Поморы - Богданов Евгений Федорович (читать полную версию книги TXT) 📗
— Ой, Родион, Родион! — болезненно сморщилась Фекла.
— Два раза шлепнуло — третьего было не миновать, — Родион как-то неестественно рассмеялся, топорща русые усы, которые успели уже стать густыми и, видимо, жесткими.
Фекла взяла с полки миску.
— Есть хочешь? Уха свежая. Из наваги.
— Из наваги? — обрадовался Родион. — Давай наливай. Я уж забыл вкус наваги.
— Ну вот. А нам она надоела.
— Известное дело — сами рыбаки.
— Кушай на здоровье! — Фекла поставила перед ним миску. — Мы уже пообедали. Ермолай с Тимониным придут — тоже поедят.
— Я их видел в рыбаксоюзе. Они и сказали, чтобы шел сюда. Я ведь о вашем обозе узнал неделю назад. Все дожидался, когда прибудете. Думаю, что с земляками домой добираться сподручней, чем одному. Как там в нашей Унде живут?
— Да что, живут… Кто хорошо, кто плохо. По-разному живут. Да ты ешь, а то остынет.
Дети в уголке занимались книжками да игрушками, старались не мешать гостям. Родион ел, Фекла не сводила с него глаз.
— Как мои там? Как Густя?
— Августа здорова. Девочка у тебя хорошенькая. Вся в кудряшках. Кто у вас в роду кудреватый был?
— Мой отец. В него, наверное, удалась, — Родион улыбнулся, вздохнул. — Скорее бы до дому добраться. — Погрустнел, добавил: — Маму жалко. Без отца нас с Тишкой подняла. Хватила трудностей…
— Как не жалко, — согласилась Фекла. — На моих глазах померла, у озера…
Фекла заметила, что какие-то злые черточки появились на худом и бледном лице Родиона. И глаза он теперь щурил нервно и колюче. Раньше они были синее и ярче. Видать, на Кольской земле, в окопах выдуло ветрами синеву. Ничего, это пройдет, — подумала Фекла. — Все в окопах, да под пулями, да в госпиталях. Столько ранений перенес! Война душу взмутила… А морщинок-то, бог ты мой, как поднимет брови — весь лоб в складках… Нелегко ты жил, солдат, хватил горя. Ну да ничего, дома отогреешься, просветлеешь… Без женской ласки, наверное, жил. Откуда ей быть? Приласкает Густя, растопит в сердце окопный холод…
Фекла заметила, что, прежде чем откусить хлеб, Родион вынужден был класть ложку на стол — рука-то одна. Не удержавшись, она молча всплакнула.
— Ты что, Фекла Осиповна? — Родион порывисто поднялся, подошел к ней. Фекла виновато улыбнулась, утерла слезу как-то уж совсем по-детски, кулаком.
— Прости. Жаль мне тебя. Как без руки-то?
— Да как-нибудь. Бывает и хуже.
Родион отошел к окну, посмотрел на воробьев, клюющих что-то на дороге, и вздохнул. Потом, заметив детей, притихших в своем уголке, достал из мешка несколько кусочков рафинада и оделил им всех троих.
— Шоколада, брат, нету, — улыбнулся он мальчику.
Тот серьезно ответил:
— Какой нынче шоколад? Хлеба не досыта.
— Война кончится — все будет, — сказал Родион и повернулся к Фекле. — А как ты живешь, Феня?
— Живу хорошо, — ответила она и подумала, что раньше он ее Феней не называл. — Не холодно, не голодно. Заботиться не о ком. Одна как перст.
— Одной по нонешним временам легче жить. — Родион принялся неумело сворачивать правой рукой цигарку. — Плохо то, Феня, что теперь уж я не рыбак. Вот что самое худое. Куда без руки в море?
— Найдешь дело по душе и без моря, — успокоила она, а сама опять пожалела его, зная, как трудно настоящему рыбаку расстаться с промыслами.
Пришли Николай Тимонин и Ермолай, внеся с собой облако холода. Фекла их тоже накормила обедом.
— По чарочке бы! Да где взять? — сказал Ермолай, потирая руки с мороза.
— И у меня нету, — пожалел Родион. — В тылу сто граммов не положено.
Земляки все расспрашивали его о службе в морской пехоте, о встрече с Дорофеем, о Тихоне, о ранениях. Вспомнили Хвата — погрустили. Однако ждали дела, и Ермолай с Тимониным снова отправились на какой-то склад. Родион вызвался им помочь, но они уговорили его остаться и присмотреть за лошадьми, пока Фекла ходит к Меланье Ряхиной.
Фекла вернулась не скоро. Свою бывшую хозяйку она нашла в плачевном состоянии. Меланья сильно похудела и еле бродила по квартире, придерживаясь за все, что попадется под руку. Женщина, у которой она снимала комнату, ушла в деревню за продуктами, так что даже истопить печь и выкупить хлеб по карточкам было некому.
Фекла принесла дров, затопила печь и поставила вариться уху из принесенной наваги, а потом сбегала в магазин за хлебом.
Сделав для Меланьи все, что могла, Фекла распрощалась. Пора было собираться в обратный путь.
Родион первое время, как выписался из госпиталя, никак не мог примириться с тем, что, не довоевав до конца, остался безруким и, значит, непригодным для военной службы.
А сможет ли он быть полезным дома? Он умел бить тюленей, стоять у штурвала да вынимать из воды снасти с уловом. Умел то, без чего немыслима поморская жизнь. А теперь все это не для него. Значит, он станет обузой для колхоза и для семьи. На что он годен? Канцелярская работа ему не по плечу: грамота не ахти — четыре класса. Остается какое-нибудь второстепенное занятие: быть сторожем или кладовщиком. Все уйдут в море, а ты как прикованный сиди на берегу… Горько!
Отправляясь в путь, Фекла предложила ему сесть к ней в сани, замыкавшие обоз. С мужиком-то не так боязно, — объяснила она. — Еду позади… Того и гляди — волки в лес утащат. А Ермолай с Николой и не заметят.
Родион, посмеиваясь, согласился, бросил в пустые сани на сено мешок, завернулся в тулуп, который ему отдала Фекла, и сразу уснул.
Накинув на себя оленье одеяло, Фекла сидела в передке саней, помахивая кнутом. Дорога все бежала и бежала из-под конских копыт под сани-розвальни. Временами Фекла задремывала, но, спохватившись, принималась еще решительнее понукать лошадь. Взгляд ее то и дело обращался в задок саней, где в тулупе и ворохе сена лежал Родион. Хоть бы посидеть с ним рядышком, — подумала Фекла. — Вдвоем-то теплее. Обидится или нет? Характер у него стал крутой, вспыльчивый.
Она все посматривала на Родиона, который не высовывал головы из высокого воротника тулупа, и наконец решилась.
Почувствовав рядом тяжесть ее тела, Родион открыл глаза.
— Что, замерзла?
— Холодновато, — откликнулась Фекла. — Тесней бы сесть — теплей будет. Ты не возражаешь?
— Какие могут быть возражения! Тулуп мне отдала, а сама зябнешь!
Родион распахнул полу, и Фекла радостно прильнула к его боку. Укрыв ее полой и натянув сверху еще одеяло, Родион взял кнут и весело взмахнул им.
— Н-но, залетные-е-е!
Услышав мужской властный голос, лошадь перешла на рысь.
— Будто тройка у тебя запряжена, — с восхищением сказала Фекла, ловя его взгляд.
— Тройка при одном хвосте, — рассмеялся он и покрепче прижал Феклу к себе.
— Даром что культя, а обнимаешь подходяще! — одобрила она и замерла в ожидании, не обидится ли он на упоминание о культе.
Он не обиделся.
— Как-нибудь и с культей сладим.
Обоим стало тепло и уютно тут, в сене, под одеялом и тулупом. Так и ехали до вечернего привала.
С чужой яблоньки хоть яблоко, — подумалось Фекле. Среди однотонного скрипа полозьев по снегу она услышала, что Родион повторяет ее имя.
— Фекла… Фекла… Почему тебя так зовут?
— Тебе не нравится мое имя?
— Нет, почему же. Имя хорошее, только какое-то в наше время редкое, необычное. Фекла… Чудно!
— Так ведь это у меня не настоящее имя.
— Как не настоящее? — удивился Родион и даже приподнялся, утопив свою культю в сене. — Вот так новость!
— При крещении священник дал мне имя Фелицата.
— Фелицата? Тогда почему же тебя зовут Феклой?
— Это Меланья меня перекрестила, когда я у Ряхиных работала. Сказала, что Фелицата — мудреное имя. Фекла, мол, проще и красивее…
— Вот как!
— Вот так. С тех пор меня и зовут все Фекла да Фекла. Поначалу было обидно, а потом вроде привыкла.
— Мудреные имена давали попы, — заметил Родион. — По пьянке, что ли?
— Ну не скажи. Они знали значение каждого имечка.
— Значение? Ну вот Фелицата — что означает?
