Даурия - Седых Константин Федорович (серии книг читать бесплатно TXT) 📗
— Кого из вас, господа, не затруднит прочесть одно из воззваний? — спросил Истомин.
— По этой части все данные у Ионы Корнилыча, — кивнул на Воздвиженского Гусаров.
— Да, да, это уж надо Ионе Корнилычу, — подтвердил Сергей Ильич.
Дьякон откашлялся в красный шелковый платок, закрутил свои огненные усы и загудел, как в трубу:
— «Братья казаки и крестьяне Забайкалья!
Россия — наша многострадальная великая родина — переживает суровую годину.
Свергнув Временное правительство, высшую власть в стране захватила в свои руки кучка людей, называющих себя большевиками. Они устанавливают свои порядки. Церкви разграблены, монастыри разрушены. Колокольный звон не радует сердца верующих — он запрещен…»
— Ну, тут, знаете ли, атаман перестарался, сгустил, так сказать, краски, — перебил дьякона Гусаров. — У нас в станице целый день трезвонят, да и у вас тоже. А ведь никто ни слова…
— У него, по-видимому, разговор насчет городов. Там действительно приструнили, — вмешался Истомин. — Да это, в конце концов, и не важно. Это чтобы строка позабористей получилась.
— Продолжайте, Иона Корнилыч.
Дьякон снова кашлянул и принялся читать дальше. Когда он кончил, Сергей Ильич, весело оглядев своих гостей, сказал:
— Крепко написано. Стало быть, атаман чувствует себя сильным.
— Только больно истерично, — съязвил Гусаров, — а так ничего, в самую точку бьет.
— Наконец нашелся добрый человек. Он проучит всю сволочь. Интересно, кто он такой и откуда? — спросил Каргин.
— Он, Елисей Петрович, забайкальский казак. Родился и вырос в одной из ононских станиц, а именно: в Дурулгуевской. Он очень простой человек и в то же время решительный. Одним словом, человек дела. В семнадцатом году в Петрограде он одним из первых отдал себя в распоряжение Временного правительства. Он собирался тогда обезглавить большевистскую партию, найти и убить самого главного большевика — Ленина. Именно это и привело его в Петроград. Из всех попыток атамана ничего не вышло. Тогда ему, видите ли, было поручено Временным правительством сформировать для борьбы с революционными рабочими Петрограда бурят-монгольский конный полк. Работа по формированию протекала успешно. Атаман уже готовился грузить полк в эшелоны, как большевики взяли власть в свои руки. Тогда он решил использовать полк для борьбы с ними в Забайкалье.
— А много у него войска?
— Нет. Русских — триста-четыреста человек. Есть румыны и японцы. Но больше всех чахаров и хунхузов.
— Да это прямо-таки Ноев ковчег какой-то, — снова не удержался успевший подвыпить Гусаров.
— А что за народ чахары? — обратился к Истомину Каргин.
— Это одно из монгольских племен, живущее во Внутренней Монголии.
— А что им у нас надо? — снова, ни к кому не обращаясь, произнес с улыбкой Гусаров.
Сергей Ильич напал на Гусарова:
— Вы, Федор Алексеевич, все посмеиваетесь, все посмеиваетесь. А тут не посмеиваться надо, не за слова цепляться. Тут надо о деле думать. Сам я так полагаю, что атаману нужна подмога, а то будь он хоть семи пядей во лбу, но раз поддержки ему от народа не будет, то ничего не сделает. Все дело в народе.
— Это-то ясно… Да ведь народ больно равнодушен к Семенову.
— Как сказать. Копните поглубже, так другое запоете, — раздраженно стоял на своем Сергей Ильич.
— Буду только рад, — примирительно ответил Гусаров. — Давайте лучше выпьем за здоровье атамана.
Когда выпили, заговорил Воздвиженский:
— Хорошо написано в воззвании о хулиганстве. Хулиганов действительно развелось много. И виновата в этом власть. У нас вчера был очень дикий случай в Орловской. Фронтовики подгуляли и заспорили, у кого хватит духу сбросить колокол с колокольни.
— Да что вы говорите!
— А вот Федор Алексеевич подтвердит, — кивнул дьякон на Гусарова.
— Да, да, был такой случай, — пережевывая кусок ветчины, буркнул тот.
— Ну, один, конечно, и вызвался. Некий Самойлов.
— Это какого же Самойлова?
— Гавриила, младший сын.
— Это известный хулиган. Он перед войной у меня в работниках жил. Знаю его, сукиного сына, — махнул рукой Сергей Ильич.
— Так вот, этот самый Самойлов взобрался на колокольню. Встал в пролете и крикнул детворе: «Зовите народ, ребятишки, сейчас представление устрою!»
— Смотри ты, какой мерзавец!
— Да, именно мерзавец… Когда сбежался народ, он взял да и перерезал веревки, которыми был привязан средний колокол. Колокол, конечно, вдребезги. Старики тут же решили расправиться с этой сволочью. Спустили его с колокольни по лестнице. Крепко изувечили. Да и совсем бы порешили, если бы не вмешалась милиция. Теперь, почитай, вся станица на фронтовиков зубы точит.
— Колокол — это случайность, — заговорил Истомин. — Этим органической ненависти в народе к новым порядкам не вызовешь. Но вы здесь можете неплохо сыграть и на этом. У вас, по-моему, господа, обстановка исключительно благоприятная. Во-первых, убийство, совершенное вашим фронтовиком на масленице, во-вторых — колокол, а в-третьих — попытки мужиков лишить казаков вечно принадлежавшей им земли. Все это на чаше весов потянет в нашу пользу. Этого не упускайте из виду.
— Это верно, — согласился Каргин. — А когда Семенов перейдет от слов к делу?
— Вы говорите о выступлении, Елисей Петрович?
Каргин кивнул.
— Этого нужно ждать со дня на день. Но ведь это будет уже третье выступление. Атаман еще в марте пробовал наступать. Однако слабая материальная база и малочисленность отряда обрекли наступление на неудачу. Красная гвардия и вернувшийся с фронта поголовно большевистский Первый Аргунский полк загнали атамана в Маньчжурию.
— А теперь не может случиться то же самое?
— Нет. Теперь дела не те. Атаман имеет весьма ощутительную помощь от наших союзников. С организационной неурядицей покончено. Большая работа проведена среди ононского и караульского казачества. Обеспечены восстания в тылу. Словом, до прихода атамана остались считанные дни.
— Это приятная весточка. Стало быть, надо готовиться. Как ты, Елисей, думаешь? — спросил Сергей Ильич.
— Тут и думать нечего. Надо сколачивать надежных казаков.
— Вот это похвально. Так и нужно действовать, — польстил Каргину Истомин.
— Ну, и мы у себя не отстанем в Орловской, — прогудел дьякон. — Взрыхлим, так сказать, почву…
К вечеру Истомин уехал по другим станицам и поселкам сколачивать контрреволюционные группы, из которых выросли потом, через год, оголтелые кулацкие дружины, творившие суд и расправу над всеми, кто сочувствовал красным.
Проводив его, Сергей Ильич вышел с гостями на улицу.
На площади толпилась молодежь. Федот Муратов и еще какой-то парень в широких плисовых штанах играли с девками в горелки. Тут же, неподалеку, казаки катали бабки, играли в карты. Кто-то грубым, пропитым голосом громко кричал:
— Замирил, да три с полтиной под тебя!
— Видать, крупная игра идет. Боюсь, что скоро кулаки в ход пойдут, — рассмеялся Гусаров.
— Чего доброго, а за этим у наших дело не станет, — отозвался Каргин.
Сергей Ильич глубоко и шумно вздохнул, поглядел на площадь, на ясный и теплый закат, весело сказал:
— Ну, братцы мои, полегчало на сердце. Может, оно и опять по-старому заживем. А то ведь и на улицу показаться страшно было. Заставим мы всю шантрапу под нашу дудку плясать, другие у нас теперь разговоры с ней будут.
— А не рано ли, Сергей Ильич, торжествуешь? — опять усмехнулся Гусаров.
— Нет, не рано. Вот дождемся атамана, а там и начнем дураков уму-разуму учить. — И он, прищурив глаза, сладко потянулся, как сытый кот.
