Чингиз-Хан - Ян Василий Григорьевич (книги онлайн полные версии TXT) 📗

Делая длинные переходы, русские иногда днем останавливались, и всадники ловили кипчакских быков, которые разбрелись по весенним лугам. Эти стада были пригнаны по приказу Джебэ. Татарские пастухи охраняли стада, пока не приближались русские и кипчакские воины; тогда пастухи убегали, присоединяясь к татарам.

Джебэ делал все, чтобы растянуть силы русских, чтобы ослабить их зоркость, чтобы они на привалах отъедались бычьим мясом и не ожидали грозы. Русские отряды шли отдельными частями, все более отдаляясь друг от друга, растягиваясь по широкому пыльному шляху. Ложась на ночь спать, они уже не огораживались плетеным тыном и повозками.

Новые русские пленные рассказывали, что ратники довольны походом, обилием захваченного скота: "Теперь в овчинные тулупы оденемся, из воловьих кож новые сапоги сошьем...""Где же несметная сила татарская? Кипчакских быков больше, чем татар. Так, гоняясь за ними, мы до Лукоморья дойдем, а лагеря татарского и не увидим".

Один отряд русских шел стройнее других; в нем был воинский порядок, ратники шли дружнее, не расходясь по степи. На ночь там всегда ставился круг из повозок, высылались в стороны разведчики. Это были полки киевского великого князя Мстислава Романовича. Киевляне шли отдельно от других; половина была пеших воинов, половина ехала на тяжелых конях-ратаях. Они тоже иногда останавливались и высылали всадников собирать бродивший по степи отъевшихся на весенних травах кипчакский скот. Затем они варили в медных котлах мясные похлебки, после которых воины спали врастяжку до утра.

Татары говорили, что кони урусов не такие увертливые и выносливые, как татарские, что стрелы урусов летят не так далеко, но урусы сильные в рукопашном бою, когда они бьются топорами с длинными рукоятками, и урусы стойки и напористы.

После каждой короткой схватки с русскими отрядами татары убегали далеко в степь, прячась за холмами, ускользая оврагами.

Томили душные дни, ни одна туча не плыла по небу, чтобы закрыть немилосердно пылавшее солнце. Отряды взбивали тучи черной пыли, в которой задыхались и кони и люди. Некоторые отряды сходили с дороги в степь и шли целиной, но и там раскалившаяся земля рассыпалась под ногами, и пыль черной тучей нависала над войском.

За эти жаркие дни начали высыхать ручьи, и воины ворчали: "Зачем нас погнали в степь искать татар? Не пора ли вернуться домой, угнав с собой захваченный кипчакский скот?"

Старый полководец провел два дня в разъездах, осматривая местность, выбирая поле, выгодное монголам для битвы.

Трижды прибывали гонцы на взмыленных конях.

– Джебэ-нойон отступает... Впереди идет отряд длиннобородых... Их ведет "багатур Мастисляб"... Вместе с ними едут кипчаки хана Яруна... Он везет у седла на ремешке голову нашего тысяцкого Гемябека...

В последний вечер перед боем Субудай вернулся в свою юрту на холме, где около рогатого пятихвостого бунчука были рядом воткнуты в землю десять высоких копий с бунчуками тысячников всего отряда. Теперь весь тумен был в сборе и гудел шумным лагерем на равнине.

Субудай лежал на войлоке. Его кости ныли. Он поворачивался с одного бока на другой. Дымя, догорал костер в юрте. Под закоптелым войлочным сводом стлался дым, медленно выходя в верхнее отверстие крыши. Боковые войлоки юрты были откинуты на крышу, но сквозь деревянную решетку не веяло прохладой. Неподвижный горячий воздух стоял над высохшей равниной Калки.

Старый монгольский полководец не мог заснуть и вслушивался в смутный шум затихающего лагеря. Сквозь решетку юрты он видел огни костров, озарявшие багровыми отблесками сидевших кружками воинов. Доносились обрывки разговоров, однообразный лязг железного клинка о точильный камень. Кто-то запел:

Сердитый голос закричал:

– Замолчи! Накличешь черную птицу беды!

Песня оборвалась. Где-то послышались крики: "Остановись! Кто едет?" Субудай с трудом поднялся и сел. Приближался гул толпы и равномерный топот коней... Вошел тургауд.

– Приехал Тохучар-нойон. За ним следует весь его отряд — десять тысяч всадников.

– Зачем они мне?

– Нойон поднимается на холм, хочет тебя видеть.

Субудай, кряхтя и откашливаясь, встал и вышел из юрты. В полумраке перед ним стоял высокий воин в железном шлеме.

– Тебе благость вечного неба! Я приехал прямо от золотой юрты поставить мой бунчук рядом с твоим.

– Я без тебя до сих пор справлялся со всеми, кто стоял на моей дороге...

– Это все монголы знают. Сейчас я должен говорит с тобой.

Оба полководца вошли в юрту. Тохучар-нойон, опустившись на войлок рядом с Субудаем, шопотом на ухо говорил ему о приказе Чингиз-хана отправиться на запад в поиски ушедшего вперед войска монголов и о письме великого кагана, которое везет особый гонец.

Субудай долго кашлял и молча покачивал головой. Он нагнулся к Тохучару и тоже шопотом на ухо сказал:

– Я не знаю, что написано в письме величайшего... Ослушаться его нельзя. Может быть, единственный желает нам удачи, а может быть, он приказывает вернуться назад?.. Тогда мои воины откажутся драться... А завтра сюда прискачут урусы. Если я уйду отсюда перед самой битвой, что они подумают?.. Они скажут, что войско великого Чингиз-хана при одном виде урусской бороды показывает хвосты коней...

Субудай замолк и снова долго кашлял.

– Я не видал письма!.. Я ничего не слышал о нем!.. Сейчас я ложусь спать, а утром, когда прокричит петух, я двинусь навстречу урусам... Если бог войны Сульдэ, бог огня Гадай и другие наши боги сохранят меня от стрелы и меча, то мы встретимся с тобой после битвы, а ты перед всем войском передашь мне письмо величайшего... Прощай!

Субудай два раза ночью раздувал угольки в кострище и подбрасывал сухие ветки. Он посматривал на золотистого петуха, привязанного серебряной цепочкой за ногу к решетке юрты. Тот сидел нахохлившись, не обращая внимания на хозяина. Раскрыв круглый блестящий глаз, петух снова затянул его белым веком.