Жан Кавалье - Сю Эжен Мари Жозеф (книги онлайн полные версии TXT) 📗
– Ох, будь Ефраим тысячу раз проклят! – невольно воскликнул Кавалье. – Если бы он исполнил мои приказания, половины его отряда хватило бы, чтобы наши склады остались в безопасности.
– Это правда: сотни решительных людей было достаточно, чтобы сделать невозможным нападение, так удавшееся мне. Но каким образом такое важное распоряжение не было исполнено?
– Э! Зависть, фанатизм, глупость страшно ослепляют человека! – воскликнул Кавалье, наклонив голову с убитым видом.
Подумав с минуту, Вилляр сказал Кавалье тоном, полным доброжелательства:
– Послушайте меня, Кавалье! Если бы я хотел утопить восстание в крови, я воспользовался бы тем, что вы просите у меня столь невозможной вещи, как города-убежища, и прервал бы сию же минуту это совещание. Враждебные действия возобновились бы. Подкреплений, которые подоспеют ко мне из Дофинэ, достаточно, чтобы оцепить вас, запереть в ваших горах. Ваши склады уничтожены; страна, где вы останетесь, повсюду пустынна и покинута. Менее чем в неделю, я возьму вас измором...
– Голод – плохой советчик, ваше превосходительство, – эта победа дорого вам обойдется, – сказал Кавалье мрачно.
– Ваши люди лучше дадут себя перебить до последнего, чем сдадутся, скажете вы мне? Верю вам. Если подобное уничтожение я поставил бы себе целью, она, следовательно, была бы достигнута. Но дело не в этом. То, что я хотел бы, – это привязать вас к службе королю, видеть вас сражающимся за Францию, а не против нее: я ведь знаю вашу храбрость, ваш ум...
– Никогда, никогда я не отделю своих выгод от дела моих братьев по оружию! – воскликнул Кавалье.
– Кто же принуждает вас к этому? – спокойно возразил Вилляр. – Я понимаю, я уважаю вашу заботливость о тех, кто бросил все, чтобы последовать за вами, о тех, которые, подобно вам, внесли своего рода благородную честность в преступную войну. Неужели вы думаете, что король не понимает, чего стоят опытные солдаты, не понимает всех выгод, которые может доставить на войне храбрый отряд, прекрасно дисциплинированный и привыкший слепо повиноваться вам?
Кавалье посмотрел на Вилляра с величайшим изумлением, тот продолжал:
– Доказательством тому, насколько его величество ценит вас и ваших, служит данное мне полномочие сделать вам некоторое предложение. Положите оружие, принесите присягу в верности королю. Пусть так же поступят ваши люди – и они будут преобразованы в два протестантских полка, над которыми вы получите команду с чином генерала. Сейчас же они воспользуются правами и преимуществами, которых вы требуете для всех гугенотов. Вам, без сомнения, кажется странным, что мы признаем права восставших, прежде чем подтвердить права остальных гугенотов, не сражавшихся с нами? Но ничего нет проще. Вы являетесь наиболее враждебными и опасными представителями протестантской партии: тем похвальнее ваше подчинение. Что же касается ручательства в постоянном исполнении обещаний короля, им послужит французское знамя, вверенное вашей верности и храбрости, им послужит предоставленное вам командование над четырьмя тысячами человек, прекрасно вооруженных и вполне вам преданных. Вот, сударь, то, что мне поручено предложить вам от имени его величества. Я не говорю о других королевских милостях – о графском титуле, вместе с которым вы получите дворянские имения, дарованные вам его величеством в знак...
– Ваше превосходительство! – воскликнул Кавалье, прерывая Вилляра. – Было бы бесчестным с моей стороны просить или принять что-либо, кроме того, что вы предлагаете моим братьям. Если они согласятся сложить оружие и служить королю при условиях, предложенных мне вами я не потребую иных милостей, кроме позволения остаться во главе их.
– Итак, вы принимаете мое предложение? – живо сказал Вилляр.
– Я так же не могу отступиться от своих солдат, как не могу выделить свои отряды из общего протестантского дела. Принять для себя и своих солдат преимущества, которыми не воспользовались бы мои лангедокские братья, – было бы себялюбивым и подлым поступком: я совершенно не способен на это.
Маршал подавил в себе мимолетное нетерпение и с величайшим спокойствием сказал:
– Когда вы говорите от имени своих солдат, я могу смотреть на вас, как на их представителя и предложить вам условия, осуществимые сию же минуту. Но этого не может быть сделано по отношению к делу протестантов вообще. Полномочия, которыми снабдил меня король, не простираются до возможности разрешать такие важные вопросы. Все, что я могу вам обещать в этом отношении, – это отослать ко двору записку, переданную мне вами, и поддержать ее всем моим влиянием, исключая во всяком случае статьи о городах-убежищах, но много времени пройдет до получения ответа. Между тем обстоятельства сложились так, что я должен знать сегодня же, могу ли я рассчитывать на ваше подчинение, или нет. Говоря между нами, вы слишком хорошо изучили военное дело, чтобы не понимать не оцененной важности некоторых случаев. Итак, объявляю, если вы теперь не примите моих предложений, сегодня же вечером я возобновлю враждебные действия. И, несмотря на всю вашу храбрость и храбрость ваших людей, вы погибли!
– Мы умрем со славой! – воскликнул Кавалье.
– И чего добьетесь вы своей смертью? Какие выгоды извлекут ваши братья из этой кровавой и бесплодной славы? Никаких! Примите мое предложение – и вы, наоборот, не только обеспечите своим отрядам величайшие выгоды, но можете надеяться, что король, тронутый вашим подчинением, дарует лангедокским протестантам (в чем я почти уверен) часть милостей, о которых вы говорите в этом прошении. Я забыл еще сказать вам, что в случае, если ваш отряд, несмотря на ваши добрые и благородные намерения, не захочет повиноваться вам, не сложит оружие, вы ничем не рискуете. Раз вы даете слово служить королю, что бы ни случилось, предложенные вам его величеством преимущества остаются те же. Только вместо того, чтобы образовать два полка из ваших людей, мы наберем два полка из добровольцев протестантов, а ваше имя явится достаточной притягательной силой, чтобы единоверцы стеклись толпами под ваше знамя. Те же условия, какие я предлагаю вашим людям, будут обеспечены и за ними. Наконец, щадя вашу щекотливость, которую я уважаю, обещаю вам: отряды, которыми вы будете командовать, никогда не получат назначения воевать с вашими братьями в случае, если возмущение продолжится еще некоторое время. Даю вам честное слово, что вы будете немедленно назначены на границу. Подумайте об этом хорошенько, Жан Кавалье! Взвесьте каждое из моих слов – и вы увидите, что простая рассудительность, любовь к отечеству, выгоды ваших отрядов, – все требует, чтобы вы поступили так, как я советую.
Предложения Вилляра превосходили даже тайные надежды Жана. Он никогда не допускал возможности сохранить под своей командой свои отряды, даже в случае, если бы он решился прекратить враждебные действия. Что касается согласия своих солдат, он не мог сомневаться в нем, раз за ними признают свободу совести и права, для завоевания которых они вооружились.
Любовь к Туанон, вражда к Ефраиму и, надо сознаться, почти отчаянное положение дел побуждали его покориться. Проект договора, предложенный им Вилляру, должен был, если бы он был принят даже отчасти, извинить его поведение в глазах единоверцев.
Тем не менее, прежде чем заключить правильный договор, Кавалье с минуту мучительно колебался. Хотя его решение было извинительно со всех точек зрения, он не мог не остановиться на мысли, что если бы не любовь к Туанон он, может быть, не поступил бы таким образом.
Пробужденная борьбой между хорошими и дурными побуждениями совесть строго спросила его: действительно ли была потеряна всякая надежда?
Подобно всем людям, готовым принять окончательное решение, которое осуждается смутными угрызениями совести, вместо ответа на жгучий вопрос Кавалье постарался забыться, сравнивая будущность, которую обеспечивало ему подчинение, с той, какая предстояла ему, если бы он продолжал поддерживать восстание даже с прежним успехом. В последнем случае он видел себя хотя и победителем, но вынужденным вечно скрываться, как преступник, и возбуждающим своими успехами зависть в остальных главарях.
