Сердце Бонивура - Нагишкин Дмитрий Дмитриевич (читаем книги онлайн TXT) 📗
Донесения о ходе военных действий поступали с фронта два раза в день. Но Дитерихс не довольствовался телеграфными сообщениями. Он требовал подтверждения их донесениями с полей боев. Рота фельдъегерской связи потеряла представление об отдыхе и сне.
Воевода Земской рати требовал, чтобы донесения доставлялись ему немедленно по прибытии связных в любое время суток. Он отдал строжайшее приказание:
— Когда бы ни прибыл курьер — немедленно ко мне!
— Но… — начал было порученец.
— Никаких «но»! — оборвал его Дитерихс. Он выпрямился, выпятив, насколько мог, грудь. Лицо его приняло повелительное выражение. — Великое дело не терпит промедлений! Понимаете!
— Когда же вы, ваше высокопревосходительство, будете отдыхать?
— Не об отдыхе сейчас думать должно, а о победе! — величественно ответил Дитерихс.
Порученец смирился. Однако он все же поделился своими сомнениями с начальником верховного штаба. Тот глубокомысленно посмотрел на старательного чиновника, прищурился и проговорил:
— А вы, господин офицер, регулируйте их представления генералу. Понимаете?.. Не думаю, что они опережают телеграммы… Значит, если к их суточному опозданию прибавится ещё пара-другая часов, от этого, к сожалению, ничего не изменится.
— Вы думаете, господин полковник, что…
— Я ничего не думаю. Я, к сожалению, знаю, что наши прекрасные друзья союзники начали вывозить из порта различные ценности… Поздно думать… — Наштаверх посмотрел на озадаченного порученца, хотел что-то прибавить, но раздумал, убоявшись собственной откровенности.
После замечания наштаверха связные стали прибывать с завидной пунктуальностью: утром, после завтрака верховного правителя, и к вечеру, когда, восстав от послеобеденного сна, Дитерихс находился в бодром состоянии. Вид запылённых вестников с полей сражения, точно они, как в старые времена, скакали на сменных лошадях, приводил генерала в умиление. Он спрашивал связных:
— Вы явились ко мне немедленно после прибытия, господин офицер?
— Так точно, ваше высокопревосходительство! — рапортовал связной, тараща глаза и вытягиваясь в струнку.
Генерал удовлетворённо жевал губами и принимался читать донесения командующих войсковыми соединениями, одобрительно бормоча:
— А вид у вас совсем свежий, не утомлённый… Благодарю вас…
Вначале поступали лишь победные реляции.
Белым удалось незначительно потеснить войска НРА. «Движимые духом единения России, наши доблестные войска обрушили главный удар на ст. Уссури, в сердце сосредоточения большевистских формирований, одновременно предприняв с флангов сковывающие действия. Пытаясь спасти живую силу от разгрома, неприятель с боями отходит по всему фронту…»
— Отходит, господа! От-хо-дит! — выразительно подняв кверху указательный палец, говорил генерал и переводил глаза на иконы, что висели во всех апартаментах Дитерихса. — Неотвратимое началось!..
«…Наши доблестные войска, применяя рейдовую тактику, охватывают ошеломлённые, деморализованные части противника, безжалостно уничтожая…»
— «Истреблю с места сего остатки Ваала!» — шептал воевода слова пророка Софонии.
Успех первых дней наступления совершенно уверил Дитерихса в его великой миссии. Он прочитывал телеграммы и личные донесения с таким видом, точно заранее звал их содержание, точно ничего неожиданного уже не могло произойти. Он выражал лишь лёгкое нетерпение по поводу того, что события развиваются, может быть, слишком неторопливо. Все эти дни он был приветлив и тих.
— Благостыня снизошла на меня, Дмитрий Александрович! — сказал он как-то порученцу, впервые назвав его по имени, чем молодой офицер немало был изумлён, так как знал, что балтийский немец отнюдь не был склонён фамильярничать с низшими по положению.
Порученец не видел, однако, оснований для оптимизма Дитерихса, хотя и не мог выказать слишком явно своих опасений. Обстановка в городе совсем не располагала, по мнению порученца, к хорошему настроению. В десять часов вечера, по приказанию японского коменданта, прекращалось движение по улицам, ведущим к порту. Японские патрули занимали выходы к этим улицам. По ним тарахтели грузовики, нескончаемыми лентами вытягивались конные упряжки. Лязг лебёдок в неурочное время, шипение пара, возгласы «майна-вира» грузчиков из русских офицеров, доносившиеся с причалов, достаточно ясно показывали, что в порту грузятся суда. Мерный шаг пехотинцев, короткие команды японских офицеров, суета погрузки, которой невозможно было скрыть, поселяли страх в сердцах находившихся в городе белых. Он ещё более усилился после того, как на некоторых торговых заведениях и конторах японцев появились записки: «Закрыто по случаю отъезда».
Однажды, взглянув в огромное итальянское окно губернаторского дома, выходившее на бухту, порученец увидел, что из порта выходят, растянувшись караваном, несколько японских торговых пароходов. Офицер указал на них Дитерихсу.
— Красиво… красиво! — сказал воевода после продолжительного молчания, во время которого он не отрываясь следил за развёртыванием колонны судов, во главе которой стал миноносец.
Дымное облако из труб кораблей, вытягивавшихся в кильватерную колонну, застлало Чуркин мыс. Зрелище это, однако, не вызвало у генерала тех ассоциаций, какие оно вызывало у порученца. Потирая ручки, он повторил:
— Красиво! Как это называется? Я, знаете, в морском деле ничего не понимаю.
Порученец вопросительно посмотрел на Дитерихса: о чем идёт речь? Уразумев, после минутного замешательства, что генерала заинтересовало построение кораблей, он сказал:
— Это называется караваном, ваше высокопревосходительство!
— Караваном? — переспросил оживлённо генерал. — В самом деле похоже на караван… Похоже! — И он отошёл от окна.
Смысл совершавшегося не дошёл до сознания Дитерихса.
По-иному, чем воевода Земской рати, отнёсся к успехам первых дней наступления начальник штаба «верховного командования». Перечитывая сводки, сопоставляя их, он все чаще хмурился. Он видел то, чего не хотел замечать Дитерихс и чего охотно не замечали штабисты, занятые более отправками за границу личных ценностей, чем военными делами. Противник, то есть Народно-революционная армия, вовсе не «отступала по всему фронту». В этом убеждала карта фронта. 11 сентября Земская рать выдвинулась на позиции посёлок Духовской — станция Свиягино. Ударные части Земской рати, во главе с поволжской группой под командованием генерала Молчанова, достигли деревни Успенки. Задачей их было — отбросить части НРА, взорвать железнодорожный мост через Уссури. Здесь они столкнулись с головной группой НРА на линии станция Уссури — станция Шмаковка — деревня Успенка. Удар рати принял на себя Троицко-Савский кавполк. Он отошёл вначале на линию река Кауль — деревня Шехменово. Сюда подтянулся с двумя полками Степан Вострецов — помощник командира Второй Приамурской дивизии. Вострецов развернул 5-й Амурский полк и во встречном бою разгромил наголову авангардные части Молчанова, отбросив их на исходные позиции.
До 6 октября кипели бои в районе посёлок Краевский — разъезд Духовской — деревня Никитовка. Белые сами лезли в мешок, который раскрывала НРА.
Командиры Земской рати чуть не передрались между собой. Даже самые незначительные, преходящие успехи каждый приписывал себе, валя неудачи на соседей. А неудачи все множились и множились…
Народно-революционная армия перемалывала все новые и новые части белых, которые устремлялись на фронт. Ощущение катастрофы медленно назревало в сознании солдат и офицеров Земской рати. Драться их заставляло лишь то, что отступать было некуда: сзади стояли пулемётные заградительные отряды. Смерть вероятную предпочитая смерти неизбежной, командиры гнали в бой все новые пополнения, полагаясь на судьбу: авось все образуется само собой! Развязка приближалась с каждым днём.
Командующий Пятой армией и Военный совет НРА за время, прошедшее со взятия Волочаевки, сделали много. Армия получила свежее пополнение из молодых красноармейцев. Железная дисциплина господствовала в частях. Были укомплектованы артиллерийские части. Появились конные пулемётные подразделения: тачанки-ростовчанки добрались и до Дальнего Востока. Сознание же, что конец войны близок, что ещё один решительный удар — и наступит желанный мир, придавало новые силы бойцам НРА. Они видели, что лишь маленький клочок русской земли оставался ещё во власти белых, они видели, что дни последних сочтены.
