Марфа-посадница - Балашов Дмитрий Михайлович (книги бесплатно читать без .TXT) 📗
В палате поднялся недоуменный ропот. Даже жалобщики растерялись. Всех ошеломил скорый суд и скорое решение великого князя.
Но и то еще было не все. Иван, уже испытывая злое торжество, поискав, нашел глазами Немира и возгласил:
— А тебя, Иван Офонасов, и сына твоего Олферия видеть у себя не хочу, понеже ты и он мыслили датися за короля и отчину нашу, князей великих, Новгород, под короля литовского приводили!
Бледнея, Немир поворотился к выходу. Им дали только переступить порог. Тотчас к Ивану Офонасову подошел Василий Китай, а к Олферию — Юрий Шестак.
— Взяты именем государя нашего и великого князя Московского! повелительно произнес Китай.
Немир обернулся затравленно. Кругом блестели обнаженные клинки московских дворян. Сопротивляться было бесполезно.
Тучина, Василья Никифорова, Матвея и Якова Селезневых, Телятева, Ивана Есипова, Бабкина, Федорова, Квашнина, Тютрюма, Балахшина, Кошюркина и Ревшина в тот же день взял на поруки, внеся полторы тысячи рублей из владычной казны, испуганный архиепископ Феофил, на которого налетели со всех сторон вчерашние враги, сегодня ставшие единомышленниками в несчастьи. Поименованных продолжали держать в затворе, но за новгородскими приставами. Что же касается шести великих бояр: Богдана, Онаньина, Федора Борецкого, Лошинского и Ивана Офонасова с Олферием, их Иван решительно отказался выдать под любой заклад.
Страшная весть переполошила весь город. Оксинья Есипова прибежала к Онфимье Горошковой простоволосая, в одном платке.
— И твоего Ивана забрали!
Онфимья молча царапала себе руки, бегала по горнице. Оксинья смотрела растерянно, попыталась утешить.
— Их-то за приставы, а тех в железа! Что ж делать-то, Марфе Ивановне как сказать?
Онфимья остановилась.
— Онаньиха знат?
— Не весть! Фовру встретила сейчас на мосту, зареванная вся! Марья Тучина тоже знат ли? Жонки ума лишатся, у обоих мужиков забрали! Что ж делать-то, Онфимья? — повторила Оксинья растерянно. — И Федор, и Богдан, и Онаньич!
— Что делать? Побегу к Марфе! Не выпустят их! Говорила мне она, упреждала! Поди, плотницяне радуютце! — зло процедила Онфимья сквозь зубы.
— А и им то же будет!
— Неужто мужики смолчат? — отозвалась Есипова. — А тут пиры, не знай, то ли пей, то ли слезы лей!
Грохнула дверь в сенцах, в дом вихрем ворвалась Иринка Пенкова.
— Слыхали? Отбить!
— Отбить! По монастырям московской силы полно, а свои рати не собраны! — горько ответила Онфимья, завязывая плат. — Нет уж, пришла пора кланятьце, так спины не жалей! К Марфе Ивановне похожу. Что мать?
— Без памяти лежит. Отливали, — ответила Иринка и вдруг, согнувшись, заплакала по-детски, навзрыд.
Офонас, Феофилат, Казимер с Коробом, Александр Самсонов спешно пересылались гонцами. Суд Ивана затрагивал всех. На право судить новгородца в городе «своим судом и за своими приставы» еще никто не подымал руки.
Потерянный Феофилат, почуяв, что на его хитрые узлы тут пришелся московский топор и неизвестно, начав с Богдана, не кончат ли им, суетился, подгонял прочих. Захария Овин и тот явился со всеми вместе хлопотать перед князем о милости и снисхождении. Отрядили выборных к архиепископу.
Весь понедельник шла подготовка посольства, совещания, споры. Уже подымалась голка по городу. Гнев и смута охватывали низы. Хоть и медленно, хоть и не так, как в прошлые века, когда достаточно было позвать, — и город подымался весь в оружии на защиту своих и боярских прав, но громада начинала волноваться. Уже кучками собирались ремесленники по углам.
Москвичей все чаще начинали задирать. Великокняжеские ратники подтянулись к Городцу. Заставы на дорогах были усилены втрое. Казалось, вот-вот вспыхнет пламя мятежа, но некому было поднести огонь, некому и не из чего высечь запальную искру этого пламени…
Борецкая, бледная, решительная, — обрушившееся несчастье разом поставило ее на ноги — распоряжалась, рассылала и собирала слуг, готовила коней и оружие. О посольствах, просьбах она даже не думала. Отбить!
Непременно отбить! Но кем? Городец стал крепостью, его и ратью не возьмешь. Следовало перекрыть пути. Она вызвала Богданова ключника, но в доме у Есиповых был полный разброд, хозяйничали одни бабы, внуки Богдана тоже сидели за приставами, и ключник и ратные Богдана не трогались с места.
Борецкая вызвала своего дворского и старшего ключника, Иева Потапыча, веля им поднять Богдановых молодцов и собрать всех своих людей, кого можно.
— Пятьдесят ратных, боле не наберем! — сказал дворский.
— Богдановых нать!
— Богдановы не послушают, — мрачно возразил ключник, опуская глаза под слепящим взглядом Марфы. — Был я уже… Словно бы оговорил их кто!
Слушок есть такой… — хищное лицо Иева покривилось, он глянул жестко в глаза госпоже:
— Они, как Богдана взяли, оробели враз, скорее князя послушают, чем тебя! Да и городищенские шастают тамо…
— Подкуплены?
— Может, и московски посулы, кто знает!
Иев был недалек от истины. Служилым людям Богдана наместник велел намекнуть отай, что великий князь Московский берет в службу военных слуг опальных бояр, если, конечно, они верны государю Московскому. Богдан был для своих молодцов каменной горой, и уж коли эта гора обрушилась так легко и просто, навряд кто другой возможет противустать Москве! Так они все, ежели и не рассуждали, то думали, и класть головы уже не захотел никто.
Борецкая отрядила пятьдесят своих оружных и в тот же день скрытно послала к Липне, стеречь дорогу через Ям и Бронничи и попытаться перенять, ежели повезут тем путем. А ежели не повезут? Или силы не хватит?
Марфа ходила по терему, как зверь в клетке, — все отреклись!
Богдановы люди как опоены, Онаньин, Иван Офонасов — кто мог бы помочь, сами взяты. Тучин, Матфей Селезнев, Никифоров — сидят. Савелков! Он один, больше и некому!
Иван был готов и понял Марфу с полуслова. Он поднял и вооружил всех, кого мог собрать. Но куда скакать, ежели садиться в засаду? На Мсту или к Русе?
«Боже мой, — думала Марфа, бегая по горнице, — боже мой! Знала, чуяла! Одна во всем Новом Городе!»
Во вторник архиепископ с избранными гражданами отправился на Городец.
Офонасу и Коробу с Феофилатом удалось за день собрать выборных от всего Новгорода.
Иван принял посольство в той же столовой палате, в которой творился суд. В ответ на мольбы старейших посадников и архиепископа возразил, глядя в лицо Феофила:
— Говорите, никогда издревле не бывало того, чтобы новгородца судили не своим судом? А как же писано в летописании новгородском, что Ярослав, чьи грамоты вольность мужей новгородских утверждают, заточил посадника Констянтина Добрынича? И паки Владимир Мономах призывал в Киев бояр новгородских, и иных оправил, иных же оковал и поточил в Киеве? И святой великий пращур наш, Александр Невский, такоже вершил, призывая к себе бояр Нового Города и по иным градам расточая? И то все при древлих великих князьях благоверных деялось, и тебе, богомолец наш, и тебе, Яков, и тебе, Феофилат, то ведомо! И то еще ведомо тебе, богомольцу нашему, и всему Нову Городу, отчине нашей, — с нажимом произнес Иван, — колико от тех бояр и наперед сего лиха чинилося, а и нынеча что ни есть лиха в отчине нашей, он опять подчеркнул слово «нашей», — то все от них же чинится! Ино како мне за то лихо их жаловати?
Взятых бояр в тот же день в оковах, с сильною охраной послали на Москву.
— Теми же часами в Москву умчали! — донес Марфе прискакавший с Городца гонец.
Феврония билась в рыданиях в материном дому. Олена сидела рядом, бледная, отхаживала сестру. Марфа стояла посреди столовой горницы, коротко и резко приказывая подбегавшим слугам. Савелков, одетый, сгорбившись сидел у стола.
— Стало так! — говорила Марфа. — Скачите сейчас на Липну, там мои ратники ждут. Отсюда через Ковалево.
— Заставы тамо!
— А прямо, круг Юрьева?
— У Перыня не перейти, лед не держит. Надо кругом.
