочница. Из чёрных окон, напоминавших птичьи дупла, тянуло душней и пищевым переваром.
– Они тут рассказывают такие истории, только слушай! – заговорил Пипру, кивая на ленивые физиономии, встречавшие незваных гостей. —Будто в море живёт какая-то дрянь, величиной с доброе дерево, она бьёт хвостом, и из-за этого всё время скачут волны.
– Что-то не видно никаких волн, – усомнился Дасра. – Вот у нас на реке…
– У кого это «у нас»? – вмешался Индра. – У ашвинов или у бхригов?
Молодой ашвин понял, что промахнулся. Роль властителя пространства давалась ему трудно. Индра подумал, что зря он отнял этот уголёк душевной памяти у самого младшего из колесничих. Человек вспомнил нечто родное, своё, а он… Хорошо, когда есть что вспоминать.
Дасра насупился. Чужое равнодушие, неузнаваемая жизнь, новые земли – вот что теперь стало его родиной. Индра был прав. Только всё это трудно сходилось с душой. Может быть, не сразу. Но Индра был прав. Душе арийца не пристало маяться сладким покоем домашней родины. Потому что, если позволить душе такое наслаждение, она, родина, становится всё меньше и меньше, сжимая не только своё жизненное пространство, но и твою душу.
Любопытство нишадов сильно отдавало равнодушием. Они бесчувственно смотрели на колесницы, лениво обмениваясь двумя-тремя словами из котла своих вялых впечатлений.
«Интересно, что бы могло их удивить?» – подумал Индра. Его колесница ехала первой. Ашвинам приходилось дышать её пылью. Улицы деревни оказались слишком узки, и колесницы подпирали друг друга.
– Вот там живёт их вождь, – указал Пипру.
Индра повернул коней вдоль пожелтевшей стены сухолистника. За кустами встала ограда из плоских камней. Тропинка свернула в не глубокую, но тенистую аллею, что и привела заезжих к дому вождя нишадов.
Невезенье началось, едва колесницы вкатились в пределы этого поселения. Во-первых, у Насатьи сломалась ступица правого колеса. Колесо вышибло с оси, и ашвин впервые оказался на всём ходу под лошадиными копытами. Во-вторых, хозяина не оказалось дома. Его не было уже два дня, и о том, где он, никто не мог сказать ничего вразумительного.
У арийцев кончилась еда, но гостеприимством, видимо, нишады не отличались. На все вопросы о пополнении путниками провианта они отвечали жестами отказа.
Нишады вообще старались побыстрее убраться с улицы, едва приезжие заводили с ними разговор. Речь жителей деревни напоминала язык арийцев, но колесничие не могли с ясностью для ума разобрать услышанное. Объяснялся с нишадами Пипру. Короткие и быстрые фразы здешнего народа напоминали птичий вор-кот. Даса умело подражал ему ломая язык.
– Что это всё значит? – раздражённо спросил Индра у проводника. Пипру только пожал плечами.
Ждать было бесполезно. Хлопотливых и неразговорчивых матрий присутствие арийцев заметно раздражало. Женщины обменялись с Пипру парой щебетливых фраз и больше не смотрели в сторону гостей.
– Они говорят, что хозяин вернётся не скоро.
– Значит, они знают, где он? – заподозрил Индра.
Пипру снова спросил у сердитых хлопотуш о вожде. Кшатрий разобрал его слова.
– Не, – отозвалась одна из них, – о не ска. Че дру зна, я не.
Пипру посмотрел на кшатрия. Индра понял без перевода.
Арийцы долго искали подходящее дерево, чтобы вырезать из его ствола ступицу разбитого колеса Насатьи. Деревья вокруг поселения стояли короткотелые, сучковатые, в кривом недоросте и с перекрученной древесиной. Похожие на распухшие и окаменевшие верёвки. Уже смеркалось, когда арийцы нашли нужный ствол. Сиротствующий среди дальних холмов.
Работа заняла полночи. Когда дело было закончено и колесо встало на своё место, арийцы, валясь от усталости, запрягли коней. Спать им в эту ночь не пришлось.
А Пипру спал. Свернувшись клубком, в глубокой тени акации.
– Может, оставим его здесь? Какой от него толк? – спросил Дасра.
Индра нехотя посмотрел на притихшего в своём блаженстве проводника.
– С нами поедет, – твердо сказал воин. Сказал, возможно, только для того, чтобы не подбирать чужих подсказок. Особенно от ашвинов, которые пока не замечали разницы между собой и Индрой.
– Эй! – крикнул воин, подойдя к спящему. – В дорогу!
Колесницы выкатились из деревни, тревожа жёлтую муть предрассветного часа. Густую, как больное дыхание старика. Внизу, за холмами, пахло море. Сырым теплом. Оно шуршало мягкой волной по каменной россыпи берега, и глубокий мрак встал над размытыми далями, что обрывали море в никуда.
– Как много воды! – зачарованно проговорил Индра.
– Она непригодна для питья, – равнодушно отозвался даса.
– Почему?
– Горькая. Очень противная на вкус.
– Странно. Кто ж её испортил?
– Может быть, то чудовище?
– Ты же говоришь, что его никто не видел?
– Да. В общем, болтают разное, но скорее всего это байки, – заключил Пипру, поёжившись и шмыгнув носом. – Чудовища нужны для того, чтобы оправдать существование героев. Он вдруг подумал об Индре, о его героических потугах, и потому сказанные слова прищемили дасе язык, но Индра, кажется, ничего не заметил.
