Дело султана Джема - Мутафчиева Вера (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
– Саади, – позвал он меня.
Мы снова вернулись во двор, сели на каменный парапет фонтана. По струям его стекал уже не огонь, а голубое серебро.
– Саади, – сказал Джем, – ты знаешь, кем ты был для меня.
– Почему был? Друг Джем, не отнимай у меня твоей дружбы! Не…
– Не надо, Саади! Скажи только… – Он положил мне на плечо руку, и я, как всегда, почувствовал покоряющую силу его тепла. – Скажи: зачем ты произнес те слова? Я не хочу думать, что меж близких мне людей есть чужие уши, что через тебя кто-то испытывает меня или за мною следит. Допустив такое подозрение, я почувствовал бы себя ограбленным. Но все-таки зачем?
«Ради тебя! – хотел я ответить. – Разве не видишь ты, что я ищу путей, которые увели бы тебя от роковой судьбы? Ибо вместе с тобой угаснет солнце…» Вот что хотел я ответить, но сказал иное:
– Должно быть, я слишком много выпил, мой господин. После недавней лихорадки я стал легко пьянеть… Мне не следовало… Хотя это – чистая правда. Прости, коль слова мои были неуместны, и не допускай в свое сердце сомнения. Не чужим ухом – камнем желал бы я быть у тебя под ногами, друг Джем, чтобы по мне ты прошел к спасению…
Я еле сдерживал слезы. В какой-то мере тут повинно было выпитое. Но Джем, казалось, не слышал моих последних слов.
– Чистая правда, ты говоришь… – задумчиво подхватил он. – Я всегда считал, что нам есть чему поучиться у христиан. Отчего, Саади, в них заложено большее чувство справедливости? Отчего они не почитают силу единственным судьей на земле? Разве смерть может быть разрешением чему бы то ни было? Смерть – это всего лишь конец. Конец добру или злу, но не приговор, не выход…
Он говорил о смерти вообще, а думал о собственной смерти.
Не удивляйтесь тому, что Джем произнес тогда – и часто произносил – мысли, не подобающие правоверному. Боюсь, что он плохо знал наш Священный закон. Причиной тому в известной мере его христианка-мать, но в гораздо большей – персидская поэзия. Известно, что персы – еретики, что они пьют вино и придают излишнее значение земным радостям и скорбям. Не напрасно наши священнослужители отвергают персидские стихи: ничто не рушит нашу веру сильней, чем они.
– Да, – подтвердил я, снизив голос, словно уже опасался подслушивателей. – Смерть не есть разрешение. Пока человек жив, он должен искать иного выхода. И эти поиски не могут быть грехом, не так ли, господин мой?
Джем не ответил.
Из слов великого визиря Мехмед-паши я понял, что история сочла его первым побудителем Джемова бунта. К сожалению, это не так. Не нишанджи Мехмед, видевший в последний раз Джема, когда тому было четырнадцать лет, а я посеял семя смуты в душе Джема, от меня исходил тот толчок, которого он с жадностью ожидал.
Я угадывал, что Джему ненавистна мысль о неизбежности смерти; видел, как потрясло Джема дерзкое благословение Зейнеб-хатун. Но оно еще не оправдывало бунта против закона. Я подсказал Джему такое оправдание: не ощутив своей правоты, Джем никогда ничего бы не предпринял.
Простите, я попрошу об отдыхе. Все, о чем я сказал до сих пор – о наших днях и ночах в Конье, о Зейнеб и Хайдар, давно усопших, и, больше всего, о короткой предрассветной беседе с Джемом у фонтана, – мне бесконечно тяжело вспоминать. Тяжелей, чем все последующее – явные страдания.
Вторые показания поэта Саади о событиях с 21 мая по 15 июня 1481 года
Не с немым суданцем – как вы теперь уже знаете – достигла эта весть Карамании. Один сипах – из тех, кто получил приказ явиться в Ункяр-чаири, – прослышав о ней, вскочил на коня и во весь дух помчался в нашу столицу. Из-за того, что он не решался никуда свернуть, чтобы сменить лошадей, и ночами ему приходилось отдыхать, он потерял много времени. Вот отчего Джем узнал о смерти отца позже, чем Баязид. Отнюдь не единственный пример того, как чистая случайность предопределяет исход мировых событий.
Аллаху было угодно, чтобы я, присутствовавший при всех важных событиях в жизни Джема, был возле него и в тот миг.
Наш день начался как обычно. Спустившись во двор, мы уже застали там Джема, разгоряченного утренней скачкой. Я подошел, чтобы поцеловать его в плечо, и ощутил исходящее от него тепло. С той ночи, когда оба мы осмелились сказать вслух о неизбежности его смерти, я радовался каждому часу, проведенному рядом с ним.
«Джем еще здесь, о великий аллах! – думал я. – Джем еще жив…»
Он смотрел на меня ласково, словно напоминая, что я не должен приветствовать его как повелителя.
– Саади, – сказал он, – я не слышал ни одного стиха из твоего нового дивана.
– Мой господин, – ответил я, – прости своего слугу за то, что он боится оскорбить твой слух незрелым творением.
Рассеянно-веселый взгляд Джема уже перебежал от Хайдара к Насуху и остальным.
– Друзья мои, – сказал он, – сегодня вечером мы будем слушать новые стихи Саади. Это приказ!
Не успели мы рассесться вокруг фонтана и начать беседу, как прибежал один из стражников.
– Шехзаде, – обратился он к Джему. – Прибыл гонец. Спрашивает тебя.
Я похолодел… Вот оно… Вот оно! Кошмары, многие месяцы терзавшие меня, стали явью. Одного взгляда на гонца (то был простой сипах, смертельно измученный дорогой, весь в поту и пыли) было достаточно, чтобы увериться в этом.
Я заметил, что Джема поразила та же мысль. Сквозь легкий загар на лице его проступила бледность. Он не мог произнести ни слова.
– Что случилось? – прервал молчание Хайдар.
– Кто из вас султан Джем? – хрипло произнес сипах, и уже по одному тому, что он назвал нашего господина султаном, все стало до ужаса ясным.
«Я!» – кивнул Джем.
Мне показалось, что я теряю сознание.
Сипах с трудом преклонил колена. Он опустился на землю – обессиленный, грязный – и снизу, воздев лицо словно к солнцу, взирал на Джема.
– Мой султан, – от волнения голос его снизился до шепота, – повелитель наш, приготовь свое сердце к дурной вести! Всеславного Мехмед-хана уже нет среди живых. Возглавь наше войско, веди его туда, куда не успел повести твой отец! Сипахи, первая опора государства, верны тебе, мой султан!
Эта краткая речь явно была приготовлена заранее, она не подходила ему. «Быть может, он кем-то послан, – ухватился я за соломинку. – Сипахи предугадывают, чего они могут ждать от Баязида, и потому заняли сторону Джема. Аллах милосердный, хоть бы это было так!»
– Перестань! Перестань и поднимись с колен! – Молитва моя была прервана бесстрастным голосом Джема. – Престол Османов имеет наследника. Отчего не покоритесь вы Баязиду?
– Куда поведет твой брат нашу державу? – Сипах теперь уже не шептал, а кричал. – Куда укажут муллы, вот куда! Вы ведь помните, – обратился он уже к нам, – как жило войско до великого Мехмеда: ни хлеба, ни земли. Чтобы муллам побольше осталось. Неужто ты отдашь нас снова на поругание, султан Джем? Кто завоевал славу для дома Османов, кто покорил мир? Мы, рядовые воители аллаха! Мы хотим султаном тебя, Джем!
«Да, он послан! – беззвучно ликовал я. – Небо услышало мои молитвы!»
Теперь Джем выглядел уже иначе. Смертельная бледность отхлынула от его щек, глаза испытующе впились в сипаха, словно желая открыть, что прячется за его пылкой речью: предательство, заговор, верность?
Мы стояли, точно окаменев. И вдруг я услыхал собственный голос – он был лихорадочным, как и все в этот день:
– Мой господин, внемли своему войску! Багрянородный властитель, не уступай нашей ратной славы скопцам-дервишам! Твой смертный приговор подписан, тебе нечего терять. Спаси империю Османов, султан Джем, право – на твоей стороне'.
Да, я сказал это. Признаю.
– Право… – тихо повторил Джем. И уже громко, неистово: – Есть ли у меня это право?
– Есть! Ты поведешь борьбу не только за свою собственную жизнь – на тебя уповают многие, мой султан! Да и кто такой Баязид? – продолжал я, не помня себя. – Незаконнорожденный, сын рабыни, ублюдок!
– Оставьте меня! – гневно прервал меня Джем.
