Приключения в Красном море. Книга 1 (Тайны красного моря. Морские приключения) - Монфрейд Анри де (читать полные книги онлайн бесплатно txt) 📗
Эта мелочь впоследствии окажется для меня роковой.
XV
Задержание
В три часа утра судно полностью разгружено, и мы снова выходим в море.
Погода ужасная, дует на редкость сильный ветер, низко летят рваные облака, что не предвещает ничего хорошего. Я продолжаю дрейфовать под небольшим парусом, повинуясь ветру и по-прежнему приближаясь к африканскому побережью, где рассчитываю найти прибежище, едва станет светлее. Как долго не наступает рассвет! Я боюсь слишком далеко удаляться на запад, так как вдоль африканского побережья в этих широтах тянется большой риф Синтиан, который вдается на семь миль в море. Поэтому можно наскочить на него, еще и не видя суши, даже в светлую ночь.
Буруны не возникают на этом рифе, к тому же он лишен четких границ; он начинается группами скал, все более подступающими друг к другу по мере продвижения судна. Если вашему судну, ненароком оказавшемуся в этой зоне, каким-то чудом удалось разминуться с подводными камнями, то у вас есть все шансы напороться на одну из таких скал, когда вы попытаетесь выбраться оттуда. Это своего рода ловушка. На всем протяжении рифа — а его длина почти двадцать миль — можно увидеть печальные останки кораблей, застывших там в неподвижности, словно плененные патокой мухи.
Сидя ночью у румпеля, испытываешь некоторую тревогу, думая об этом коварном береге, к которому плывет твое судно. Нигде не видно никаких маяков, позволяющих сориентироваться в темноте. Только маяк с круговым освещением на Периме, что скрывается за линией горизонта там, далеко на юге, то и дело обшаривает небо своим широким и бледным лучом.
Вдруг море успокаивается, становясь гладким, несмотря на все еще не стихающий ветер. Неужели я и в самом деле заплыл дальше, чем предполагал, и нахожусь в опасной близости к Синтиану? Повсюду мне мерещатся возникающие из воды грозные пики скал. Но цвет воды меня успокаивает. Очевидно, я оказался в зоне течения, которое устремляется в том же направлении, что и ветер, как бы уплощая море. Но на всякий случай я поворачиваюсь другим бортом. Когда дело касается рифов, то нельзя чувствовать себя абсолютно спокойным. Наконец приходит долгожданный рассвет, позволяющий определить местонахождение судна.
После восхода солнца ветер чуть ослабевает, и я поднимаю более крупный парус, облегчающий лавирование. Здесь господствуют северные течения, а это не годится для нас. Поэтому лучше приблизиться к аравийскому побережью, где плывущему вдоль суши кораблю не надо будет преодолевать весьма ощутимое течение. Встреча с английским патрульным катером не сулит мне там неприятностей, так как англичане увидят, что я плыву из Африки.
К тому же мне нравятся эти мимолетные свидания, которые, похоже, удручают Адмиралтейство.
И действительно, около девяти часов, когда я нахожусь в пяти-шести милях от суши, с севера в нашу сторону устремляется какой-то пароход. Скоро я начинаю различать хорошо мне знакомые белый корпус и желтую трубу. Море слишком неспокойное, чтобы опасаться, что приказ остановиться будет отдан нам посредством артиллерийского залпа: такой чести меня обычно удостаивают англичане. Когда расстояние между нами сокращается до полумили, до нас доносится лишь трель свистка.
Я спускаю парус и ложусь в дрейф. Пароход пристраивается у нас на траверзе, и с него сбрасывают веревочную лесенку.
Все матросы, одетые в штормовки, толпятся у переднего леера, офицеры стоят на корме. Раздаются нечленораздельные крики в рупор: английская речь, разумеется.
Очевидно, меня хотят видеть у себя на борту. Так уж и быть! И я велю спустить лодку на воду. Тем временем нам кидают швартов.
Стоящий у выхода на наружный трап офицер подает мне руку и ведет на мостик. Никто не говорит по-французски, поэтому приходится прибегнуть к помощи араба-переводчика. Внимательно изучив мои документы, мне заявляют, что вынуждены доставить меня на Перим. И пароход возобновляет движение против ветра, взяв на буксир маленький «Фат-эль-Рахман». Я очень рад: за четыре часа мы преодолеем расстояние, на которое с учетом лавирования у нас ушло бы двое суток.
Но что им от меня нужно на Периме? Все мои бумаги в полном порядке. Досада англичан, которым мое судно встречалось более десяти раз в течение трех месяцев и которые неизменно убеждались в том, что я плыву без груза, в полном соответствии с моим манифестом, мне понятна. Несомненно, резидент Перима хочет познакомиться поближе с этим странным спортсменом, который с необыкновенным упорством направляет свою пустую фелюгу в самые неуютные уголки Красного моря.
И тут я вспоминаю о расписке в получении от меня груза, сделанной на последней странице моего судового журнала!
Если на Периме просмотрят мои бумаги, а это более чем вероятно, англичане получат подтверждение тому, что я вчера доставил товар в Аравию. И поскольку слово «petroleum» по-английски означает горючее, то при желании можно сделать вывод, что моя нефть предназначалась для заправки вражеских судов. Нужно ли еще что-нибудь, если есть желание применить закон военного времени, к тому же на скорую руку?
Было бы неплохо дать понять моему боцману Мухаммеду Мусе, что нужно уничтожить компрометирующую меня страницу. Но я нахожусь на мостике и не могу его покинуть. Догадается ли он сам это сделать? Наверняка да, если только он видел, что в журнале была сделана эта злополучная запись. Но знает ли он об этом? Если нет, то он не поймет знаки, которые я ему подам, допустив, что такое будет возможно. Остается одна надежда, что, сходя на берег на Периме, я увижусь с кем-нибудь из своих людей и успею шепнуть ему несколько слов.
Араб-переводчик беседует со мной, и возникает ощущение, что ему поручили что-то у меня выведать. Это сомалиец, получивший воспитание в миссиях Берберы, но каждому известно, что выпускники этих заведений, мужчины и женщины, как протестанты, так и католики, являются средоточиями всех пороков. Мужчины в большинстве своем пьяницы и фискалы. В британской Индии существует школа разведки для местного населения, в ней-то и завершают свое образование эти почтенные господа. Они поочередно выдают то правительство, их содержащее, то таких же, как они, шпионов, за которыми им поручено следить.
Обычно жизнь они кончают, получив удар в спину или от последствий подозрительной колики, и нередко такой финал устраивает всех. Поэтому опекающая их «Интеллидженс сервис» старается не поднимать шум вокруг своих навсегда умолкнувших агентов.
Я вспоминаю об участи, постигшей одного из таких тайных сотрудников, который на «гражданской службе» был владельцем фелюги. Он посещал аравийское побережье, беспрепятственно занимаясь разного рода контрабандной торговлей, но при этом исправно докладывал «Интеллидженс сервис» о передвижениях йеменских племен и обо всем, что ему удавалось выведать благодаря доверию, которым он пользовался у своих соотечественников.
Майор Лоуренс, который один пролил больше крови (правда, крови туземцев), чем ее пролилось во время резни армян, прибегал к его услугам, обделывая свои темные делишки. Кажется, этот араб однажды наведался ко мне на судно якобы для того, чтобы попросить табака. Так вот, ему было дано довольно деликатное поручение, которое состояло в том, чтобы спровоцировать кровавую расправу над племенем, пользующимся покровительством британского «Political service», представив дело так, что оружие для убийц якобы было поставлено итальянцами.
Дело удалось, но накуда знал слишком опасную тайну, и кто-то сообщил зараникским контрабандистам из Кор-Гулеифы, что этот человек — английский шпион. Именно в тот момент «Интеллидженс сервис» доверила ему проведение очень важной операции в этих местах.
Наш накуда, ничего не подозревая, приплыл на фелюге в Кор-Гулеифу и бросил там якорь. Его уже ждали. Две заруки тотчас поспешили к нему с визитом. В мгновение ока он был крепко привязан к якорю весом восемьдесят фунтов, а затем опущен в воду на глубину десять метров. Предварительно арабу посоветовали как следует проследить за тем, чтобы якорь хорошенько зацепился за дно. Что касается невинной «Интеллидженс сервис», то разве она имела какое-то отношение к ссоре, возникшей между контрабандистами? Одним из них стало меньше — вот и все дела! Ол райт!
