Ричард – львиное сердце - Хьюлетт (Юлет) Морис (е книги TXT) 📗

– О-о! – прошептала она. – Вы пришли меня убить, мой повелитель?

– Помилуйте, мадам! – поспешил сказать Ричард. – Да я готов служить вам совсем иначе, и я предполагал, что имею на это право. Ведь я пришел сюда по вашему приглашению.

Она провела по лицу рукой раз-другой, как бы сгоняя с него паутину. Одна из женщин жалобно, с мольбой взглянула на Ричарда, но тот не обратил внимания. Монах что-то пробормотал себе под нос, затем сказал графу вслух:

– Вы видите, господин мой, мадам чересчур утомлена.

«Еще бы, негодяй! Это – твоих рук дело», – подумал граф.

– Надеюсь, – перебил он вслух, – ее милость дозволит вам удалиться, сэр.

В ответ на это мадам махнула своим приближенным рукой, чтобы они удалились, и продолжала махать еще долго после того, как они все вышли. Так она осталась наедине со своим будущим повелителем. На ее испитом личике были еще следы дивной красоты – красоты сочетания черного с белым; но вид у нее был такой, как будто она дружила с привидениями. Ричард был с ней очень любезен. Он подошел поближе и сказал:

– Мне больно видеть вас, мадам, в таком состоянии…

Она перебила его вопросом;

– Они хотят, чтобы вы на мне женились? Он улыбнулся.

– Наши повелители желают этого, мадам.

– Вы уверены в этом?

– Я только потому сюда и явился, что твердо уверен.

– И вы желаете…

– Я желаю, – поспешно, отрывисто перебил он ее, – только двух вещей – блага моему государству и вам! Если я еще желаю чего-либо, так это – Бог мне свидетель! – единственно сдержать свое обещание.

– Какое обещание?

– Вы видите, мадам: я ношу знак Креста Господня на плече.

– Ну, это – дело рук Господних! – промолвила она, со страхом глядя на крест.

Она принялась поспешно ходить по комнате, разговаривая сама с собой. Ричард не мог хорошенько разобрать, что она говорила: толковала она и про веру и про время;

– Надо бы сейчас же это сделать, сейчас! О, внемли мне. Пастырь Израиля!

Потом, дико взглянув Ричарду в лицо, Элоиза прибавила:

– Странное, не женское дело! Нельзя возлагать на меня такого дела…

Потом, ломая руки и не сводя глаз с Ричарда, она принялась кричать:

– Фу, яд, яд, яд!..

«Бедная женщина, – подумал он. – Она ведь одержима бесом: стало быть, не жена мне. Во мне и без того много бесовского!»

Затем он проговорил вслух:

– Что мучает вас, мадам? Скажите мне, в чем ваше горе, и, клянусь жизнью, я вам помогу, как сумею.

– Нет, вы не можете пособить мне… Никто не поможет!

– В таком случае, с вашего позволения… – он подошел к выходу, – я позову слуг вашей милости. Обсуждать это дело мы можем и потом: времени у нас достаточно.

Элоиза остановила бы его, если бы у нее хватило смелости или силы. Но она буквально истощилась: едва успели войти к ней се женщины, как она свалилась. Смущенный Ричард решил выпытать у отца всю правду во что бы то ни стало, на другой же день. Он так и сделал, и, к его величайшему изумлению, король принялся говорить с ним рассудительно, вместо того, чтобы браниться. Он сказал, что мадам Элоиза – девушка слабая, болезненная и, по его мнению, ей нужно только то, что и всем молодым женщинам – мужа. Она слишком предана монастырю; ей являются видения, она подавлена строгостью правил, ничего не ест и реже стоит на ногах, чем на коленях.

– Впрочем, сын мой, все это ты можешь по-своему исправить, – заметил король Генрих. – Все эти капризы, припадки скуки, тоска, мечты. Пуф! Ты можешь рассеять их одним поцелуем. Еще не пробовал, нет? Что? Слишком холодна? Но тебе следовало бы.,.

И пошел, и пошел…

В тот же день, уже поздненько, прибыли французские послы, в их числе Ричард увидел графа Сен-Поля.

Никогда не нравился ему этот граф, вернее сказать, он просто не выносил его. Но Сен-Поль был родной Жанне. Она даже несколько отражалась в нем: его окружало ее таинственное благоухание, его озарял луч ее обаяния. Ошеломленному, истомленному, мрачному, несколько выбитому из седла Ричарду показалось, что Сен-Поль не походит на своих товарищей. Вследствие этого, он приветствовал его более, чем с простым радушием, к прискорбию Сен-Поля. Ричард заметил это впечатление, и вдруг ему припомнилось, что ведь такое обращение должно было служить жестокой обидой Сен-Полю.

«Черт побери, что это я затеял? – восклицал Ричард про себя. – Мне должно быть стыдно смотреть в лицо этому молодцу, а я веду себя с ним, как брат».

– Сен-Поль! – тотчас же обратился он к брату Жанны. – Мне хотелось бы с вами поговорить: это даже мой долг перед вами.

– Я весь к услугам вашей милости, – с чопорным поклоном отвечал Эд. – Когда и где вам угодно…

– Идите за мной, как только покончите со всем этим шутовством, – решил Ричард.

Спустя час его приказанье было исполнено. По своему обыкновению он пошел напролом:

– Сен-Поль! Полагаю, вам известно, где мое сердце – здесь или в другом месте? Я желаю, чтобы вы поняли, что в данном случае я поступаю против личной моей воли, против моего собственного убеждения.

Даже для Сен-Поля прямота этой царственной натуры была несомненна.

– Но, государь мой… – забормотал Сен-Поль, в котором благородное чувство боролось с озлоблением. Ричард прервал его:

– Если вы сомневаетесь – что вполне вам разрешаю – я готов вас убедить: я поеду с вами, куда вам будет угодно и отдаю себя в полное ваше распоряжение… Помните только, что это решение будет бесповоротно. Еще раз говорю вам: я это сделаю! Хотите оставаться здесь, или поехать со мной?

Сен-Поль проклинал свою судьбу: он ведь был приставлен к этой французской девчонке.

– Господин мой! – проговорил он. – Я не могу вам повиноваться: моя обязанность везти мадам в Париж. Такова воля моего повелителя.

– Ну, так мне придется ехать одному. И я поеду. Еще раз повторяю! Мне до смерти все это надоело!

– Господин мой, Ричард! – вскричал Сен-Поль. – Я не смею приказывать, но и я скажу: поезжайте! Я не знаю, что произошло между вами и моей сестрой Жанной, но я хорошо знаю одно: было бы странно, если бы вы не сумели склонить на свою сторону такого судью.

Он рассмеялся недружелюбно. Ричард окинул его холодным взглядом.

– Если бы было в моей воле, друг мой, – проговорил он, – я не потерпел бы ничьего посредничества.

– Но это предложение было сделано не мной, государь мой, – возразил Сен-Поль.

– Да иначе и не могло быть, – резко заметил Ричард. – Я сам решил так, так как считаю, что каждая благородная дама имеет право по своему усмотрению располагать своей особой. Она меня любила…

– Я думаю, сэр, она ваша и сейчас.

– Вот я в этом-то и намерен убедиться, – заметил Ричард. – Но довольно об этом! Какие новости у вас в Париже?

Сен-Поль не мог удержаться: у него давно был готов сорваться с языка весь запас известий, которые он получил с юга.

– Там очень восхищаются одной сирвентой Бертрана де Борна.

– Какого содержания эта сирвента?

– Непристойного. Он назвал это – «Сирвента о королях», а сам в ней говорит много дурного о вашем ордене.

Ричард засмеялся.

– Я уверен, что тут ему и книги в руки, и недаром. Я думаю, не поехать ли мне повидать Бертрана?

– О, государь мой! – многозначительно проговорил Сен-Поль. – Он вам наговорит много хорошего, но много и не совсем хорошего.

– О, наверно! Уж у него такая привычка, – заметил Ричард.

Ему не хотелось теперь никому поверять свои думы, не хотелось искать помощи против осаждавших его соблазнов. Он ведь всегда и все делал по-своему: и это было как бы его право, его «droit de seigneur» [20], естественный закон, в силу которого глупцы подставляют свою шею под пяту людей, сильных духом. Но что из этого? Ричард знал, что желаемое всегда у него под рукой, знал, что он может завладеть снова Жанной, когда ни пожелает. И ни король английский, ни король французский, ни Вестминстерский Совет, ни Имперский Сейм [21] – ничто не в силах помешать ему, если захочет. Но этого-то именно он и не хотел теперь, он сам сознавал это. Подавить ее потоками излияний любви, чувствовать, что она вся трепещет, пугается, теряет самообладание от волнения своего сердца, принудить ее, сломить, укротить, когда в ней всего прекраснее ее молодые силы, ее юный гордый дух… Нет, никогда, хоть поклясться Крестом Господним!