Симода - Задорнов Николай Павлович (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
Ябадоо показал на матросов, потом на солнце и опять на постройку.
– Это для нас! – понял Берзинь. – Велит нынче переселиться.
– Да, поторапливает, – молвил Вася.
Обедали на берегу. Подошли Аввакумов и Киселев, отоспавшиеся до обеда. Каждому матросу японцы принесли, как и своим рабочим, по деревянному ящичку с рисом и с холодным, несоленым супом в чашках.
Аввакумов, сидя под соломенным навесом, нарисовал для Ябадоо основание русского корабля.
– Называется киль!
– О-о! О-о! – произнес старый судостроитель. «Ну как это будет возможно у нас?» – подумал Ябадоо. Как бы то ни, было, но следовало обеспечить постройку корабля всем необходимым.
Ябадоо дружески улыбнулся матросам, словно приготовил для них сюрприз. Откуда-то появился Иосида и сказал, что Ябадоо-сан приказывает всем шестерым сегодня же переехать из его дома в лагерь, так как один барак уже готов с утра. Помещения очень хороши.
– Пожалуйста, получите, – добавил он.
После работы матросы пошли за вещами. Возле их постелей лежали постиранные рубахи и халаты.
– А где же подштанники? – спросил Букреев.
– Может, еще не просохли? – предположил Берзинь, выглядывая в окно.
Но подштанников нигде не было видно. Нет и работника, спросить не у кого.
– Около бани исподнее, лежит на траве! – крикнул со двора Берзинь.
– Стираное?
– Нет, грязное. Как мы бросили, так и лежит.
– Видишь ты! Значит, бабы у них мужское белье стирать стыдятся, – сказал Аввакумов, подбирая в саду свое белье.
– А как же рубахи? Вон как славно постирали.
– То рубахи...
Вошли в дом. Янки еще не было. Он где-то задерживался. Вслед за матросами в дверь потихоньку влез И Ван.
– Послушай, брат, разве у вас бабы такие горячие, что им кальсон не дозволяется касаться... в руки не берут? – спросил Букреев, показывая на свое нестираное белье.
– Спасибо... спасибо... – ответил И Ван.
Вошел улыбающийся самурай, узнав, о чем речь, объяснил, что такие кальсоны до сих пор японцам неизвестны, поэтому стирать лучше самим. При этом Ябадоо посмотрел виновато и ощерился в улыбке.
– Ладно! Мы чужой закон уважаем! – сказал Маточкин.
Янка Берзинь вошел быстро. Он был бледен.
– Ты что? – спросил Васька.
– Я ничего...
– Строго же! Деревня! Вообще-то, наверно, это хорошее правило, – говорил Букреев, когда шли в лагерь.
Мецке Танака, прибывший на судне с матросами, сопровождал их. Он шел рядом, кивал, улыбался и тянул уши, как бы стараясь понять. Говорили про Японию. Мецке сегодня выспался и приступил к делу с новыми силами. Он сознался, что ночью шпионам хотелось спать и наблюдение производилось недостаточное.
– Эх, брат, и надоел ты нам! – сказал ему Букреев. – Дал бы я тебе затрещину, чтобы ты долго помнил...
Мецке захихикал. У ворот он низко поклонился и показал, что в лагерь войти не смеет.
– Конечно, тут уж мы никуда не денемся, как в тюрьме, – ответил ему Василий.
Вокруг лагеря поодаль друг от друга прохаживались японцы с саблями.
– Еще пришли два судна с чиновниками из Эдо, – докладывал о раздобытых сведениях Киселев.
Матросы расположились в законченном бараке у стены, когда, дрожа от страха и озираясь, вбежал Иосида. Седые клочья волос торчали на его потной лысине. Он казался еще более жалким, чем на судне.
– Пу-тя-тин! – воскликнул Иосида, протягивая синюю от холода, тощую руку. – Идет! Уже идет!
Он объяснил, что чиновники пришли и стоят во дворе. Они просят, чтобы унтер-офицер от имени русского правительства осмотрел храм, отведенный для адмирала Путятина напротив лагеря. Аввакумова просили надеть форму, взять оружие и с двумя матросами встать в почетном карауле у входа в храм. Снаружи будет стоять японская охрана с саблями, а во дворе и у входа – русские с ружьями.
– Адмиралу это будет очень приятно! – пояснил Иосида. – Очень красиво...
Аввакумову и матросам пришлось заново обряжаться в мундиры и затягиваться.
– Неужели подходят? – удивился Дементьев.
– Евфим Васильевич ходкий! – похвалил Маточкин.
– Как же! Это наш адмирал! – с гордостью молвил Василий, надевая кивер и глядя в зеркальце, прилаженное на ранце.
– Выперли нас... Мало погостили, – сказал Янка.
– У барона-то, – молвил Букреев.
– А вы все зарились... По усам текло, да в рот не попало, – сказал Аввакумов.
Янка Берзинь самодовольно усмехнулся, но смолчал. Сегодня он не зря задержался за баней после того, как товарищи нашли и собрали белье в траве и пошли в свое помещение. Янка заметил в зарослях в саду синий халат японки, приносившей утром кувшины с сакэ и угощение.
Стоило ей мелькнуть в высокой чаще безлистных стволов-прутьев и только раз глянуть на Янку, как проворный матрос вмиг очутился в бамбуках и крепко сжал ее в своих объятиях.
Она немолодая, но все же ладная.
Когда зарычал и закашлялся самурай, ходивший бдительно по саду, то Янка ее уже отпустил и она пошла, отряхнув халат, как ни в чем не бывало. По лицу и по глазам ничего не узнаешь. Как ничего и не было! Вот у кого надо учиться! Такую жги огнем – не признается.
Янка ничего не говорил товарищам. Когда шли от самурая с вещами, останавливались закуривать, Васька спросил:
– Что у тебя руки дрожат? Кур воровал? – Букреев подмигнул товарищу. Он догадался, зная друга и приятеля Янку.
– Сейчас построимся и выйдем с ружьями на плечах, – сказал Аввакумов.
Глава 4
БОГИ ПОЮТ
Над горами появилось незначительное желтоватое облако. Такого еще не бывало. Лесные склоны занимались, как пожар, дымом.
– Быстро они вокруг моря дошли! – говорил Аввакумов, стоя у ворот храма с товарищами.
– Здесь еще тихо и цветы, – с оттенком грусти сказал Маточкин, обращаясь к проходившим мимо и улыбавшимся ему празднично разнаряженным, нежным на вид мусмешкам, – тучей найдут и все вытопчут.
Девочки и девушки посмотрели ему в лицо, рассмеялись и прошли гурьбой дальше по улице. С огромными красными, голубыми и пестрыми бантами на спинах, ладненькие и крепкие, в грошовой, но опрятной обуви, они зашагали озабоченно, как за важным делом или на богомолье.
Большой овальный куст камелии около поворота дороги похож на слегка склоненную нежную и чистую девушку в праздничном кимоно из шелка, затканного красными цветами. Наверно, в глубокой древности первые японки хотели нравиться и радовать, поэтому сшили себе такие одежды, чтобы походить на цветущие кусты. Надевая кимоно, как бы становишься нежным и прекрасным кустом красных и розовых камелий. В свое время это было, конечно, открытие, изобретение, гораздо более могущественное, чем современные американские паровые машины с пароходов Перри! Даже несравнимо!
Мецке Танака стоял у поворота дороги. Он очень недоволен, что девушки здешней деревни оделись празднично и не обращают внимания на замечания.
Здесь следит за порядком не один Танака. Много мецке нагрянуло в Хэда из столицы Эдо, из Симода и Нирояма. Но Танака считается одним из наиболее опытных.
Девицы в этой глуши дики, не оказывают должного почтения. Поклонились низко, но потом сделали вид, как будто ему следует пройти, а не им полагается убраться с улицы. Здесь, в глухой деревне, люди вообще неучтивы. Если так одеты, то не простые девушки; если из богатых семей и так нарядны, должны быть обучены манерам. Виноваты родители, зачем отпускают? Лишний раз подтверждается народная мудрость, что женщине, какая бы она ни была, никогда нельзя предоставлять самостоятельность.
Хищно выгнулась верхняя губа в черной реди усишек, как в хлопьях сажи. Приоткрылись торчащие желтые неровные зубы. Так бы, кажется, мецке и вцепился клыками в невинных красоток.
Чувствуя злой, липкий взгляд, девушки приостановились и притихли.
Высокая, с большими огненными глазами, сияющими почти злорадно, дочь купца Ота сказала что-то подруге. Обе засмеялись. Невежливо, даже дерзко смотрели на полицейского, черный огонь злорадства не угасал в девичьих глазах.
