Петр Великий (Том 1) - Сахаров Андрей Николаевич (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗

— Слышишь, Павел? — прервал его мечты голос царя.

— Слушаю, государь, — трепетно ответил Павлуша.

— Ты, кажется, боишься?

— Нет, государь, для тебя я и смерти не боюсь! — с юношеским жаром отвечал любимец Петра. «И для неё готов всякие муки претерпеть», — восторженно думал юноша.

5

Ягужинский с Протасьевым в Малороссии…

Мазепу они не застали в его столице, в Батурине.

Гетман находился в это время в Диканьке у своего генерального судьи, Кочубея, куда старый гетман частенько стал заглядывать в последнее время. И его, вождя Малороссии, опытного дипломата, ловкого интригана, отлично отполированного при дворе королей польских, его, на плечах которого лежали тяжёлые государственные заботы, его, как и юного Павлушу Ягужинского, влекло одно и то же ясное солнышко — прелестная Мотренька Кочубеева… «Любви все возрасты покорны» — повторялось и повторяется из века в век… и старый Мазепа любил! Из-за этой любви, быть может, пошёл на то страшное дело, которое погубило его (и поделом)! Мазепе хотелось великокняжескою короною украсить Мотренькину черненькую головку, головку будущей своей супруги, от которой должен был пойти царственный род… Он мечтал об этом, строя ковы [160] против Великороссии тайно от страны и народа, вождём которых он был избран…

Когда Протасьев и Ягужинский прибыли в Диканьку, Мазепа и Кочубей встретили царских посланцев с величайшими почестями. Гетман, приняв от Протасьева царский указ, почтительно поцеловал его и поклонился до земли.

Прочитав указ, Мазепа тотчас же отправил гонцами нескольких козаков, чтоб доставить в Диканьку Левашова и Скотина, а также нужных свидетелей из Кишенки и порубежных городов, где Левашов и Скотин чинили насилия, бесчинства и грабежи.

В то же время хозяйка, жена Кочубея, уже хлопотала, чтобы достойно угостить дорогих гостей.

Пир вышел на славу За обедом присутствовала и красавица Мотренька, одетая в живописный малороссийский наряд с «добрыми кораллами и золотыми дукачами» на смугленькой шейке. Пили за здоровье царя и его посланцев, а Протасьев провозгласил здравицы за ясновельможного пана гетмана, за хлебосольного хозяина и за его супругу с дочкою.

Мотренька узнала Ягужинского, который за обедом взглядывал на неё украдкой, и этот взгляд всегда перехватывал лукавый гетман и дёргал себя за седой ус.

Чтобы чем-нибудь развлечь гостей после обеда, находчивая хозяйка обратилась к традиционному в Малороссии развлечению. Как в Испании гитара и бой быков составляют национальное развлечение, так в Малороссии — бандура и кобзарь.

Пани Кочубеева велела позвать кобзаря.

Зашёл разговор о Москве и о государе.

— Бог посылает, слышно, победу за победой его пресветлому царскому величеству, — сказал Мазепа.

— Благодарите Бога, ратные государевы люди уже отвоевали у короля шведского, почитай, всю Ливонию и Ингрию, — отвечал Протасьев.

— То ему за Нарву, — улыбнулся Кочубей, — теперь он злость свою срывает на Августе, — гоня як зайца по пороше.

— A что это учинилось у вас на Москве, что великий государь подверг великой опале тамбовского епископа Игнатия? — спросил Мазепа.

— То, ясновельможный пан гетман, такое дело, что о нём и помыслить страшно, — уклонился от ответа ловкий стольник. В приёмный покой ввели кобзаря. Это был слепой благообразный старик и с ним хорошенький черноглазый мальчик «поводатырь» и «михоноша» [161].

«Хлопья голе и босе», — как говорили о нём сердобольные покиювки [162], увидевшие его на панском дворе.

Кобзарь поклонился и обвёл слепыми глазами присутствующих, точно он их видел.

— Якои ж вам, ясновельможне паньство, заиграть: чи про «Самийлу Кишку», та то дуже велыка, чи про «Олексия Поповича», чи-то про «Марусю Богуславку», чи, може, «Невольныцки плач» або «Про трех братив», що утикали з Азова с тяжкой неволи? — спросил слепец.

— Та краще, мабуть, диду, «Про трех братив», — сказал Мазепа.

— Так, так, старче, «Про трех братив», — подтвердил Кочубей, — бо теперь вже у Азови нема и николы не буде мисця для невольныкыв.

— Ото ж и я думаю, куме, — согласился Мазепа.

Кобзарь молча начал настраивать бандуру. Струны робко, жалостно заговорили, подготовляя слух к чему-то глубоко печальному… Яснее и яснее звуки, уже слышится скорбь и заглушённый плач…

Вдруг слепец поднял незрячие глаза к небу и тихо-тихо запел дрожащим старческим голосом, нежно перебирая говорливые струны:

— Гей-ей-гей-ей, — тихо, тихо вздыхает слепец, и струны бандуры тихо рыдают.

Но вдруг тихий плач переходит в какой-то» отчаянный вопль, и голос слепца все крепнет и крепнет в этом вопле:

Опять перерыв — и только треньканье говорливых струн.

Все ждут, что будет дальше. Чуется немая пока драма. Мазепа сидит насупившись. Пани Кочубеева горестно подпёрла щеку рукою. Личико Мотреньки побледнело. У Ягужинского губы дрожат от сдерживаемого волнения. Один стольник бесстрастен.

Как будто издали доносятся слова чужого голоса.

— Ой, мамо, мамо! Воны его покынулы! — громко зарыдала Мотренька и бросилась матери на шею.

6

И пани Кочубеева, и отец, и Мазепа стали успокаивать рыдавшую Мотреньку.

— Доненько моя! Та се ж воно так тильки у думи спивается, — утешала пани Кочубеева свою дочку, гладя её головку, — може, сего николы не було.

— Тай не було ж, доню, моя люба хрещеныця, — утешал и гетман свою плачущую крестницу — Не плачь, доню, вытри хусточкою очыци.

— От дурне дивча! — любовно качал головою Кочубеи. — Ото дурна дытына моя коханая!

Мотренька несколько успокоилась и только всхлипывала. Ягужинский сидел бледный и нервно сжимал тонкие пальцы. Стольник благосклонно улыбался.

— Може, мени вже годи панночку лякаты? —проговорил кобзарь. — То я с вашои ласкы, ясновельможне паньство, и пиду геть?

— Ни-ни! — остановила его пани Кочубеева. — Нехай Мотря прывыка, вона козацького роду. За козака и замиж виддамо… Вона вже й рушныки прыдбала.

Мазепа сурово сдвинул брови, увидав, что при слове «рушныки» Мотренька улыбнулась и покраснела.

— Ну, сидай коли мене та слухай, — сказала пани Кочубеева, поправляя на её только что сформировавшейся груди кораллы и дукачи. — А ты, диду, спивай дали.